– Иди первым, ты мой шеф!
Мы отправились играть на метиску.
– В добрый час! Я уже начал отчаиваться, – вздохнул сэр Арчибальд, завидев нас.
Слева у него был стаканчик с костями, справа колода карт. Рядом стояла бутылка виски.
– Видите, – сказал он, – я все… я все приготовил, пока вы беседовали.
– Мы задержались, – сказал я. – Дело в том… Пребывая в добром расположении духа, сэр Арчибальд остановил меня:
– Не извиняйтесь, прошу вас. Вам, несомненно, надо было уладить на завтра служебные дела в Шанхае. Я понимаю. Никто не способен понять лучше, чем я. Служба прежде всего, а… – Оборвав себя, он спросил: – Начнем?
Не сказав ни слова, Боб принялся сдавать карты.
– Покер! – воскликнул сэр Арчибальд. – О! Какую радость вы мне доставляете, дорогие господа лейтенанты! Целую вечность я не играл в покер с джентльменами.
Боб взглянул на меня с улыбкой. От этой улыбки мне плохо до сих пор.
Инстинктивно я пытался оттянуть момент.
– Секунду, – сказал я. – Как мы играем? С удвоенной ставкой? Бленд? На ставку?
– Предлагаю по максимуму, – сказал Боб. – Весь банк, потому что нас только трое, и я вынимаю шестерки.
Это были адские условия. Я следил за сэром Арчибальдом, надеясь, что он испугается и откажется. В самом деле, казалось, у него перехватило дыхание. Но только от волнения. Я понял это, когда он воскликнул в жарком порыве:
– Да, да, черт побери! Игра есть игра. Никаких сантиментов. Никаких отговорок. Я буду играть, черт возьми!
До сих пор я не слышал, как сэр Арчибальд ругается. Я ни разу не видел, чтобы он ударил по столу своим немощным кулаком, как он сделал это сейчас.
– Да здравствует молодость! – воскликнул он. – Вы меня делаете молодым. Ваше здоровье, джентльмены.
Он встал, поклонился в нашу сторону, выпил стакан и торжественно произнес:
– За работу!
Начатый в таком духе, наш покер принял сразу наступательный ход.
Искушенный в игре человек почти сразу и наверняка уже по первому кругу определяет, к какому накалу и к какому проигрышу может привести партия. Но никто не смог бы разгадать того, что затеяли мы. Игра интенсивно началась, хотя обычно так ее заканчивают.
Не буду рассказывать о периодах, чередованиях, подсчетах, дерзких выпадах и удачных комбинациях. К чему! Те, кто не знает или не любит правила и неожиданности этой великолепной игры, не сможет оценить ее развитие. Остальные могут легко представить себе задор и страсть нашей схватки.
В сущности, из трех противников я был самым слабым. По натуре я не обладал ни терпением, ни расчетливостью. Боб и сэр Арчибальд, конечно, тоже; однако первый имел передо мной преимущество в самообладании, а второй так поклонялся игре, что полностью подчинялся ее правилам. Таким образом, в покере этот импульсивный человек, этот алкоголик, шут гороховый, этот тронутый оказался вооружен лучше, чем мы.
Тем не менее мое желание выиграть любой ценой и особая ставка в этой партии заставили меня довольно хорошо защищаться.
Боб также проявил осторожность. По истечении часа мы были в равном положении, и проигрыш был невелик.
Но я уже израсходовал все свои ресурсы самоконтроля. Мало того что я не был к этому привычен, еще и время мое было так рассчитано, что я не мог больше следовать холодной тактике. Требовалось решение, и быстрое. Я увеличил ставки, и так уже чрезмерные. Мне хотелось, чтобы каждый ход стал роковым для сэра Арчибальда. Я начал нещадно блефовать.
Первые мои попытки принесли успех, но старый профессионал в покере быстро уловил маневр. Странной формы китайские жетоны, которыми мы пользовались, быстро собрались перед сэром Арчибальдом. Ибо моя глупость, заставляя проигрывать меня, полностью расстраивала игру Боба, и он тоже проигрывал.
– Я был прав, когда хотел воздержаться, – сказал Боб со странной интонацией.
– Ну, ну, мой молодой друг, побольше мужества! – воскликнул сэр Арчибальд, находясь на вершине блаженства. – На что вам жаловаться? У вас впереди целая жизнь для выигрыша. Тогда как такой старик, как я… О! Прекрасный банк!
Я сдавал карты и, пользуясь этим преимуществом, удвоил прежнюю ставку. Мы сделали пасс все трое. При следующей сдаче – то же самое. Сумма на столе таким образом утроилась. Это была самая большая сумма за весь вечер.
Боб пристально взглянул на меня и сказал:
– Это будет мое, предупреждаю вас.
– В любом случае я открываю, – ответил сэр Арчибальд.
Он подвинул вперед значительную стопку жетонов. Боб и я сделали то же. Я сдал карты каждому, сколько тот просил. Сэр Арчибальд попросил две, Боб – три.
Сначала выигрывал старый англичанин. Я взглянул в свои карты: положение не улучшилось. Я был вне игры. Сэр Арчибальд с наслаждением медленно открывал карты. А Боб… что делал Боб?
Я видел, что его левая рука скользнула к картам, которые он сбросил, и взяла оттуда одну, присоединив ее к картам в правой руке. И в то время как он совершал свое мошенничество, его глаза, жестокие, блестящие, безжалостные, не отрывались от моих. Провоцировал ли он меня на взрыв, на несогласие? Хотел ли показать, что надо идти на все ради удовлетворения своего желания, или, напротив, забавлялся тем, что сможет измерить степень низости, на которую я способен? Ибо, если Боб и мошенничал, то в угоду мне. В течение всей партии он был моим инструментом: мы так условились…
Да, если Боб и мошенничал, то ради меня. Его взгляд красноречиво говорил об этом, а также относительная медленность его жеста, уверенного, ловкого и провоцирующего.
С ужасом, а также с надеждой я взглянул на сэра Арчибальда: может, он заметил… Но старый игрок, конечно непрерывно следивший за партнерами в игорном доме, на „Яванской розе" предался блаженному доверию. Разве он имел дело не с офицерами, не с джентльменами с честными руками?
Тем временем руки Боба закончили свою работу. У меня было время помешать его действию.
Как я проклинал тогда хитросплетение обстоятельств, приведшее меня к тому, что, еще два часа назад свободный в своих поступках, я превратился в раба, покорного бесовским выходкам! Два часа назад я вновь сблизился с Бобом, думал лишь о неисчерпаемых и доступных условиях, которые нам обещал Шанхай. А теперь я стал непримиримым врагом лучшего товарища, мне надлежало переспать с больной девицей, нести бремя отвратительного жульничества! Ибо я хорошо понимал: я не помешаю, я позволю Бобу мошенничать ради меня.
Откуда эта пассивность? Из-за Флоранс? Конечно, нет. Я не думал о ней в эту минуту, или, если ее образ и возникал в моей голове, инстинктивно я чувствовал к ней враждебность, как к первопричине моего отвратительного падения.
Итак, поскольку этот покер не имел целью честный выигрыш, я считал себя вправе не соблюдать правила порядочности? Или мною безотчетно руководило оправдание, которое я заранее дал всем моим поступкам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38