Все трое сказали «да».
– И там довольно крепко выпили?
Мужчины пожали плечами.
Синельников позвонил по внутреннему телефону.
– Павел Петрович, это Синельников. Надо тут проверить на алкоголь… Да, у меня в кабинете… Что? А, трое… Да нет, самую простую, остальное необязательно.
Виль просительно приложил руку к груди:
– Простите, не знаю имени-отчества… Но нельзя ли без этого? Мы вас очень просим… Мы же не нарушали. Мы же сами к вам приехали… Если б все в порядке, никто бы нас не задержал, уверяю вас… Я лично езжу десять лет, и ни одного замечания…
– Вы не беспокойтесь, – с легкой усмешкой сказал Синельников. – Я это не для ГАИ. Порядок требует.
Потом Синельников связался со справочным бюро и попросил справку о Перфильеве Александре Антоновиче – обычные данные, какие содержатся в бюро о всех обычных гражданах: адрес, год и место рождения. Место работы и должность он уже знал из служебного удостоверения. Что входило в круг его обязанностей, надо завтра выяснить. Фамилия Перфильев показалась Синельникову знакомой, но он не мог вспомнить откуда. Павел Петрович, судебно-медицинский эксперт, пришел со своим приборчиком, мужчины подышали в него, и выяснилось, что двое Виль и рыжеватый, которого звали Володя, – принимали алкоголь, а третий, красавец Слава, не брал в рот ни капли спиртного.
Синельникова это несколько удивило, но он постарался не показать вида, только пошутил, обратившись к Вилю и Володе:
– У вас есть прекрасный пример для подражания.
Оба через силу улыбнулись, а Слава объяснил серезно:
– Я тоже не прочь, но мне к утру надо быть в Москве, а это путь неблизкий.
– Вы разве не здешний?
– Можно считать – наполовину. – Слава хотел добавить еще что-то, но Синельников остановил его:
– Ну это потом. Займемся формальностями, не ночевать же нам здесь. Вас, товарищи мужчины, попрошу посидеть в коридоре.
Мужчины вышли, а Синельников встал из-за стола и, сев на стул у стены рядом с девушкой, спросил:
– Вас как зовут?
– Свои – Манюня.
– А не свои?
– По паспорту – Мария Федоровна Лунькова.
Она отвечала неохотно, но без всякого намека на неприязнь. Перед Синельниковым был безмерно уставший, будто изверившийся во всем на свете человек, и это никак не вязалось с яркой голубизной глаз и тугими выпуклыми губами.
– Вам сколько лет?
– Двадцать один, – уже с некоторым вызовом сказала она, открыла лежавшую на коленях сумочку, вынула пачку зеленых пятидесятирублевок и протянула Синельникову. – Возьмите. Мне не надо.
– Чьи? – Принимая деньги, он не смог скрыть, что это для него неожиданно. И мимолетно обратил внимание на ее пальцы: ногти совсем короткие, словно она их обгрызала, и вместо маникюра какой-то странно-неровный коричневатый налет. Это не соответствовало, так сказать, общему облику.
– Александра Антоновича Перфильева.
– Он сам их вам дал?
– Славка дал.
– Кто это – Славка?
Она кивнула на дверь.
– Этот самый, молодой, красивый. Они в пиджаке лежали. И еще, гад, шуточки шутил: купнула я Сашу.
Синельников на мгновение испытал давно знакомое ощущение, чем-то схожее с чувством человека, который идет по тропинке в незнакомом лесу, упирается в развилку, не знает, по какой тропе идти дальше, чтобы выбраться к жилью, и вдруг видит шагающего навстречу путника.
– Уточним. Этот Славка взял их из пиджака Перфильева и отдал вам?
– Да.
– Он знал, что там были деньги?
– Конечно, знал. Они же дружки. Он думает, меня за червонец купить можно, сам говорил, а я…
Синельников развернул пачку, как карты, веером. Штук двадцать, не меньше. Тысяча рублей…
– Постойте, Мария. – Сейчас Синельникову соображать надо было очень быстро. – А в чем они лежали? Где бумажник?
– Саша-папаша бумажников не носил. Просто в блокноте.
Синельников подошел к маленькому столику, положил на него деньги и начал проверять карманы пиджака, но они были пусты.
– Блокнот ищете? – спросила Манюня. – Он у Славки.
– Как его фамилия? – на ходу, по пути к двери, спросил он.
– Коротков, если не врет.
Синельников машинально взглянул на часы. Он говорил с Марией, проводив мужчин в коридор, не более трех минут. За стены управления они уйти не могут. Но три минуты – достаточный срок, если кто-нибудь захочет уничтожить кое-что, особенно если это кое-что – простая бумажка. Нескладно получилось, но он не маг и не волшебник, всего предугадать нельзя, а обращаться с заявителями как с арестованными он не имел права. Открывая дверь, Синельников уже был уверен, что дело тут нечисто.
