Макс дружески помог ему развязать узел, говоря:
– Прежде всего, снимем это белое чудовище, и вам сразу станет легче. У меня есть незаменимое средство против приливов крови, я сейчас пропишу вам его. Подобные случаи внушают опасения.
Мозер с грустью увидел свой любимый галстук в руках доктора, который бережно сложил его и положил на стол. С удалением «белого чудовища» гнев старика немного смягчился, а предупреждение о грозящем ему апоплексическом ударе испугало его. Он терпеливо смотрел, как его мучитель подошел к письменному столу, прописал лекарство – совершенно безвредное успокоительное средство – и с рецептом в руке возвратился к нему.
– Шесть капель в рюмке воды, – с важностью сказал он, – но три раза в день.
– Благодарю вас.
– Не стоит благодарности.
Советник надеялся теперь освободиться от навязчивого жениха, но ошибся: вместо того, чтобы уйти, Макс взял стул и уселся напротив него.
– Так вы согласны на брак вашей дочери со мной? – снова начал он.
Мозер готов уже был снова вспылить, но вспомнил, что у него нашли склонность к апоплексическим ударам и что он должен избегать волнений, а потому заговорил как можно спокойнее:
– Нет и еще раз нет! Я не верю, что Агнеса могла до такой степени забыться, чтобы полюбить вас. Она по свободной склонности избрала монастырь, она – послушная дочь и благочестивая католичка.
– И будет превосходной женой, – докончил Макс. – Впрочем, ведь и я католик.
– Да, но какой! – иронически всплеснул руками Мозер.
– Я хотел лишь сказать, что вероисповедание не послужит препятствием. В настоящее время мои средства довольно ограничены, но могут удовлетворить жену, не обладающую широкими запросами. Что касается меня, то мой тесть…
– Отстаньте вы со своим тестем! – простонал советник. – Я не хочу больше слышать это. Вы ужасный человек!
– Вы привыкните! Так я могу завтра прийти, чтобы повидаться с вами и с Агнесой?
Боясь затянуть разговор, старик ничего не ответил: прежде всего он желал удалить своего мучителя из дома, решив, что завтра запрется на все замки.
Макс, по-видимому, также убедился, что на сегодня достаточно помучил своего будущего тестя; поэтому он встал и откланялся, но у двери остановился.
– Господин советник!
– Что вам еще нужно? – с отчаянием отозвался старик.
– Если вы будете говорить о нашем деле с Агнесой, избегайте всякого волнения! Вы уже знаете, как это опасно. Шесть капель лекарства на рюмку воды, три раза в день, а главное – сдержанность и спокойствие! Я не мог бы утешиться, если бы с моим дорогим тестем что-нибудь случилось.
Наконец он" ушел, а советник в изнеможении упал в кресло; теперь, когда он остался наедине с самим собой, ему стало совершенно ясно, как неслыханно обошлись с ним, а он еще не смел сердиться, чтобы не нажить апоплексического удара!
Бруннов между тем вовсе не так скоро ушел из дома, как предполагал Мозер. Он все еще стоял в передней, обнимая Агнесу, как будто был уже признанным женихом. Девушка со страхом расспрашивала его о разговоре с советником, выясняя, что ответил отец.
– Пока он все еще говорит «нет», – объяснил Макс, – но ты не беспокойся: уж он скажет «да». Я вовсе и не рассчитывал, что крепость сразу сдастся, – ее надо осаждать по всем правилам искусства. В общем я доволен результатом сегодняшнего штурма; уже пробиты бреши, а завтра я еще дальше продвинусь вперед.
– Ах, Макс, – прошептала сквозь слезы Агнеса, – сколько нам еще предстоит впереди! У меня пропадает последнее мужество, когда я думаю обо всех препятствиях. Я никогда не смогу преодолеть их.
– От тебя это вовсе и не требуется, это – уже мое дело! Я лишь тогда уеду отсюда, когда все будет улажено и день нашей свадьбы назначен. До тех пор у твоего отца будет достаточно времени, чтобы освоиться с этим вопросом, а я между тем почтительнейше извещу о нашей помолвке настоятельницу и духовника, которых ты так боишься.
На лице Агнесы выразился ужас.
– Некоторую часть бури придется перенести и тебе, – продолжал Макс, – но главное я беру на себя. Не теряй твердости, моя дорогая! Даю тебе слово, что твой отец собственноручно благословит нас.
С этими словами он простился, еще раз горячо поцеловав невесту.
ГЛАВА XIX
Утром следующего дня барон Равен сидел в своем рабочем кабинете, где, кроме него, находился еще полицмейстер. Он редко являлся теперь в управление губернатора. С одной стороны, вследствие восстановления в городе спокойствия его частые совещания с губернатором оказывались излишними, с другой – после ареста Бруннова в обращении барона проглядывала такая холодность, что полицмейстер по мере возможности избегал встреч с ним. Сегодня необходимо было обсудить некоторые новые меры, и обе стороны постарались насколько возможно сократить разговор, ограничиваясь строго деловыми рассуждениями.
Следуя примеру губернатора, полицмейстер был крайне сдержан, хотя и сохранил свою прежнюю обязательную любезность и не позволил себе ни единого намека на события последних дней. Обращение барона было еще более высокомерным, чем когда бы то ни было прежде, но что-то в нем напоминало пойманного в сети зверя, чующего близкий конец и собирающегося с последними силами, чтобы дать отпор своим преследователям. Энергия, которой дышала вся фигура барона, происходила, может быть, не от сознания собственной силы – это была энергия отчаяния.
Покончив с частью доклада, полицмейстер заговорил о последних распоряжениях, причем коснулся освобождения доктора Бруннова.
– Когда освободили Бруннова? – перебил его барон.
– Вчера в полдень. Как я слышал, доктор намерен покинуть наш город уже завтра утром. Он опять возвращается в Швейцарию, где думает провести остаток жизни.
– Он прав, – сказал барон. – Кто столько лет провел в изгнании, тот редко или почти никогда не сживается снова с родиной. Приемное отечество решительно предъявляет свои права.
Его слова звучали равнодушно, как будто речь шла о постороннем человеке, о помиловании которого он узнал случайно. Конечно, это равнодушие не обмануло полицмейстера, но даже с его острой наблюдательностью ему не удалось открыть, как намерен барон отнестись к известному обвинению.
Разговор был прерван приходом слуги с только что полученным из столицы большим пакетом. Дав слуге знак удалиться, барон сломал печать.
– Простите меня на одну минутку! – вскользь произнес он.
– Пожалуйста, не стесняйтесь из-за меня, ваше превосходительство! – сказал полицмейстер, бросив какой-то странный взгляд сперва на письмо, затем на барона.
Развернув письмо, Равен при первом взгляде на него смертельно побледнел; его правая рука судорожно скомкала бумагу, а левая сжалась в кулак, по телу пробежала дрожь гнева или боли, и одну минуту казалось, что он не выдержит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80