Свобода! Воистину сладкое слово!
Недолго думая, я двинулся по единственно верному пути — ползком в холл и на лестницу. Я еще не лазал по лестнице, но меня это не смутило. Тяжело в учении, легко в бою. Я положил руки на вторую ступеньку, ноги подтянул на первую. Потом руки на третью, ноги — на вторую, и так далее.
Проще простого. Не знаю, чего они так бесились.
Правда, черт меня дернул взглянуть назад. Я отпустил одну руку и обернулся. Меня шатнуло. —увствуя легкую слабость в коленках, я прижался грудью к ступеньке, чтобы не упасть.
(Надо запомнить: ползунки — неподходящая одежда для лестничного альпинизма.
Равно как и носки — они скользят. Лучше всего надевать кроссовки.)
Моей целью была вершина. Не знаю почему. Наверное, потому, что именно там кончается лестница.
Три ступеньки отделяли меня от цели, и вдруг снизу раздался дикий вопль, приковавший меня к месту. Я узнал Ее голос, обернулся, и меня опасно качнуло.
Она стояла внизу. Смертельная бледность покрывала Ее лицо. От ужаса Она не могла шевельнуться.
— Не двигайся! Ради Бога, не двигайся! — кричала Она.
Верный себе, я не обратил внимания на Ее вопли. Я решил продемонстрировать Ей свои акробатические способности и пополз вниз. Спускаться по лестнице я тоже еще не пробовал, но разве меня останавливало когда-нибудь отсутствие опыта?
Ползти вниз оказалось гораздо труднее.
Сперва спускаешь одну ногу.
Потом другую.
И тут первый раз в жизни я почувствовал на себе силу земного притяжения.
Попытался вцепиться пальцами в ступеньку, но безуспешно. И, пересчитывая ступеньки животом, покатился вниз.
Точно как акробат без лонжи.
Она поймала меня на полпути вниз. Она рыдала, заливалась слезами. И прижимая меня к себе, кричала:
— Как же ты вылез из манежа? Как ты вылез?
(NВ: во время истерических припадков Она забывает повторять свои «мы» и «да, зайчик?».)
Конечно, Она зря дожидается ответа. Я не выдам ни имен, ни явок.
Несмотря ни на что, я сегодня хорошо поработал. Будем считать, что миссия завершена.
День 24
Она придумала мне новое развлечение. То есть отвлечение. Сегодня у Нее очень много дел. Непонятно зачем, но Она решила устроить «скромный парадный ужин».
(Напрасные надежды! Заранее ясно, что эта затея обречена на провал.)
Вот почему утром Ей необходимо было нарезать чеснок и нашпиговать им все, что попадет под руку.
А значит, меня нужно было нейтрализовать.
Она посадила меня в манеж. После недавних событий его неоднократно латали и укрепляли, и теперь единственный способ выбраться на свободу — это прорыть под ковром подземный ход. В манеж Она, как всегда, накидала гору пластмассовых погремушек, уточек, игрушечных телефонов, машинок и прочих предметов, потерявших всякую форму и потому неотличимых друг от друга. Этой дрянью я должен был играть, то есть стучать друг об друга, жевать, ломать и пачкать.
Ей давно пора понять, что подобная глупость не способна занять мое внимание хотя бы на триллионную долю секунды. Я не дал себе труда даже плюнуть на все это и сразу же заорал.
Она не может долго выдержать моего крика. Она успела надеть фартук и нарезать одну дольку чеснока — вот все, что она успела, прежде чем Ее настигла страшная мысль — СО МНОЙ СЛУЧИЛОСЬ ЧТО-ТО УЖАСНОЕ.
Кстати, это очень важный пункт в борьбе с родителями. Они могут вообразить, что ребенок кричит просто так, из вредности. В таком случае я бы рекомендовал резко переменить интонацию крика. Делается это так: нужно ненадолго замолчать, а потом разразиться таким душераздирающим воплем, что среднестатистический родитель тут же в панике бросится к любимому чаду.
Но если их и это не проймет, ничего не остается, как прибегнуть к старому доброму самострелу.
Право же, это только звучит страшно. Вполне удовлетворительное ранение можно получить, просто грохнувшись на пол или ударившись частью тела обо что-то твердое. Если попрактикуешься как следует, можно научиться получать наибольший визуальный эффект при наименьших потерях. И, хотя вовсе не больно, кричать обязательно нужно так, будто тебе выдирают ногти.
Вбежав в комнату и обнаружив истекающего кровью ребенка, родитель непременно схватит его на руки и, прижимая к себе, начнет причитать:
— Ах, бедная моя крошка! Ты поранился! Ах, какая же я гадкая мать/какой гадкий отец! Никогда себе не прощу!
Самое главное, действительно не простит. Унесет вину с собой в могилу.
Но вернемся к нынешнему утру. Она решила обезвредить меня с помощью нового занятия — включила телевизор.
— Смотри, — проворковала Она. — Вот детская передача, да, зайчик? Какие там зверушки, какое все яркое, красивое, и музыка веселая, да? Нам это понравится, правда, зайчик?
Ну ладно. Целую минуту я честно глядел на экран, и сразу понял, что детские передачи еще скучнее, чем навязшая в зубах груда погремушек, уточек, машинок, телефончиков и одинаковых бесформенных предметов.
И если Она воображает, что я буду тупо сидеть и смотреть телевизор, Она явно живет в придуманном мире.
Я не вступаю в подобного рода сделки. И чем раньше, мамочка, ты это поймешь, тем лучше.
Двенадцатый месяц

День 2
Утром явилась Ее мамаша и принесла мне подарок.
— Это на Рождество или на день рождения, немного рановато, конечно…
Я развернул бумагу. Родители всегда восторгаются ловкостью, с которой я это делаю, но, право, для меня это ничего не стоит. С подарками я поступаю, как с любым предметом, попавшим мне в руки, — хватаю за выступающие части и начинаю тянуть. У подарка за выступающие части вполне сходит оберточная бумага. А содрав ее, я смотрю, что еще можно оторвать.
У сегодняшнего подарка ничего нельзя было оторвать. Передо мной предстала цельная и неразъемная пластмассовая конструкция — ночной горшок.
Моя мать посмотрела на этот предмет с явным неудовольствием.
— Это слишком рано. Ведь я же тебе говорила, мы будем его высаживать, только когда он сам захочет.
— Приучать к горшку никогда не рано, — безапелляционным тоном заявила Ее мамаша.
— Это всего лишь вопрос дисциплины, как, впрочем, и отнятие от груди.
— При чем тут отнятие от груди?
— Ты, конечно, прости меня, дорогая, но я все-таки выскажусь. Если бы ты тогда проявила твердость и перестала его кормить…
— Мы не говорим сейчас о кормлении, мама. Мы говорим о горшке.
— Хорошо, дорогая. Я хочу сказать только одно. Чем раньше ребенок привыкнет к горшку, тем раньше он начнет проситься.
— Ничего подобного.
— Не спорь. Вы все к году уже ходили на горшок.
— Да? Так вот почему мы все психопаты!
Мне стало ясно: как и кормежка, горшок может стать прекрасным поводом для шантажа.
День 12
Еще не решил, как быть с первым словом.
Сегодня утром чуть не проговорился. Она меня как раз одевала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18