– Коротков, войдите, – позвал он.
Тот был спокоен, но лицо его выражало некую настороженность.
Синельников, прикрыв за ним дверь, сказал самым будничным тоном, не придавая своим словам никакого особого значения:
– У Перфильева в пиджаке был блокнот. Дайте мне его, пожалуйста.
Пока Слава, задумавшись, доставал из кармана своих плотно обтянутых брюк блокнот в зеленом сафьяновом переплете, Синельников все же успел приметить, что он этого не ожидал.
– Садитесь пока, Коротков. Я отпущу ваших товарищей, а потом мы. с вами поговорим.
– А мне? – подала голос Манюня.
– Вас дома ждут?
– Дома бабушка одна. Она привыкла. Могу хоть до утра.
– Тогда посидите.
Слава Коротков сел в противоположном от Манюни углу и смотрел на нее не мигая. Она повернулась к нему боком.
Синельников знал, что на сегодня – и даже хоть до утра, как выразилась Манюня, ему хватит и того узелка, который Манюня дала ему в руки. Поэтому он позвал Виля и Володю и записал только самые необходимые сведения.
Вильгельм Михайлович Румеров – главный инженер автобазы № 2. 1942 года рождения. Женат, двое детей. Адрес такой-то, телефоны – домашний и рабочий такие-то.
Владимир Иванович Максимов – директор кинотеатра «Луч». 1945 года рождения. Женат, есть сын десяти лет (как он объяснил, жена и сын в данный момент отдыхают на Южном берегу Крыма). Адрес, телефоны…
Синельников позвонил в проходную, попросил постового пропустить товарищей Румерова и Максимова, а им сказал, что вызовет их для беседы в ближайшие дни. Оба покинули кабинет с величайшей благодарностью к товарищу инспектору. Она была настолько велика, что ни тот, ни другой не сказали «до свидания» ни Манюне, ни Славе.
Прежде чем начать разговор с оставшимися, Синельников позвонил дежурному по городу и попросил:
– Если поступит заявление от родных Перфильева, не сообщать пока, что он, возможно, утонул. Утро вечера мудренее.
Манюня сказала тихо, когда Синельников положил трубку:
– Да некому там заявлять.
– Почему же так? А жена?
– Она еще в семьдесят девятом умерла.
– И больше никого нет?
– У него только дочка, мне ровесница. А он у меня по две ночи ночевал. Чего ей за шнур хвататься?
Синельников понял, что на языке Манюни это означало хвататься за телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– И там довольно крепко выпили?
Мужчины пожали плечами.
Синельников позвонил по внутреннему телефону.
– Павел Петрович, это Синельников. Надо тут проверить на алкоголь… Да, у меня в кабинете… Что? А, трое… Да нет, самую простую, остальное необязательно.
Виль просительно приложил руку к груди:
– Простите, не знаю имени-отчества… Но нельзя ли без этого? Мы вас очень просим… Мы же не нарушали. Мы же сами к вам приехали… Если б все в порядке, никто бы нас не задержал, уверяю вас… Я лично езжу десять лет, и ни одного замечания…
– Вы не беспокойтесь, – с легкой усмешкой сказал Синельников. – Я это не для ГАИ. Порядок требует.
Потом Синельников связался со справочным бюро и попросил справку о Перфильеве Александре Антоновиче – обычные данные, какие содержатся в бюро о всех обычных гражданах: адрес, год и место рождения. Место работы и должность он уже знал из служебного удостоверения. Что входило в круг его обязанностей, надо завтра выяснить. Фамилия Перфильев показалась Синельникову знакомой, но он не мог вспомнить откуда. Павел Петрович, судебно-медицинский эксперт, пришел со своим приборчиком, мужчины подышали в него, и выяснилось, что двое Виль и рыжеватый, которого звали Володя, – принимали алкоголь, а третий, красавец Слава, не брал в рот ни капли спиртного.
Синельникова это несколько удивило, но он постарался не показать вида, только пошутил, обратившись к Вилю и Володе:
– У вас есть прекрасный пример для подражания.
Оба через силу улыбнулись, а Слава объяснил серезно:
– Я тоже не прочь, но мне к утру надо быть в Москве, а это путь неблизкий.
– Вы разве не здешний?
– Можно считать – наполовину. – Слава хотел добавить еще что-то, но Синельников остановил его:
– Ну это потом. Займемся формальностями, не ночевать же нам здесь. Вас, товарищи мужчины, попрошу посидеть в коридоре.
Мужчины вышли, а Синельников встал из-за стола и, сев на стул у стены рядом с девушкой, спросил:
– Вас как зовут?
– Свои – Манюня.
– А не свои?
– По паспорту – Мария Федоровна Лунькова.
Она отвечала неохотно, но без всякого намека на неприязнь. Перед Синельниковым был безмерно уставший, будто изверившийся во всем на свете человек, и это никак не вязалось с яркой голубизной глаз и тугими выпуклыми губами.
