Вступительный взнос был, конечно, внушительный, начиная от двухсот тысяч долларов за большие отдельные комнаты с ванной и до пятисот тысяч за двухкомнатную квартиру, которых в пансионате было только четыре. При жизни обитатель пансиона являлся полным владельцем своего жилища, но после его смерти владение переходило к пансионату, что давало возможность снова продать комнату новому претенденту. Жители пансионата должны были также ежемесячно платить по две тысячи долларов за коммунальные услуги что, конечно, частично покрывала социальная защита.
Гостям разрешалось обставлять комнаты по своему вкусу, но только с одобрения персонала, хотя обстановка, предлагаемая пансионатом, была исключительно удобна и безупречного вкуса.
Недавно овдовевшая и тяжело переживающая одиночество, Грета охотно продала свой дом на Охре Пойнт, переселилась в «Латам Мейнор» и успокоилась, что приняла xopoшее решение. Как одна из первых жителей, она занимала самое лучшее помещение, просторное, со всеми удобствами, где она смогла разместить свои самые изысканные вещи. Но лучше всего было то, что когда она закрывала дверь, то не боялась одиночества по ночам. У дверей пансионата всегда стояла охрана, за порогом дежурила медсестра, а в комнате был звонок для вызова помощи, если понадобится.
Грета наслаждалась обществом приятных ей соседей и без труда избегала общения с теми, кто действовал ей на нервы. Она также поддерживала давнишнюю дружбу с Нуалой Моор; они часто вместе обедали и, по совету Греты, Нуала согласилась дважды в неделю давать уроки живописи в пансионате.
После смерти Тимоти Моора Грета начала кампанию по переселению Нуалы в пансион. Нуала сопротивлялась, уверяя, что ей и одной неплохо и она не сможет без своей студии, но Грета уговорила ее указать во вступительном заявлении свое желание занять двухкомнатный номер, где бы она смогла устроить себе студию, после чего Нуала задумалась, а когда адвокат одобрил ее решение, наконец согласилась.
«Но теперь этого не произойдет», — печально думала Грета, сидя в кресле, не притрагиваясь к обеду.
Она очень расстроилась после своего приступа слабости на похоронах Нуалы. До настоящего утра Грета чувствовала себя совершенно нормально. «Возможно, если бы я хорошо позавтракала, этого не случилось бы», — думала она.
Она не имеет права чувствовать себя плохо, когда ее собирается навестить падчерица Нуалы, Мэги Хеллоувей. В похоронном бюро перед службой Мэги представилась ей и сказала:
— Миссис Шипли, надеюсь, вы уделите мне некоторое время. Я знаю, что вы были близким другом Нуалы, и тоже хочу с вами подружться.
В дверь постучали.
Грете нравилось, что персоналу пансионата было рекомендовано входить в комнаты гостей только после приглашения, даже если возникало подозрение, что у жильца появилась какая-то проблема. Однако медсестра Маркей, видимо, не понимала, что, если дверь не заперта, это не означает, будто можно врываться в любое время. Некоторым такие бесцеремонные медсестры нравились, но только не Грете.
Не успела Грета отозваться на стук, как сестра Mapкей уже была в комнате с профессиональной улыбкой на крепком лице.
— Как мы чувствуем себя сегодня, миссис Шипли? — громко спросила она, подходя поближе, усаживаясь на пуфик и глядя почти в упор.
— Прекрасно, благодарю вас, мисс Маркей. Надеюсь, что вы тоже в добром здравии.
Грету всегда раздражало доверительное «мы». Она неоднократно говорила об этом, но эта женщина принципиально не обращала внимания, так что зачем волноваться, сказала себе Грета. Вдруг она ощутила сильное сердцебиение.
— Слышала, что в церкви у нас был обморок…
Грета положила руку на грудь, словно этим жестом могла успокоить сердце.
— Миссис Шипли, что случилось? С вами все в порядке?
Грета почувствовала, как ее схватили за запястье.
Сердцебиение кончилось так же внезапно, как началось. Она смогла произнести:
— Дайте только минутку, и мне станет лучше. Просто легкая одышка, вот и все.
— Советую вам откинуться и закрыть глаза. Сейчас позову доктора Лейна. — Лицо сестры Маркей было всего в нескольких дюймах от нее. Инстинктивно Грета отвернулась.
Спустя десять минут обложенная в кровати подушками, Грета пыталась убедить доктора, что случившееся с ней легкое недомогание совершенно прошло. Но позднее, тихонько засыпая с помощью слабого успокоительного, она не могла избавиться от неприятного воспоминания, как всего две недели тому назад недавно поселившаяся здесь Констанция Райнлендер внезапно умерла от сердечного приступа.
Сперва Констанция, потом Нуала. Бабушкин управляющий говорил, что смерть любит троицу. «Не хотелось бы стать третьей», — подумала она засыпая.
14
Нет, это не был кошмарный сон, это действительно произошло. Стоя на кухне дома Нуалы, который теперь невероятным образом принадлежал ей, Мэги реально осознала события последних дней.
В три часа Лайам помог ей перенести вещи из дома Вудзов. Он поставил их наверху лестницы.
— В чьей спальне ты собираешься спать? — спросил он.
— Не знаю.
— Мэг, ты на грани срыва. Ты уверена, что хочешь здесь остаться? Мне эта идея кажется не слишком удачной.
— Да, — ответила она, помолчав. — Я хочу здесь остаться.
Ставя чайник на плиту, Мэги отметила, что у Лайама было отличное свойство никогда не спорить.
Вместо возражений он просто сказал:
— Тогда оставляю тебя, но надеюсь, что ты постараешься отдохнуть. Не начинай распаковываться или разбирать вещи Нуалы.
— Конечно, не сегодня.
— Завтра позвоню.
У двери он по-дружески обнял ее за плечи и ушел.
Внезапно почувствовав усталость, едва передвигая ноги, Мэги заперла парадную и черную двери и отправилась наверх. Заглянув в обе спальни, она отметила, что предназначенная ей комната была второй по величине в доме. Обставлена она была очень просто — кленовая двуспальная кровать, туалетный столик с зеркалом, тумбочка у кровати, кресло-качалка — и никакой индивидуальности. На туалетном столике стоял только старомодный эмалированный туалетный комплект: расческа, щетка, зеркальце, крючок для застегивания пуговиц, маникюрный набор.
Затащив сумки в комнату, Мэги сняла юбку и свитер, нырнула в свою любимую ночную рубашку и залезла под одеяло.
Теперь, после почти трехчасового сна, освежившись чашечкой чая, она наконец почувствовала просветление в голове и даже осознала, что одолела шок от смерти Нуалы.
«Осталась печаль, но это другая история, — подумала она. — Это не пройдет никогда».
Наконец, впервые за последние четыре дня, она почувствовала голод. Открыв холодильник, она увидела, что он доверху заполнен: яйца, молоко, сок, небольшая жареная курица, батон хлеба и кастрюля домашнего куриного супа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67