И ваши странные враги, быть может, не кто иные, как вы сами.
Йоргенсен в бешенстве вскочил на ноги.
– Это невозможно.
– Я сказал «может быть», – возразил Даалкин. – Но такая возможность кажется мне наиболее вероятной. Вспомните, как вы ненавидели себя, придя в город, и как едва не погибли в дереве!
– Это неправда! Я едва не задохнулся, я был отравлен!
– Как вам угодно. Возможность, указанная мной, может и не соответствовать действительности. Но ясно одно, у Федерации нет большего врага, чем она сама. Примиритесь с самим собой, и вы сможете жить в мире и здесь, и в любом другом месте Вселенной.
Даалкин встал и подошел к двери. Распахнув ее и словно сожалея, прежде чем исчезнуть, он бросил:
– Прощайте!
Йоргенсен не ответил. Он даже не заметил его ухода. Он сидел, упершись локтями в стол и спрятав лицо в ладони, и боролся с черной мглой, которая подымалась из глубин его существа, – его мучил невысказанный вопрос.
Он долго расхаживал по комнате, а затем бросился наружу. Стояла глубокая ночь. Он до мелочей четко припомнил, как явился сюда. Ему следовало узнать больше. Его разговор с Даалкином привел к появлению новых проблем и не разрешил старых.
Он двинулся по тропинке, петлявшей в траве. Стволы и свод листвы неярко светились. Казалось, вокруг сомкнулся светящийся горизонт, близкий и далекий одновременно.
Он добежал до низенького дома Даалкина и тихо постучал. Ему ответили. Он вошел и увидел Даалкина с Синевой. Исходивший от пола бледный свет подчеркивал удивительную красоту женщины, ее длинные черные волосы оттеняли мраморную белизну кожи. Даалкин и Синева работали над каким-то художественным произведением – повсюду валялись наброски и эскизы, символы чередовались на них с четкими линиями. Далаамцы, по-видимому, не делали большого различия между искусством и наукой.
– Я сожалею о том, что сейчас произошло, – сказал Йоргенсен.
– Это не имеет значения, – отозвался Даалкин. В его глазах плясали насмешливые огоньки.
– Я хотел бы задать еще один вопрос. Всего один.
– Слушаю вас. – Даалкин присел на край стола, откинув назад голову.
– Я хочу знать, откуда вы явились, как ваша цивилизация обосновалась на Игоне? Я не могу поверить, что она развилась самостоятельно. Новый город не так уж древен. Предыдущий – не жил в симбиозе с деревьями. И в те времена на Игоне возделывали землю, процветала торговля, а может, и промышленность. Как вы пришли к нынешнему состоянию? Какова ваша история?
Даалкин повернулся к жене.
– Наш гость явно вырос, – сказал он, – и даже поумнел. И начинает схватывать, что людей можно по-настоящему понять, лишь справившись об их происхождении. Это вселяет надежды.
Синева рассмеялась, и ее смех разрядил обстановку. В ее внезапном веселье не было ни насмешки, ни презрения. Йоргенсен спросил себя, сколько ей лет. Временами она выглядела не старше Анемы, хотя принадлежала к поколению ее родителей.
– Отвечу вам откровенно, – Даалкин стал серьезным. – Если бы вы набрались смелости задавать интересующие вас вопросы раньше, мы сразу на них бы и ответили. Но вы были убеждены, что мы постараемся обмануть вас. Именно так поступает Федерация.
– Вы правы, – беззлобно подтвердил Йоргенсен.
– Должен вас разочаровать. Мы почти ничего не знаем о своем происхождении. Это одна из наших величайших проблем. У нас нет летописи исторических событий. Нет ни единого документа. Словно кто-то все стер. От прошлого сохранились лишь некоторые традиции.
– Что за традиции? – спросил Йоргенсен.
– Комплекс наших коллективных знаний, – ответил Даалкин. – В основном они восходят к периоду, который предшествовал появлению города. В них изложены почти все физические сведения о Вселенной, о других мирах Галактики, о Федерации, о времени и многом другом. Мы не располагаем возможностями расширять свои знания в этой области. Мы не в силах определить свое место в мире и избежать кризисов. Но религиозное озарение здесь не при чем. Нет и двусмысленных текстов, которые можно толковать по-разному. Мы располагаем научным изложением фактов. Эти факты требуют научного анализа, а не слепой веры, хотя существует и несколько аксиом, оспаривать которые не приходится, к примеру существование Федерации, – закончил он с улыбкой.
– Понятно. Ваши предшественники как бы подвели итог своим исследованиям, а затем занялись чем-то другим или избрали иной образ жизни. Традиции служат для поддержания равновесия в вашем обществе, которое ориентировано только на науки о жизни.
