Но я отодвинул ее, чтобы прийти в себя, привести в порядок мысли, чувства, вдруг нахлынувшие на меня.
Флоранс… да, Флоранс… приходилось верить этому, Флоранс была девственницей.
„Флоранс – девственница… Флоранс – девственница…"
Я вынужден был повторить, внутренне отчеканить эти два слова, чтобы попытаться соединить их в одно целое, чтобы они дошли до сознания, стали приемлемы. Я был так далек от этого несколькими минутами раньше!
Да, я имел Флоранс нетронутой. Но тогда… тогда… она не могла быть больна. Значит, не на это она намекала, когда умоляла меня в шлюпке:
– Не надо… ради тебя…
В таком случае что означала чудовищная ложь сэра Арчибальда? И… и… он не был ее любовником. Тогда откуда эта ревность, эти истерические сцены, это полузаточение? Что означала столь опасная и глупая игра? А ярость Ван Бека? А мои уловки? И все это безумие? Кого дурачили? Кто был жертвой?
Не занимаясь больше Флоранс, я спрыгнул с койки, оделся в дикой спешке и бросился к бару.
Сэр Арчибальд и Боб продолжали покер двух сумасшедших.
Я смел ладонью карты, жетоны, стаканы и крикнул:
– Довольно! Довольно! Хватит этой комедии!
– Послушай… – начал Боб угрожающим тоном.
Но он не закончил: выражение моего лица, должно быть, подсказало ему, что происшествие, заставившее меня действовать таким образом, было выше наших ссор.
– Но я много проиграл! – взвизгнул сэр Арчибальд. – Вы должны дать мне возможность…
Я дико заорал:
– Идите к черту со своей возможностью! За этим столом нет ни проигрыша, ни выигрыша, мы вас надули.
– Что… что? – пролепетал сэр Арчибальд, и голова его вертелась от одного к другому, как у сломанной игрушки.
– Да, да, надули, – повторил я. – Но не настолько, насколько вы! Эта болезнь…
– О! Вы дали слово офицера никому не говорить об этом, – простонал сэр Арчибальд.
– Вижу, я здесь лишний! – заметил Боб.
– Нет, останься, – сказал я, видя, что он хочет выйти. – Оставайся здесь, говорю! А вы, сэр Арчибальд, идемте немедленно со мной, мы объяснимся раз и навсегда.
Я прошел в коридор впереди старого англичанина, на ходу закрыл на ключ свою каюту и вышел на палубу.
Минуту спустя показался сэр Арчибальд. Он больше не думал об игре: смертельное волнение искажало его лицо.
– Что… да, именно… что… вам от меня угодно? – с трудом вымолвил он.
– Я хочу понять! – крикнул я.
– Но что, Боже мой?
– Все, да, все: почему вы на этом судне, почему плачете, постоянно дрожите, думая о Ван Беке, что делает Флоранс во всей этой истории?.. И прежде всего… прежде всего, зачем вы выдумали ей сифилис?
– Но я ничего… я… Неправда, я ничего не выдумал.
– Послушайте, сэр Арчибальд, вы что, в самом деле принимаете меня за идиота? Не на этой ли палубе, не на этом ли самом месте, не так ли, вы…
– Да, да… я сказал это.
– Ну и?
– Ну, это не выдумано… это истинная правда.
Я так сильно встряхнул сэра Арчибальда, что сам испугался: вдруг его костлявое, плохо собранное тело рассыплется. Одновременно я выкрикивал оскорбления:
– Если бы вы не были таким старым, если бы вы не были живой чуркой, с каким удовольствием я расплющил бы вашу физиономию!
Внезапно я выпустил сэра Арчибальда: он наполовину осел, не сопротивляясь моим скотским манерам, потом со стоном поднялся.
– Тогда не угодно ли вам будет сказать, кто заразил Флоранс? – спросил я.
– О! Во имя неба, умоляю вас! – прошептал сэр Арчибальд.
