Губернатор Р-ской провинции может ответить мне, как ему заблагорассудится. Он – сильный мира сего, и его голос будет услышан раньше других; вся опасность исключительно на моей стороне, но зато на моей стороне и правда. А теперь прости меня. Если будет возможно, ты получишь от меня весточку из столицы, но если бы ты не получила даже ни одной строки, все-таки верь, что ты одна наполняешь все мои мысли и желания и что я никогда не откажусь от своих прав на тебя, если не услышу из твоих собственных уст, что ты отказываешь мне.
Он обнял Габриэль в первый раз после того дня, когда признался ей в любви. Прощание было коротким и горестным, еще несколько нежных, страстных слов, последнее пожатие руки, затем Георг вырвался из объятий невесты и ушел.
Габриэль опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Слеза за слезой катились у нее между пальцев, но этот плач был вызван не только разлукой. Другая, неопределенная скорбь сжимала ее сердце, грозя своей таинственной, но страшной силой заслонить все прошедшее.
ГЛАВА XI
Последние недели в доме Равена были не из приятных. Хотя с внешней стороны не произошло никаких перемен, и все продолжали видеться и разговаривать друг с другом и за столом, и во время приемов, но прежняя непринужденность уступила место натянутости отношений, тяжелым гнетом лежавшей на каждом члене семьи. Баронесса Гардер страдала от этого меньше других. Она не могла понять, как мог поверхностный, ребяческий роман Габриэли так глубоко огорчить Равена. По ее мнению, этому делу был навсегда положен конец запрещением барона и удалением Винтерфельда из Р. Габриэль, без сомнения, должна будет опомниться. К тому же она рассчитывала на одно верное средство, чтобы отодвинуть на задний план романтическую затею дочери: это средство заключалось в ухаживании молодого поручика Вильтена.
Его отец, полковник Вильтен, начал строить планы брака своего сына с племянницей губернатора с того вечера, когда заметил, как сильно тот был увлечен прелестной девушкой. Заметив, что Равен глух ко всем его намекам, полковник обратился к баронессе, и она отнеслась к его планам гораздо благосклоннее, поскольку такая партия могла бы удовлетворить самую требовательную мать.
Вильтены принадлежали к старинному роду и находились в родстве с самыми знатными семьями округи. Они не были особенно богаты, но этот недостаток сглаживался приданым Габриэли и предстоявшим ей наследством, если, как можно было ожидать, барон одобрит этот союз. Альберт фон Вильтен, молодой, красивый офицер, так же прекрасно ездивший верхом, как и танцевавший, был любезным кавалером, умел вести приятную беседу и, казалось, искренне полюбил Габриэль. Короче говоря, он обладал всеми качествами, которых баронесса Гардер требовала от своего будущего зятя.
Прежде всего баронесса позондировала мнение зятя. Однако он выслушал планы невестки с ледяным равнодушием. Правда, он заявил, что ничего не имеет против, но отказался от всякого участия в этом деле и предоставил все одной матери. Все-таки баронесса вынесла из разговора с ним утешительное сознание, что в качестве баронессы Вильтен ее дочь сохранит в неприкосновенности права, обещанные ей завещанием барона, и это устранило последние колебания. Габриэль, по-видимому, довольно охотно встречалась с молодым офицером, хотя держалась с ним официально, сдержанно и не придавала его ухаживаниям серьезного значения. Поэтому она не отказалась поехать с матерью, когда та приняла приглашение погостить в имении Вильтенов. Болезненная жена полковника проводила там обыкновенно все лето и еще не вернулась в Р., а так как осень обещала много прекрасных дней, то поручик Вильтен не успокоился до тех пор, пока не получил от баронессы согласия приехать к ним. Он, разумеется, немедленно взял отпуск, чтобы провести это время с дамами; полковник также освободился на некоторое время от своих служебных обязанностей. Таким образом, начало было положено, а остальное предоставили молодым людям.
Барон Равен, также получивший приглашение, извинился массой дел и необходимостью оставаться на своем посту из-за беспокойного настроения в городе. Дамы отправились одни, и Габриэль с облегчением вздохнула, когда экипаж выехал из ворот губернаторского дома. Она сильнее всех страдала от событий последнего времени, хотя Равен ни одним взглядом или словом не напоминал ей о той «минуте неосторожности», о которой она должна была забыть. Он не упоминал более имени Георга Винтерфельда с того дня, когда объявил молодой девушке, что асессор уехал из города, чтобы вступить в свою новую должность в столице, но сам сделался еще более замкнутым и недоступным. Между ним и племянницей разверзлась, казалось, бездонная пропасть, исключавшая всякую возможность примирения. Его обращение с девушкой отличалось особой холодностью, и она с готовностью ухватилась за предложение матери, чтобы хоть на короткое время освободиться от общества опекуна. Равен также, по-видимому, желал разлуки, а потому не возражал против их поездки и сразу дал свое согласие, когда баронесса сказала, что хочет уехать на две недели.
В последний день пребывания дам в имении Вильтенов губернатор сам приехал туда за ними. Баронесса немного простудилась и потому отказалась ехать несколько верст на лошадях при довольно холодной погоде. Она собиралась вернуться в город на другой день вместе с полковником и его супругой, а Габриэль должна была в тот же вечер отправиться домой с опекуном. Равен намеревался уехать сейчас же после обеда, и полковник Вильтен тщетно прилагал все усилия к тому, чтобы удержать его.
– Я не могу оставаться, – сказал Равен, прохаживаясь с хозяином взад и вперед по террасе. – При настоящих обстоятельствах я не решаюсь оставлять город на несколько дней и сделал все необходимые распоряжения даже на время такого короткого отсутствия, чтобы за мной могли послать немедленно, если что-либо случится.
– Разве положение так опасно? – спросил полковник.
– Опасно? – Равен пожал плечами. – Кричат и шумят больше прежнего и при всяком удобном случае дают мне почувствовать недовольство милого города Р. моей личностью и моим управлением. Некоторых из особенно громких крикунов, требовавших в общественном собрании моей отставки, я велел схватить и засадить, куда следует, и этим возмущаются на всех углах и перекрестах. Сам городской голова был у меня и требовал «во имя справедливости» освобождения задержанных. Я принужден был заметить этому господину, что мое терпение истощилось и что скоро я буду действовать иначе, чем до сих пор.
– Брожение продолжается уже несколько месяцев, – серьезно заметил Вильтен, – и если до сих пор дело не дошло до крупных столкновений, то мы обязаны этим исключительно искусной тактике полицмейстера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80