– Совершенно верно, – согласился Даалкин. Он вдруг стал озабоченным.
– Но тут возникает опасность, – холодно начал Йоргенсен. Он словно врос ногами в пол и скрестил руки на груди. Он вдруг заметил трещину в совершенном здании далаамского общества. – Эти традиции – застывший раз и навсегда комплекс знаний. А действительность меняется. Вы не можете бесконечно передавать из поколения в поколение абстрактные знания. Уже сегодня то, что вы называете традициями, вряд ли полностью отражает действительность. Вы явно обрекаете себя на застой, по крайней мере в некоторых областях.
Даалкин нахмурился.
– Вы были бы правы, – сказал он после недолгой паузы, – если бы традиции оставались неизменными. Но это не так. Они меняются. В Далааме этого почти никто не знает, кроме, может быть, меня и Синевы. Вот эти-то изменения нам совершенно не понятны. Новые знания вытесняют старые.
– Но это же невозможно! Ведь вы не занимаетесь исследованиями. У вас нет необходимой аппаратуры. Вы не покидаете своего мира. У вас нет контактов с другими мирами.
– Я твержу себе то же самое, – признался Даалкин. – Но у меня есть подтверждение того факта, что традиции меняются. Едва заметно. Видите ли, у нас своеобразная система обучения детей, с одной стороны, их по книгам учат взрослые, с другой – деревья с помощью гипнопедии. Я убежден, что от поколения к поколению традиции меняются. Наше общество остается стабильным. Мы не прилагаем никаких усилий для приобретения знаний в целом ряде областей науки, получая их в готовом виде. Наше общество не такая уж замкнутая система, как вам кажется. Оно общается с внешним миром, но мы не знаем как. Это беспокоит меня. Быть в постоянной зависимости от неведомого источника опасно для любого общества.
– Значит, ваш источник столь же неведом, как и наш противник, – резюмировал Йоргенсен.
– Я думал об этом. Подобная ситуация не приносит мне успокоения.
– Итак, теперь вы сказали мне все?
– Я перечислил ряд возможных вариантов. Действительность сложнее. Она может содержать на первый взгляд противоречивые элементы.
– У вас, наверно, существует теория по поводу этой неведомой державы? – спросил Йоргенсен. – Теория, учитывающая все факты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Йоргенсен в бешенстве вскочил на ноги.
– Это невозможно.
– Я сказал «может быть», – возразил Даалкин. – Но такая возможность кажется мне наиболее вероятной. Вспомните, как вы ненавидели себя, придя в город, и как едва не погибли в дереве!
– Это неправда! Я едва не задохнулся, я был отравлен!
– Как вам угодно. Возможность, указанная мной, может и не соответствовать действительности. Но ясно одно, у Федерации нет большего врага, чем она сама. Примиритесь с самим собой, и вы сможете жить в мире и здесь, и в любом другом месте Вселенной.
Даалкин встал и подошел к двери. Распахнув ее и словно сожалея, прежде чем исчезнуть, он бросил:
– Прощайте!
Йоргенсен не ответил. Он даже не заметил его ухода. Он сидел, упершись локтями в стол и спрятав лицо в ладони, и боролся с черной мглой, которая подымалась из глубин его существа, – его мучил невысказанный вопрос.
Он долго расхаживал по комнате, а затем бросился наружу. Стояла глубокая ночь. Он до мелочей четко припомнил, как явился сюда. Ему следовало узнать больше. Его разговор с Даалкином привел к появлению новых проблем и не разрешил старых.
Он двинулся по тропинке, петлявшей в траве. Стволы и свод листвы неярко светились. Казалось, вокруг сомкнулся светящийся горизонт, близкий и далекий одновременно.
Он добежал до низенького дома Даалкина и тихо постучал. Ему ответили. Он вошел и увидел Даалкина с Синевой. Исходивший от пола бледный свет подчеркивал удивительную красоту женщины, ее длинные черные волосы оттеняли мраморную белизну кожи. Даалкин и Синева работали над каким-то художественным произведением – повсюду валялись наброски и эскизы, символы чередовались на них с четкими линиями. Далаамцы, по-видимому, не делали большого различия между искусством и наукой.
– Я сожалею о том, что сейчас произошло, – сказал Йоргенсен.
– Это не имеет значения, – отозвался Даалкин. В его глазах плясали насмешливые огоньки.
– Я хотел бы задать еще один вопрос. Всего один.
– Слушаю вас. – Даалкин присел на край стола, откинув назад голову.