– Я не оставлю вас в покое, пока вы мне не ответите.
– Откуда мне знать! – сказал старый англичанин, издав нечто вроде икания… – Какой-нибудь мужчина.
– Тогда этим мужчиной могу быть только я!
– Почему? Почему? – взвыл сэр Арчибальд. – Что вы хотите сказать? Сжальтесь!…
– Я хочу сказать, что Флоранс была девственницей.
– Откуда вам это известно?
На этот крик, хриплый, ужасный, вырвавшийся скорее из утробы, чем из горла, я осмелился ответить тем же тоном, что и прежде.
– Боже праведный! – воскликнул я. – Вы что, не понимаете, старый идиот, что я только что переспал с ней?
– Нет, нет… это не… – прошептал сэр Арчибальд.
И он медленно осел на палубу.
„Этот шут упал в обморок. Только этого не хватало!"
Такова была единственная сострадательная мысль, которую вызвало у меня падение сэра Арчибальда. И если я и поднял его, если и отнес к бару, влил в рот большую порцию виски, то не из жалости, которую был не способен испытывать к этому человеку; что меня подстегивало, так это желание допытаться. Боб застал меня за этим занятием.
– Ха! Ха! Наш шут готов! – сказал он. А затем продолжал: – Я вижу, ты превратил нашу каюту в персональную! О! Не извиняйся, прошу тебя: ты выиграл свою свадебную ночь.
И он вышел.
Сэр Арчибальд пришел в себя быстрее, чем я думал. Подлинное глубокое изумление выступало на его лице, но он не потерял нить своей мысли из-за обморока. Он прошептал:
– Итак, вы отняли ее у меня.
Я ответил как можно спокойнее, опасаясь, что сэр Арчибальд снова потеряет сознание, а это надолго затянуло бы нашу беседу, в которой я надеялся все выяснить.
– Послушайте, отвечайте, пожалуйста, разумно. Иногда вы кажетесь способным на это. Вы в самом деле надеялись сохранить лично для себя красивую девушку, к которой даже не прикасаетесь? По причине половой слабости, я полагаю?
– О! Замолчите! Во имя любви к Всевышнему! Вы даже не знаете, что говорите, несчастный!
Еще накануне сэр Арчибальд удивил меня искренностью своего невольного, живого и патетического возгласа. На этот раз снова и гораздо острее я почувствовал, что ничего не знаю об этом человеке. Но что именно хотел я знать?
К этим бесконечным загадкам добавилась еще одна. Раздражение уже переходило в жестокость, когда моих ушей коснулся приводящий в ужас нежный шепот.
– Мое дитя, мое бедное дитя! – повторял сэр Арчибальд.
Он спрятал подбородок, похожий на высохшую рыбью кость, в свои дрожащие ладони, и мелкие, смешные слезы побежали по его лицу с многочисленными бороздками морщин.
– Дитя мое! Мое бедное дитя! – плакал сэр Арчибальд.
Это было так просто и так светло, что я вздрогнул и с трудом выговорил:
– Вы… вы ее… отец, так? – спросил я. Он смиренно склонил голову.
– И выдумали… – продолжал я с пересохшим ртом, – выдумали эту историю с болезнью, чтобы удалить меня насовсем?
Мокрое лицо склонилось ниже.
– Но к чему, к чему весь этот маскарад? – вскричал я, изображая гнев, которого больше не испытывал, чтобы не признаться, что сцена этой тихой боли пробуждала во мне чувство, суть которого мне не хотелось определять.
– Из-за Ван Бека, – сказал сэр Арчибальд.
Он замолчал. Обычно такой словоохотливый, такой пространный в ненужных подробностях, он смолк. И мне пришлось вытягивать из него каждое слово.
Чем дольше длился этот допрос, тем больше мне становилось не по себе, потому что сама строгость изложения придавала словам сэра Арчибальда странное достоинство, ужасно не соответствующее его откровениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38