Поле тяжести вблизи от черной дыры неимоверно
велико - почти бесконечно. Огромная энергия тяготения буквально
переливается через край, превращается в энергию движения быстрых частиц,
которые рождаются тут же в вакууме у самой сферы Шварцшильда - условной
"поверхности" черной дыры. Энергия тяготения уменьшается, но из-за этого
становится меньше и масса черной дыры - ведь это она создает поле тяжести!
Такая вот цепочка, и получается, что со временем черная дыра как бы
худеет, испаряется... Чем массивнее была вначале черная дыра, тем слабее
эффект испарения. Черная дыра в созвездии Лебедя, открытая еще в XX веке,
"худеет" так медленно, что переживет вселенную. Но маленькие черные дыры с
массой в астероид, осколки Большого взрыва, испаряются очень быстро,
многие из них уже и вовсе исчезли. Так говорит теория. И еще она говорит,
что рожденные полем тяжести частицы сталкиваются между собой, как звери в
тесной клетке, и энергия их движения испытывает еще одно, последнее,
превращение - возникает жесткое рентгеновское и даже гамма-излучение.
В космосе, не разбирая дороги, мчалась рентгеновская звезда, и
"Пенелопу" угораздило столкнуться с ней в лоб. Черная дыра прошла навылет,
как стрела из тугого лука, и унеслась, не ощутив, что стала убийцей.
Станция была разрушена приливными силами даже прежде, чем ее расплавило
излучение...
Потом они пытались уснуть. Мирон долго ворочался в спальном мешке и
что-то бормотал. Дверь между каютами была полуоткрыта, и Дроздов слышал
каждый шорох. Всякий раз, когда Ромашов поворачивался, мысли меняли
направление, перескакивали в поисках решения. Но что можно придумать, если
нет ни грамма рабочего тела, а до Земли - световой месяц? В конце концов
(Мирон давно спал, слышно было его тихое дыхание) командиру пришла в
голову идея из тех, что возникают в порядке бреда. В ней было что-то
дезертирское, додумывать ее не стоило, и Дроздов уснул.
За ночь маневр сближения вывел "Одиссея" на траекторию около черной
дыры. Дроздов предложил назвать ее Антиноем, и Мирон согласился - ему было
все равно.
- Мирон, - сказал Дроздов, вспомнив свои ночные размышления, - лет
шесть назад я был на курсах... Узнал много интересного, в том числе и
того, что мало связано с искусством пилотажа. Потом - экзамен. Выл такой
тест. Или задача? Звездолет в поле тяжести черной дыры. Огромной, не чета
Антиною... Корабль неуправляем. Нужно увести его в открытый космос. Как?
Знания по физике черных дыр у меня невелики, а тогда были еще меньше.
Задачу я не решил, мне потом сказали результат, и я забыл его прочно, с
десятикратной надежностью. Я был уверен, что это мне ни к чему... Я и о
самой задаче вспомнил только нынче ночью. Но ты-то, Мирон, астрофизик, ты
просто обязан знать решение, поскольку оно существует. Оно есть, ты
понимаешь? Думай, черт возьми! Ты знаешь, что такое жизнь?..
На стене в каюте Мирона появилась фотография Риты с детьми. Дроздов
смотрел на улыбающееся лицо с мягкими ямочками на щеках и, странно, не
ощущал ничего, кроме глухой тоски воспоминаний о далеком и прошедшем.
Мирон что-то выписывал из книгофильмов, считал, пересчитывал. Но чаще
сидел перед экранами, закрыв глаза. Не очень-то у него получалось...
Истратив последние граммы топлива, Дроздов увел "Одиссея" от Антиноя
назад к "Пенелопе". Каждое утро он надевал скафандр и отправлялся на
станцию. Облазил ее от антенн до дюз, проследив путь Антиноя. Металл
испарился, превратился в плазму, рассеялся облаком, и в корпусе возник
канал вроде пулевого, он был как туннель, пересекавший все жизненно важные
центры. Топливные емкости - основные и резервные - были скомканы, как
бумажные кубики: это постарались приливные силы, которые на расстоянии
нескольких метров от Антиноя растягивали и разрывали конструкции любой
жесткости и прочности.
Прошел месяц - пролетел ярким болидом, хотя порой, особенно по ночам,
Дроздову казалось, что время шлепает тягучими каплями, медленно и гулко, и
запас капель невелик, скоро последняя.
Однажды вечером Мирон сказал:
- Соскучился я. Очень хочется домой...
Он не должен был так говорить. Только в одном случае он имел право
нарушить табу.
- Ну да, - ответил Мирон на немой вопрос командира. - Я нашел
решение. То, которое ты так прочно забыл.
В голосе его звучала ирония, и Дроздов понял, что Мирон давно
разгадал его хитрость с курсами космонавтов.
