ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 


Рассказы и фельетоны –
OCR Денис
«Наталия Ильина. Белогорская крепость»: Советский писатель; Москва; 1989
ISBN 5-265-00559-5
Наталия Ильина
Клетки для Герасима. Записки молодой учительницы

* * *
Они не верили, что Муму погибнет. Они очень за нее боялись, но надеялись: Герасим что-нибудь придумает... Когда я поднимала голову от книги, я видела эту боязнь и эту надежду в устремленных на меня глазах...
Но Герасим, привязав кирпичи к шее Муму, бросил ее в воду. Я читала:
– "Герасим ничего не слыхал, ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжелого всплеска воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали они о бока лодки и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги".
– Зачем он так сделал? – отчаянным голосом крикнул Вова Котков.
– Потому что обещал! – сказала Лена Гурко. – Уж он такой. Раз обещал, значит, исполнит!
Мои ученики зашумели: Герасим не должен был держать слово! Ведь кому он дал слово? Этим негодяям, этим подлизам...
– И зачем кирпичи? Пусть бы он ее бросил, а она бы выплыла. И тогда он сказал бы...
– Он не может сказать, он немой!
– А я бы...
Это произнесла Ира Сушкина, но добавить ничего не смогла, потому что заплакала.
Позже в учительской пожилая преподавательница Клавдия Сергеевна спросила, почему на моем уроке было так шумно. Я сказала почему и добавила, что, мне кажется, на уроках литературы мысли и споры – самое главное. "Самое главное – дисциплина!" – сухо ответила Клавдия Сергеевна.
* * *
Сегодня на мой урок явилась Клавдия Сергеевна. В этот момент отвечал Вова Котков. Он пытался рассказать о том, как прачку Татьяну выдавали замуж за пьяницу сапожника Капитона:
– Она говорила: "Слушаюсь, слушаюсь". Только она не хотела на нем жениться...
– Так нельзя говорить! – перебила Лена Гурко.
– Отстань! Я же не сказал, что она хотела жениться на Герасиме. Это он хотел за нее выйти!
– Так нельзя говорить! – упорствовала Лена Гурко. – Мужчины не выходят, а женятся, а женщины – наоборот.
Лицо у Клавдии Сергеевны было суровое. Я сделала внушение Лене Гурко: хоть она и права, но перебивать но нужно. Затем я усадила Коткова и вызвала Иру Сушкину.
– Что ты можешь нам сказать о гибели Муму?
Спотыкаясь, но в общем довольно толково Ира поведала нам о том, как Герасим взял лодку и поехал с Муму по реке...
– И пусть бы он уехал! Далеко-далеко! И стал бы работать дворником у кого-нибудь другого! И тогда бы...
Тут перебила я:
– Рассказывай о том, что было! Ну? Итак, он взял кирпичи...
– Кирпичи, – повторила Сушкина, – кирпичи...
И тут она громко всхлипнула, и пришлось ее усадить.
...Весь вечер просидела над книжкой, которую дала мне вчера Клавдия Сергеевна. Книжка называется так: "Рассказы И. С. Тургенева в школе. Пособие для учителя". Автор – П. Г. Воробьев. Издательство "Просвещение", Москва, 1968.
Читала пособие, но мысли мои все возвращались к вчерашнему разговору с Клавдией Сергеевной... Тут в предисловии написано, что рассказы Тургенева "подвергаются при изучении педагогическому и собственно методическому препарированию...". А я не хотела препарировать! Я хотела, чтобы дети просто полюбили Герасима и Муму, чтобы дети почувствовали всю несправедливость... Мне не дали договорить: "Прекрасно. Допустим, они полюбили и, допустим, почувствовали. Но сотрудникам районо, которые скоро придут проверять работу школы, нет дела до того, кто что чувствует. Сотрудники районо будут слушать ответы учащихся, а не вникать в их ощущения!" – "И я думала, что дети должны своими словами..." Меня снова перебили: "Когда они еще найдут свои слова, а проверка будет в следующем квартале! Советую вам прекратить самодеятельность и работать, опираясь на указания пособия. Результаты будут отличными, можете мне поверить!"
Ей надо верить. У нее огромный опыт, а я преподаю лишь первый год... И вот я изо всех сил старалась вникнуть в указания пособия.
Читала до тех пор, пока в комнату не ворвалась моя младшая сестра Люся с криком: "Где моя книга?" – и выхватила у меня из-под носа то, что я читала. Я сказала: "Ты с ума сошла!" – но Люся показала обложку, на которой было написано: "Приготовление кондитерских изделий", и торжествующе умчалась. Видимо, пока я говорила по телефону, Люся с ее вечной безалаберностью сунула на мой стол свою книжонку, прикрыв ею пособие для учителя. Но я-то, я-то хороша! Как я сразу не заметила, что читаю совсем не то!..
Позже, когда Люся легла спать, я взяла ее книжку и стала сравнивать со своей, пытаясь найти какое-то объяснение случившемуся. Объяснения не нашла: в пособии для учителя говорилось об одном, а в "Приготовлении изделий" – совершенно о другом! В моей книге сказано, что "задача при изучении рассказа... должна заключаться в осознании и усвоении идейного смысла его главных героев", а в Люсиной – что "задача при тепловой обработке заключается в повышении усвояемости пищевых продуктов"... В одной книге сказано, что "в целях постижения творческой истории "Муму" следует знакомить учащихся с биографией писателя", а в другой – "в целях сохранения первоначального вида карамели последнюю следует глянцевать". В моей книге сказано, что "работа будет заключаться в выборке и внесении в схему", а в Люсиной – что "работа будет заключаться во введении в состав муки воды и дрожжей"... Тут: "в процессе фронтальной беседы с классом", а там – "в процессе выпечки теста"... Тут: "...по ходу раскрытия сюжета учитель получает возможность", а там – по ходу взбивания сливок кондитер тоже получает какую-то возможность... Короче говоря, авторы толкуют о вещах, ничего общего между собой не имеющих, и моя рассеянность непростительна. Легла спать расстроенная.
* * *
На третий вечер упорного чтения и борьбы с собой во мне произошел перелом: я вникла в пособие и усвоила его рекомендации. Объявила сегодня детям, что мы начнем по-новому проходить рассказ "Муму". В пособии рекомендовано начинать с "ознакомления детей с портретом Тургенева". Не следовало показывать учащимся портрет писателя в старости, а следовало показать им молодого Тургенева... "Такой портрет идет по прямому назначению и тем самым позволяет избежать опасности ложно ориентировать учащихся в отношении Тургенева как автора "Записок охотника", – написано в пособии.
Продемонстрировав идущий по прямому назначению портрет и избежав тем самым ложной ориентации учащихся, я начала говорить вступительное слово... Но только я успела сказать, что внимание писателя неизменно привлекали представители из народа, как меня перебила Лена Гурко:
– Так разве можно сказать:
1 2 3