Я не стала бы никого убивать, даже Эберхарда, хотя он меня и достал. Да и рискованно все это. Действительно, зачем мне любые деньги, если за убийство я все равно полжизни проведу в тюрьме? – прервала я свои рассуждения. – А ты ради денег пошел бы на убийство?
– Только своего отца, – зло ответил Штефан.
– Это, конечно, позволило бы решить очень многие проблемы, – сказала я. – Даже скорее всего все, если хорошенько подумать.
– Это была лишь шутка, Оливия! – зашипел на меня Штефан.
По его самолюбию всегда резко ударяло, если я не начинала сразу смеяться над его остротами.
– Да, я лишь поддержала ее, – сказала я. – Ты же знаешь, что в принципе я очень хорошо отношусь к твоему отцу. Ну, почти хорошо. – Ложь всегда очень трудно мне давалась, поэтому я почти сразу добавила: – Я не считаю его таким ненавистным, чтобы желать его убить.
– Но в остальном ты готова пойти на все, чтобы заполучить его денежки?
Я почувствовала на себе пронизывающий взгляд.
– А почему я? Он же разговаривал на эту тему с тобой.
– Да, но никто не говорил, что речь не заходила и о тебе!
Обо мне? Конечно, мне тут же вспомнилось, что позволил себе сказать Фриц по поводу моей груди, тогда, в день свадьбы, когда напился шампанского.
У меня просто челюсть отвисла.
– Что? Нечто подобное тому, что было в «Непристойном предложении»?
Долю секунды я раздумывала над этим, но потом покачала головой:
– Нет-нет, забудь об этом: Фриц отнюдь не Роберт Редфорд.
– Но и ты не Деми Мур, Молли-Олли, – заметил Штефан и, в свою очередь, покачал головой. – Однако приятно сознавать, что ты думаешь в этом плане не меньше, чем о Роберте Редфорде! – автомобиль сделал опасный вираж. – Тсс, речь не о том, что мой отец хотел бы от тебя чего-то! Я вообще не думаю, что у него может быть какая-то половая жизнь. У тебя действительно богатая фантазия. И было бы лучше, если бы все было так просто!
Я почувствовала себя обиженной.
– Ты считаешь, я не в его вкусе? Но ты же сам сказал…
– Забудь об этом. Мой отец – старый жалкий доходяга. И у меня нет никакого настроения делать себя и мою жену марионетками в его руках. Даже за миллион евро.
– Миллион евро? – закричала я. – Речь идет о миллионе евро?! Да скажи же ты наконец, что он хочет в обмен на это!
– Забудь об этом, – снова произнес Штефан и повернул на дорогу, ведущую к нашему участку.
Я готова была лопнуть от любопытства и решила вытащить из Штефана правду любыми средствами. Но по опыту я знала, что делать это надо по-другому. Потому что чем больше я настаивала, тем больше он замыкался. Просто из чувства противоречия. К тому же он был зол на своего отца, но выместить злобу на нем не мог. Так что это угрожало мне самой, это я тоже знала.
Поэтому, чтобы разузнать, что же задумал старый Фриц, я решила прибегнуть к старому проверенному трюку.
– Ты прав, – сказала я как можно дружелюбнее. – 11ам действительно следует забыть об этом. Не важно, сколько денег пообещал тебе Фриц и что могут означать его требования: мы не продаемся.
– Точно, – сказал Штефан, но, конечно, прозвучало это не очень убедительно.
Глава 4
Моя приемная мать часто повторяла: «У каждого свой крест» и «Под каждой крышей свои мыши!».
Моим «крестом», во всяком случае, с утра понедельника до вечера пятницы, была Петра Шмидтке, девица двадцати трех лет от роду, весьма простая по натуре.
– Ах ты, батюшки мои, почему же у тебя такие мешки под глазами? Они словно набитые карманы брюк, – заявила она сегодня в качестве приветствия.
Сегодня она пришла на работу в питомник незадолго до обеда, и тот факт, что я была ее боссом, а она моей подчиненной, ничуть не смущал ее, когда она произносила эту бестактность, А мне не хватало опыта руководства людьми, чтобы поставить ее на место. Правильнее сказать, я не обладала для этого достаточным мужеством. С самого начала своей работы она без всякого стеснения взяла за правило обращаться ко мне на ты, хотя со Штефаном до сих пор была не в пример вежлива. Так или иначе, но мне пришлось принять такие правила поведения, и если клиентам доводилось иногда подслушивать наши разговоры, они наверняка пребывали в полной уверенности, что мы старые подруги, а такой тон обращения друг к другу позволяет лучше делать общее дело.
«Закрой свой рот, ты, хорек», – с удовольствием ответила бы я ей на такие замечания, но вместо этого пробормотала что-то вроде: «Аллергия на распускающиеся почки» и «Плохо спала». И то и другое, впрочем, было правдой. Я еще удивлялась, как мне вообще удалось уснуть. Это стоило нечеловеческих усилий – больше не заговаривать со Штефаном о свекре и его некоем бесспорно аморальном предложении, сделанном сыновьям. Поэтому, уже находясь в постели, я не могла думать ни о чем другом. Неужели Фриц в самом деле хотел дать нам миллион евро и что потребовал взамен? Чем дальше я размышляла над этим, тем больше сомневалась в том, что смогу добровольно отдать почку. А что, если оставшаяся почка внезапно откажет?
Но миллион евро был действительно колоссальной суммой. Колоссальная сумма, позволяющая решить колоссальные проблемы. Если бы эта сумма у нас была…
Штефан встал раньше меня и уехал по делам в город. К половине десятого он еще не успел вернуться. Но я вытащу из него правду потом.
Я чихнула три раза подряд.
– Ты отвратительно выглядишь, – констатировала Петра, скорчив радостно-жалостливую мину.
«Ты, кстати, тоже», – хотелось сказать мне, но, к сожалению, это было лишь делом моего вкуса. Многие люди, прежде всего мужчины, питают слабость к маленьким, курносым, картошкой носикам, близко посаженным глазкам и слегка шепелявому девчачьему голоску.
«Эти мордочки, как у хорьков, разжигают у мужчин своего рода инстинкт, – разъяснила мне однажды моя подруга Элизабет. – С одной стороны, их хочется защищать, с другой – непременно по ним стукнуть».
Элизабет знала, что говорила. Потому что мужчина, за которого она собиралась замуж, незадолго перед свадьбой завел шашни с такой вот «хорьковой» мордочкой, работавшей у него практиканткой. К счастью, моя подруга вовремя узнала об этом и нашла в себе силы сказать перед алтарем: «Нет». (Впрочем, это была лучшая свадьба, на которой мне когда-либо доводилось бывать. Надо было видеть лицо жениха!) И последовавшие вслед за этим недолгие отношения самой Элизабет с одним из ее сослуживцев тоже в какой-то степени подтвердили сказанное выше. У него тоже было лицо хорька. Теперь она была закаленная испытаниями женщина, одна воспитывающая четырехлетнего сына и непревзойдённый эксперт по хорькам. Едва бросив взгляд на Петру, Элизабет сразу мне все разъяснила.
– Очевидно, что она тебе противна, – сказала она.
– Она противна всем женщинам вокруг, – возразила я, свято веря в правоту своих слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63