Но, впрочем, она была еще не в курсе. Перенесет меня в свою картотеку, все уточнит и будет звонить снова.
Прошу понять меня правильно. Я ни в чем не обвиняю этих двух молодых (судя по голосам) женщин. Верю, что в путанице с картотеками их участия не было, напутал кто-то другой. И на это не сержусь: не со зла ведь путали. Обыкновенная история: заполняли карточку, а думали о другом: что купить и чего не забыть. С кем не бывает? Некоторые, быть может, скажут: бестактность! Сначала выясни, жив человек или нет, а потом уж звони! Но и тут я никого не осуждаю. Дел много и служебных, и домашних, когда там выяснять? Что написано, тому и веришь. А вот учреждению, откуда раздался звонок, я так даже очень благодарна. Не обсчитали, не удержали, не вычитали, а напротив – стремились доплатить. Новость, следовательно, мне сообщили приятную, ну а то, что заодно причислили к покойным, – это легкое недоразумение, которое нетрудно устранить.
Двух моих молодых телефонных собеседниц упрекнуть можно лишь в одном: они спутали жанры. Эмоциональность, свежесть и непосредственность реакций, выраженная в разнообразных восклицаниях, – все это вполне уместно в беседе, ведущейся по домашнему телефону с добрыми знакомыми. Но уместна ли эта живость в разговоре с человеком незнакомым в трубку телефона служебного? Думается, что нет. И стоит ли в эту трубку рассказывать всякие курьезные, но к делу не относящиеся истории? И тут думается, что нет. Телефон стоит в учреждении, а туда вечно кто-то дозванивается...
Однако справедлив ли и этот мой упрек? Кто, где, когда говорил Лене и ее товаркам о том, что жанры существуют не только в произведениях искусства, но и в устных беседах? В школах этого не проходят. В институтах – тоже. Откуда ж людям знать?
Вот я и подумала: не пора ли поговорить об этом на страницах печати?
1984

1 2