- Есть лишь три возможности, - продолжал Мирон. - Использовать
ресурсы "Одиссея", "Пенелопы" или Антиноя. Мы немы, "Пенелопа" мертва.
Значит, Антиной. Нужно как-то укротить его. Сейчас энергия частиц уходит
на излучение. Нужно направить ее в нужную сторону и модулировать нужным
образом.
Просто, гениально и совершенно ясно, как ясны общие истины, не
имеющие конкретного приложения.
- Я не специалист, Игорь, - сказал Мирон, - и если бы ты не убедил
меня, что решение есть, я ни за что эту задачу не решил бы... Ты ведь все
придумал с этими курсами, чтобы заставить меня работать... Вот тебе
решение. Все рождающиеся частицы несут большую энергию. Отдают они ее
почем зря, сталкиваясь друг с другом. А теперь представь: удалось сделать
так, чтобы частицы, родившись, летели строго в одном направлении... ну,
скажем, к Земле. Траектории их не будут пересекаться, исчезнут
столкновения, значит, не станет и побочного излучения. Вся энергия дойдет
по назначению, туда, куда мы захотим. А с ней и наше сообщение. В
сущности, это своеобразный лазер. Как в лазере, есть "резервуар"
энергичных частиц. Как в лазере, должен возникнуть тонкий нерасходящийся
луч. Есть разница, конечно: в обычном лазере атомы никуда не улетают, они
лишь испускают кванты света в строго заданном направлении. А здесь вместо
света - сами частицы... Проблема в том, чтобы заставить действовать этот
потенциальный лазер. Теперь-то я знаю, как это сделать: нужно облучить
Антиноя извне частицами с такой же энергией. Опять же как в обычном
лазере: ведь и там достаточно одного кванта, чтобы возникла лавина. Там
действуют законы квантовой оптики, а здесь - законы, о которых раньше не
знали. Даже те, кто учил тебя на курсах... Вот так, Игорь. Появится очень
тонкая струя частиц толщиной в доли миллиметра. Мы сможем направить эту
струю, этот луч на Землю. Нужно лишь точно прицелиться... Будем сигналить.
Будем сигналить. "Выстрелим в злодея Антиноя, - подумал Дроздов, -
натянем тугую тетиву Одиссеева лука. Никто, кроме Одиссея, не мог согнуть
этот лук, не мог пустить молниеносную стрелу.
1 2 3
велико - почти бесконечно. Огромная энергия тяготения буквально
переливается через край, превращается в энергию движения быстрых частиц,
которые рождаются тут же в вакууме у самой сферы Шварцшильда - условной
"поверхности" черной дыры. Энергия тяготения уменьшается, но из-за этого
становится меньше и масса черной дыры - ведь это она создает поле тяжести!
Такая вот цепочка, и получается, что со временем черная дыра как бы
худеет, испаряется... Чем массивнее была вначале черная дыра, тем слабее
эффект испарения. Черная дыра в созвездии Лебедя, открытая еще в XX веке,
"худеет" так медленно, что переживет вселенную. Но маленькие черные дыры с
массой в астероид, осколки Большого взрыва, испаряются очень быстро,
многие из них уже и вовсе исчезли. Так говорит теория. И еще она говорит,
что рожденные полем тяжести частицы сталкиваются между собой, как звери в
тесной клетке, и энергия их движения испытывает еще одно, последнее,
превращение - возникает жесткое рентгеновское и даже гамма-излучение.
В космосе, не разбирая дороги, мчалась рентгеновская звезда, и
"Пенелопу" угораздило столкнуться с ней в лоб. Черная дыра прошла навылет,
как стрела из тугого лука, и унеслась, не ощутив, что стала убийцей.
Станция была разрушена приливными силами даже прежде, чем ее расплавило
излучение...
Потом они пытались уснуть. Мирон долго ворочался в спальном мешке и
что-то бормотал. Дверь между каютами была полуоткрыта, и Дроздов слышал
каждый шорох. Всякий раз, когда Ромашов поворачивался, мысли меняли
направление, перескакивали в поисках решения. Но что можно придумать, если
нет ни грамма рабочего тела, а до Земли - световой месяц? В конце концов
(Мирон давно спал, слышно было его тихое дыхание) командиру пришла в
голову идея из тех, что возникают в порядке бреда. В ней было что-то
дезертирское, додумывать ее не стоило, и Дроздов уснул.
За ночь маневр сближения вывел "Одиссея" на траекторию около черной
дыры. Дроздов предложил назвать ее Антиноем, и Мирон согласился - ему было
все равно.