– Я хочу знать, откуда вы явились, как ваша цивилизация обосновалась на Игоне? Я не могу поверить, что она развилась самостоятельно. Новый город не так уж древен. Предыдущий – не жил в симбиозе с деревьями. И в те времена на Игоне возделывали землю, процветала торговля, а может, и промышленность. Как вы пришли к нынешнему состоянию? Какова ваша история?
Даалкин повернулся к жене.
– Наш гость явно вырос, – сказал он, – и даже поумнел. И начинает схватывать, что людей можно по-настоящему понять, лишь справившись об их происхождении. Это вселяет надежды.
Синева рассмеялась, и ее смех разрядил обстановку. В ее внезапном веселье не было ни насмешки, ни презрения. Йоргенсен спросил себя, сколько ей лет. Временами она выглядела не старше Анемы, хотя принадлежала к поколению ее родителей.
– Отвечу вам откровенно, – Даалкин стал серьезным. – Если бы вы набрались смелости задавать интересующие вас вопросы раньше, мы сразу на них бы и ответили. Но вы были убеждены, что мы постараемся обмануть вас. Именно так поступает Федерация.
– Вы правы, – беззлобно подтвердил Йоргенсен.
– Должен вас разочаровать. Мы почти ничего не знаем о своем происхождении. Это одна из наших величайших проблем. У нас нет летописи исторических событий. Нет ни единого документа. Словно кто-то все стер. От прошлого сохранились лишь некоторые традиции.
– Что за традиции? – спросил Йоргенсен.
– Комплекс наших коллективных знаний, – ответил Даалкин. – В основном они восходят к периоду, который предшествовал появлению города. В них изложены почти все физические сведения о Вселенной, о других мирах Галактики, о Федерации, о времени и многом другом. Мы не располагаем возможностями расширять свои знания в этой области. Мы не в силах определить свое место в мире и избежать кризисов. Но религиозное озарение здесь не при чем. Нет и двусмысленных текстов, которые можно толковать по-разному. Мы располагаем научным изложением фактов. Эти факты требуют научного анализа, а не слепой веры, хотя существует и несколько аксиом, оспаривать которые не приходится, к примеру существование Федерации, – закончил он с улыбкой.
– Понятно. Ваши предшественники как бы подвели итог своим исследованиям, а затем занялись чем-то другим или избрали иной образ жизни. Традиции служат для поддержания равновесия в вашем обществе, которое ориентировано только на науки о жизни.
– Совершенно верно, – согласился Даалкин. Он вдруг стал озабоченным.
– Но тут возникает опасность, – холодно начал Йоргенсен. Он словно врос ногами в пол и скрестил руки на груди. Он вдруг заметил трещину в совершенном здании далаамского общества. – Эти традиции – застывший раз и навсегда комплекс знаний. А действительность меняется. Вы не можете бесконечно передавать из поколения в поколение абстрактные знания. Уже сегодня то, что вы называете традициями, вряд ли полностью отражает действительность. Вы явно обрекаете себя на застой, по крайней мере в некоторых областях.
Даалкин нахмурился.
– Вы были бы правы, – сказал он после недолгой паузы, – если бы традиции оставались неизменными. Но это не так. Они меняются. В Далааме этого почти никто не знает, кроме, может быть, меня и Синевы. Вот эти-то изменения нам совершенно не понятны. Новые знания вытесняют старые.
– Но это же невозможно! Ведь вы не занимаетесь исследованиями. У вас нет необходимой аппаратуры. Вы не покидаете своего мира. У вас нет контактов с другими мирами.
– Я твержу себе то же самое, – признался Даалкин. – Но у меня есть подтверждение того факта, что традиции меняются. Едва заметно. Видите ли, у нас своеобразная система обучения детей, с одной стороны, их по книгам учат взрослые, с другой – деревья с помощью гипнопедии. Я убежден, что от поколения к поколению традиции меняются. Наше общество остается стабильным. Мы не прилагаем никаких усилий для приобретения знаний в целом ряде областей науки, получая их в готовом виде. Наше общество не такая уж замкнутая система, как вам кажется. Оно общается с внешним миром, но мы не знаем как. Это беспокоит меня. Быть в постоянной зависимости от неведомого источника опасно для любого общества.
– Значит, ваш источник столь же неведом, как и наш противник, – резюмировал Йоргенсен.
– Я думал об этом. Подобная ситуация не приносит мне успокоения.
– Итак, теперь вы сказали мне все?
– Я перечислил ряд возможных вариантов. Действительность сложнее. Она может содержать на первый взгляд противоречивые элементы.
– У вас, наверно, существует теория по поводу этой неведомой державы? – спросил Йоргенсен. – Теория, учитывающая все факты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33