– Ломайте дверь! Мы должны войти и убедиться, все ли там ладно.
Двое дюжих полицейских уперлись плечами в хилую дверь, и она тут же подалась и с треском отворилась.
Сырой гнилой воздух пахнул в лицо вошедшим. Полицейские зажгли карманные электрические лампочки, и Пинкертон с револьвером в руке первый вступил в узкий, мощеный камнем коридор.
По левой стороне была дверь с привешенной грязной бумажкой, на которой было выведено: «Чарли Смит».
– Гм! – пробормотал сыщик. – Если тот негодяй и не Чарли Смит, то все же сведения об этом доме у него точные! Ну, а теперь посмотрим, что с Бетти Сипланд.
В противоположной стене тоже была только одна дверь, и Пинкертон решительно открыл ее. И едва вступив на порог, остановился пораженный.
– Значит, все же! – вырвалось у него.
Незнакомец, был ли он Чарли Смитом, или только назвался так, во всяком случае, не солгал.
Посреди убогой комнаты, на грязном полу, лежала, вытянувшись, старая, бедно тая женщина. Голова ее плавала в луже крови. Увядшее желтое лицо с закатившимися неподвижными глазами производило страшное впечатление.
Пинкертон овладел собой и, подойдя к трупу, нагнулся.
– Женщине перерезали горло острым ножом, – констатировал он. – Нож лежит здесь же, возле тела. Никаких следов борьбы не видно, судя по всему, несчастная стала жертвой трусливого и коварного нападения, совершенного неожиданно… Оставьте ее, лежать, и пойдемте на улицу.
Несмотря на поздний час, на улице перед домом собралась уже маленькая толпа, привлеченная появлением полиции.
– В этом доме совершено убийство, – сказал, обращаясь к собравшимся, Пинкертон. – Убита Бетти Сипланд. Нет ли среди вас кого-либо из ее соседей, кто мог бы дать о ней какие-нибудь сведения?
Одна старушка выступила вперед.
– Я могла бы, сэр!
– Ну так войдите со мною в дом!
Женщина нехотя последовала за сыщиком и, войдя, боязливо покосилась на лежащий на полу труп, который полицейские накрыли темным платком.
Пинкертон начал допрос.
– Как вас зовут?
– Мери Петтерсон, сэр.
– Вы живете здесь, поблизости?
– В соседнем доме.
– Вы хорошо знали покойную?
– Очень хорошо, мы почти каждый день встречались.
– Как вы думаете, хранила ли она в этой комнате какие-либо драгоценности?
Старуха горько усмехнулась.
– Она была так же бедна, как и я! Иной день мы обе не имели куска хлеба.
– Странно. Итак, убийство не могло быть совершено из корысти. Но, возможно, у покойной были враги?
– Нет, врагов у неё не было, она никому не причиняла зла, никем не интересовалась, да к тому же была наполовину слепа и глуха.
– У нее не бывало гостей?
– Кроме меня, не бывало, сэр. Она всегда бывала одна.
– Вспомните хорошенько! Может быть, все же у неё кто-нибудь был, и вы oб этом забыли?
– Нет, – уверяла старуха.
– Ну, а в каких была она отношениях с соседом из комнаты напротив?
– Со Смитом? Он переехал сюда всего несколько дней тому назад, и с ним она не вымолвила еще ни слова.
– Но она его знала?
– Думаю, что нет. Видела она плохо, а слышно его бывало редко: его же весь день не было дома.
– А вы видели этого Смита?
– Да, несколько раз.
– Как он выглядит?
– Это мужчина небольшого роста, лицо у него бритое и такое… хитрое, как мне кажется, сэр. Ходит он в клетчатом костюме, уже довольно потертом.
– Значит, это тот самый человек, который принес мне известие об убийстве. А как вы думаете, сударыня, он способен был совершить это преступление?
– Этого я не знаю! Я с ним слова не сказала, откуда же мне знать?
Сыщик отпустил женщину.
Затем он вошел в комнату, в которой жил Смит, но, кроме нескольких старых полуполоманных стульев, кресла да старого грубой работы стола, в этой комнате ничто не говорило о том, что она жилая.
Пинкертон прислонился к косяку двери и задумался, глядя прямо перед собой.
«Кто этот Чарли Смит? – думал он. – Зачем ему понадобилось извещать меня об убийстве и затем удрать по дороге в полицию? Если убийца он сам, то какого черта он пошел к сыщику доносить на самого себя?! На вид он не такой осел. Допустим, полиция его знает под другим именем, допустим, у него с нею старые счеты?.. Положим, он преступник, но не убийца, а просто мошенник. И, стало быть, убийство возмутило его до глубины души, но, боясь полиции, он не обратился к ней, а решился позвать меня?.. Когда же я заявил, что без полицейских на место преступления не пойду, Смит сбежал, решив, что дело так и так сделано, а ему лучше исчезнуть, не навлекая на себя неприятностей?»
Рассуждая таким образом, Пинкертон стал уже думать о Чарли Смите благосклоннее, но какой-то внутренний голос при этом упорно твердил ему:
«Черта с два, Нат! Это все не так просто. Здесь сокрыта тайна, и ты должен ее раскрыть, потому что тебе, похоже, бросили вызов! Отступишься – останешься в дураках!»
– Ладно! – проговорил сыщик. – Я разберусь с этим делом и непременно узнаю, какое отношение имеет к нему этот Чарли Смит!
Приняв такое решение, он опять позвал полицейских и вместе с ними начал подробный осмотр дома. Сперва они поднялись на чердак, но там в маленьких тесных каморках валялись лишь кучи старого хлама.
Они снова спустились вниз.
В комнате, где лежала убитая, Пинкертон не нашел ничего, что могло бы дать ему нить в руки. Даже нож, послуживший орудием убийства, был самый обыкновенный, кухонный, отточенный как бритва.
Каменный пол, сырой и грязный, сложенный из больших серых плит, не позволял рассмотреть каких-либо следов.
В коридоре Пинкертон обнаружил нишу и в ней низкую дверь. Она вела в погреб, довольно просторный, служивший, верно, прежде местом хранения каких-то товаров, а теперь совершенно пустой. Крепкая деревянная стена делила его на две части, в этой стене была дверь, снабженная крючками-запорами с той и с другой стороны. Та часть погреба, которая находилась за стеной, не имела другого выхода наружу, кроме этой двери.
Пинкертон обыскал оба помещения самым тщательным образом, но ничего в них не нашел, хотя и обшарил все углы. В погребе, похоже, давно никто не бывал.
Поднявшись наверх, сыщик наткнулся в коридоре на инспектора по уголовным делам Мак-Коннела, который встретил его вопросом:
– Ну, мистер Пинкертон, удалось вам открыть что-либо интересное?
Нат пожал плечами.
– Случай довольно непонятный. Кому было выгодно убить старуху? Она была так бедна, что по целым дням голодала…
– Ну, мистер Пинкертон, у меня на этот счет иные мысли. Неужели вы никогда не слышали, что старые люди бывают страстными скупцами?! Старуха, по всей вероятности, хранила среди своего тряпья какой-нибудь чулок, набитый золотыми монетами и банковыми билетами, её скупость не позволяла ей истратить из этих сбережений ни цента, и она предпочитала лучше голодать, но не наносить ущерба своему сокровищу.
1 2 3 4 5