- Мирон, - сказал Дроздов, вспомнив свои ночные размышления, - лет
шесть назад я был на курсах... Узнал много интересного, в том числе и
того, что мало связано с искусством пилотажа. Потом - экзамен. Выл такой
тест. Или задача? Звездолет в поле тяжести черной дыры. Огромной, не чета
Антиною... Корабль неуправляем. Нужно увести его в открытый космос. Как?
Знания по физике черных дыр у меня невелики, а тогда были еще меньше.
Задачу я не решил, мне потом сказали результат, и я забыл его прочно, с
десятикратной надежностью. Я был уверен, что это мне ни к чему... Я и о
самой задаче вспомнил только нынче ночью. Но ты-то, Мирон, астрофизик, ты
просто обязан знать решение, поскольку оно существует. Оно есть, ты
понимаешь? Думай, черт возьми! Ты знаешь, что такое жизнь?..
На стене в каюте Мирона появилась фотография Риты с детьми. Дроздов
смотрел на улыбающееся лицо с мягкими ямочками на щеках и, странно, не
ощущал ничего, кроме глухой тоски воспоминаний о далеком и прошедшем.
Мирон что-то выписывал из книгофильмов, считал, пересчитывал. Но чаще
сидел перед экранами, закрыв глаза. Не очень-то у него получалось...
Истратив последние граммы топлива, Дроздов увел "Одиссея" от Антиноя
назад к "Пенелопе". Каждое утро он надевал скафандр и отправлялся на
станцию. Облазил ее от антенн до дюз, проследив путь Антиноя. Металл
испарился, превратился в плазму, рассеялся облаком, и в корпусе возник
канал вроде пулевого, он был как туннель, пересекавший все жизненно важные
центры. Топливные емкости - основные и резервные - были скомканы, как
бумажные кубики: это постарались приливные силы, которые на расстоянии
нескольких метров от Антиноя растягивали и разрывали конструкции любой
жесткости и прочности.
Прошел месяц - пролетел ярким болидом, хотя порой, особенно по ночам,
Дроздову казалось, что время шлепает тягучими каплями, медленно и гулко, и
запас капель невелик, скоро последняя.
Однажды вечером Мирон сказал:
- Соскучился я. Очень хочется домой...
Он не должен был так говорить. Только в одном случае он имел право
нарушить табу.
- Ну да, - ответил Мирон на немой вопрос командира. - Я нашел
решение. То, которое ты так прочно забыл.
В голосе его звучала ирония, и Дроздов понял, что Мирон давно
разгадал его хитрость с курсами космонавтов.
- Есть лишь три возможности, - продолжал Мирон. - Использовать
ресурсы "Одиссея", "Пенелопы" или Антиноя. Мы немы, "Пенелопа" мертва.
Значит, Антиной. Нужно как-то укротить его. Сейчас энергия частиц уходит
на излучение. Нужно направить ее в нужную сторону и модулировать нужным
образом.
Просто, гениально и совершенно ясно, как ясны общие истины, не
имеющие конкретного приложения.
- Я не специалист, Игорь, - сказал Мирон, - и если бы ты не убедил
меня, что решение есть, я ни за что эту задачу не решил бы... Ты ведь все
придумал с этими курсами, чтобы заставить меня работать... Вот тебе
решение. Все рождающиеся частицы несут большую энергию. Отдают они ее
почем зря, сталкиваясь друг с другом. А теперь представь: удалось сделать
так, чтобы частицы, родившись, летели строго в одном направлении... ну,
скажем, к Земле. Траектории их не будут пересекаться, исчезнут
столкновения, значит, не станет и побочного излучения. Вся энергия дойдет
по назначению, туда, куда мы захотим. А с ней и наше сообщение. В
сущности, это своеобразный лазер. Как в лазере, есть "резервуар"
энергичных частиц. Как в лазере, должен возникнуть тонкий нерасходящийся
луч. Есть разница, конечно: в обычном лазере атомы никуда не улетают, они
лишь испускают кванты света в строго заданном направлении. А здесь вместо
света - сами частицы... Проблема в том, чтобы заставить действовать этот
потенциальный лазер. Теперь-то я знаю, как это сделать: нужно облучить
Антиноя извне частицами с такой же энергией. Опять же как в обычном
лазере: ведь и там достаточно одного кванта, чтобы возникла лавина. Там
действуют законы квантовой оптики, а здесь - законы, о которых раньше не
знали. Даже те, кто учил тебя на курсах... Вот так, Игорь. Появится очень
тонкая струя частиц толщиной в доли миллиметра. Мы сможем направить эту
струю, этот луч на Землю. Нужно лишь точно прицелиться... Будем сигналить.
Будем сигналить. "Выстрелим в злодея Антиноя, - подумал Дроздов, -
натянем тугую тетиву Одиссеева лука. Никто, кроме Одиссея, не мог согнуть
этот лук, не мог пустить молниеносную стрелу.
1 2 3