– Вам сколько лет?
– Двадцать один, – уже с некоторым вызовом сказала она, открыла лежавшую на коленях сумочку, вынула пачку зеленых пятидесятирублевок и протянула Синельникову. – Возьмите. Мне не надо.
– Чьи? – Принимая деньги, он не смог скрыть, что это для него неожиданно. И мимолетно обратил внимание на ее пальцы: ногти совсем короткие, словно она их обгрызала, и вместо маникюра какой-то странно-неровный коричневатый налет. Это не соответствовало, так сказать, общему облику.
– Александра Антоновича Перфильева.
– Он сам их вам дал?
– Славка дал.
– Кто это – Славка?
Она кивнула на дверь.
– Этот самый, молодой, красивый. Они в пиджаке лежали. И еще, гад, шуточки шутил: купнула я Сашу.
Синельников на мгновение испытал давно знакомое ощущение, чем-то схожее с чувством человека, который идет по тропинке в незнакомом лесу, упирается в развилку, не знает, по какой тропе идти дальше, чтобы выбраться к жилью, и вдруг видит шагающего навстречу путника.
– Уточним. Этот Славка взял их из пиджака Перфильева и отдал вам?
– Да.
– Он знал, что там были деньги?
– Конечно, знал. Они же дружки. Он думает, меня за червонец купить можно, сам говорил, а я…
Синельников развернул пачку, как карты, веером. Штук двадцать, не меньше. Тысяча рублей…
– Постойте, Мария. – Сейчас Синельникову соображать надо было очень быстро. – А в чем они лежали? Где бумажник?
– Саша-папаша бумажников не носил. Просто в блокноте.
Синельников подошел к маленькому столику, положил на него деньги и начал проверять карманы пиджака, но они были пусты.
– Блокнот ищете? – спросила Манюня. – Он у Славки.
– Как его фамилия? – на ходу, по пути к двери, спросил он.
– Коротков, если не врет.
Синельников машинально взглянул на часы. Он говорил с Марией, проводив мужчин в коридор, не более трех минут. За стены управления они уйти не могут. Но три минуты – достаточный срок, если кто-нибудь захочет уничтожить кое-что, особенно если это кое-что – простая бумажка. Нескладно получилось, но он не маг и не волшебник, всего предугадать нельзя, а обращаться с заявителями как с арестованными он не имел права. Открывая дверь, Синельников уже был уверен, что дело тут нечисто.
– Коротков, войдите, – позвал он.
Тот был спокоен, но лицо его выражало некую настороженность.
Синельников, прикрыв за ним дверь, сказал самым будничным тоном, не придавая своим словам никакого особого значения:
– У Перфильева в пиджаке был блокнот. Дайте мне его, пожалуйста.
Пока Слава, задумавшись, доставал из кармана своих плотно обтянутых брюк блокнот в зеленом сафьяновом переплете, Синельников все же успел приметить, что он этого не ожидал.
– Садитесь пока, Коротков. Я отпущу ваших товарищей, а потом мы. с вами поговорим.
– А мне? – подала голос Манюня.
– Вас дома ждут?
– Дома бабушка одна. Она привыкла. Могу хоть до утра.
– Тогда посидите.
Слава Коротков сел в противоположном от Манюни углу и смотрел на нее не мигая. Она повернулась к нему боком.
Синельников знал, что на сегодня – и даже хоть до утра, как выразилась Манюня, ему хватит и того узелка, который Манюня дала ему в руки. Поэтому он позвал Виля и Володю и записал только самые необходимые сведения.
Вильгельм Михайлович Румеров – главный инженер автобазы № 2. 1942 года рождения. Женат, двое детей. Адрес такой-то, телефоны – домашний и рабочий такие-то.
Владимир Иванович Максимов – директор кинотеатра «Луч». 1945 года рождения. Женат, есть сын десяти лет (как он объяснил, жена и сын в данный момент отдыхают на Южном берегу Крыма). Адрес, телефоны…
Синельников позвонил в проходную, попросил постового пропустить товарищей Румерова и Максимова, а им сказал, что вызовет их для беседы в ближайшие дни. Оба покинули кабинет с величайшей благодарностью к товарищу инспектору. Она была настолько велика, что ни тот, ни другой не сказали «до свидания» ни Манюне, ни Славе.
Прежде чем начать разговор с оставшимися, Синельников позвонил дежурному по городу и попросил:
– Если поступит заявление от родных Перфильева, не сообщать пока, что он, возможно, утонул. Утро вечера мудренее.
Манюня сказала тихо, когда Синельников положил трубку:
– Да некому там заявлять.
– Почему же так? А жена?
– Она еще в семьдесят девятом умерла.
– И больше никого нет?
– У него только дочка, мне ровесница. А он у меня по две ночи ночевал. Чего ей за шнур хвататься?
Синельников понял, что на языке Манюни это означало хвататься за телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22