– Вы ведь, наверное, знаете, что нам пришлось очень скоро забрать Патрицию обратно?
– Да, знаю.
– Так вот, – продолжал Буллит, слегка стукнув донышком стакана по столу, – так вот, когда дочь вернулась, на следующий же день Кинг уже был перед бунгало и они вместе катались по траве на поляне.
Буллит сделал очень длинную паузу, а потом продолжил:
– Сибилла умоляла меня застрелить льва. И ее тоже можно понять. Но разве я мог? Дочь и так уже едва-едва прощает мне всех тех уничтоженных животных, которых я убил, когда она еще не родилась.
Буллит поднял на меня свой хмурый взгляд и сказал:
– Если бы на моих руках была кровь Кинга… вы только представьте себе…
Великий истребитель зверей закрыл глаза и вздрогнул.
– А потом? – спросил я.
– А потом мы все пришли к компромиссу. Мы с Пат вместе присмотрели то самое дерево, к которому она привезла вас сегодня утром. И когда на следующий день Кинг пришел к бунгало, мы отправились туда втроем. И малышка объяснила Кингу, что отныне там будет место их свиданий. Она донесла до его сознания… до его чувств… В общем, вы понимаете, что я хочу сказать. Она может сделать с ним все, что хочет. Вы теперь сами убедились.
– Вполне, – сказал я.
– Меня лев тоже любил, – сказал Буллит. – Раньше, когда я возвращался из брусса, он чуял мою машину за много миль и бежал встречать меня. Даже и сейчас такое случается… Вдруг появляется где-нибудь в глухой саванне, радостно приветствует меня. Но с малышкой это совсем другое. Ощущение ее кожи пришло к нему одновременно с ощущением жизни. Он принадлежит ей навеки.
Буллит вылил себе в стакан оставшееся еще в бутылке виски, выпил и встал.
– Буквально секунду, – сказал я. – А есть у Кинга львица и львята?
Глаза Буллита были покрыты сеткой красных прожилок.
– Слишком много я пью, – сказал он, словно не услышав моего вопроса. – Спокойной ночи.
Он спустился с крыльца тяжелой, но все такой же бесшумной походкой.
Я не стал задерживаться на веранде и пошел к себе в комнату. Открыв дверь, я обнаружил Николаса, сидящего на краю моей подушки, и Патрицию в розовой хлопчатобумажной пижаме, растянувшуюся на моей постели.
Мой ошеломленный вид вызвал у нее приступ заразительного детского смеха. Она вскочила с кровати. Ее одеяние вверху слегка распахнулось. Ниже шеи кожа у нее была трогательно бледненькой и нежной.
– Я вылезла у себя из дома через окно, – пояснила девочка, – и таким же способом проникла к вам. Так нужно было. А то моим родителям хватает тех забот, которые я доставляю им днем.
Я мысленно спросил себя, не приходится ли Кихоро наблюдать за Патрицией и ночью тоже. А она тем временем продолжала:
– Поэтому я ухожу сию же минуту. Просто я хотела вам сказать, чтобы вы встали завтра утром пораньше. Мы поедем смотреть, как масаи делают свою маниатту… так называется их жилье. Это очень забавно, вот увидите.
Масаи… У меня возникло такое ощущение, что я вижу пылающую шевелюру морана Ориунги.
– Договорились? На рассвете встречаемся, да? – спросила Патриция.
Я ответил:
– Да, до встречи на рассвете.
И девочка с обезьянкой тут же выскочили в раскрытое окно.
V
Место для стоянки своего клана старый Ол Калу и Ориунга искали и нашли в самой пустынной зоне заповедника. Масаи, дети засушливых просторов, относятся к заросшим лесом местностям с недоверием. Культ деревьев, религиозное поклонение лесу никак не сочетается с инстинктом этого народа. Соответственно выбор Ол Калу и Ориунги пал на расположенную вблизи от источника воды одну небольшую возвышенность посреди голой, сухой равнины.
Никакой дороги к месту стоянки не было. Однако состояние почвы позволяло машине проехать туда. Так что на восходе дня мы уже созерцали лысый холм с черными силуэтами на нем.
– Вот они, вот они! – закричала Патриция, высунувшись из окна машины. – И мы приехали как раз вовремя.
После чего она откинулась на сиденье рядом со мной и сказала смеясь:
– Вы только посмотрите на наших двоих негров: не сказать, чтобы они радовались. И знаете почему?
– Бого боится.
– Естественно, он кикуйю из большого города, – с презрением сказала Патриция.
– А Кихоро?
– О! Он-то масаев не боится. Он очень зол на них. Он бы убил их всех.
В ее голосе зазвучали нотки превосходства, как обычно, когда она объясняла непонятные мне вещи.
– Кихоро принадлежит к племени вакамба, где люди очень храбрые. А вакамба всегда воевали с масаями. Даже сейчас, несмотря на законы, которые издает правительство, они дерутся иногда насмерть. Их территории соприкасаются, понимаете? Патриция склонилась к переднему сиденью, где сидел старый одноглазый следопыт и шепнула ему несколько слов на его родном языке. Кихоро свирепо оскалился, обнажив десны с редкими зубами, и похлопал по ружью.
– Зачем вы его дразните? – спросил я девочку.
– Чтобы разозлить его, сделать опасным, – сказала она. – А когда он слишком разозлится, я его заставлю держать себя спокойно. Это же игра.
– Но ведь он этого не знает, – сказал я.
– Конечно же нет, – воскликнула Патриция. – Тогда и не было бы никакой игры.
Одноглазый Кихоро – раз.
Великий лев Кинг – два.
Интересно, с каким еще партнером затеет Патриция когда-нибудь игру и как далеко она в ней зайдет?
Мы подъехали к подножию холма. Патриция выскочила из машины, не дожидаясь, пока она полностью остановится.
Солнце вставало из бруссы во всем своем великолепии, но в легкий утренний воздух проникал, отравляя его, душный запах грязного хлева и навозной жижи.
– Пойдемте скорее, – крикнула мне Патриция. – Они начинают.
Она потащила меня по слабому склону к вершине холма. Там была ровная площадка более или менее правильной овальной формы. По периметру ее в два ряда тянулось ограждение из стволов колючих деревьев с перегородками. Внутри ограды видна была желтоватая, густая, липкая и отвратительно пахнущая масса. Это был полужидкий коровий навоз.
А в этой гнусной массе стояли чернокожие мужчины, женщины, дети и ногами и руками месили ее, топтали, разминали, перемешивали, стараясь сделать ее намного более плотной. Патриция обратилась к ним на их родном языке. Вначале на обращенных к маленькой белой девочке суровых лицах застыло выражение недоумения. Потом даже самые замкнутые из них, даже самые жестокие смягчились. Женщины пронзительно засмеялись, дети радостно закричали.
Я искал глазами Ориунгу, но ни одного из троих моранов среди присутствующих не было. Однако старый Ол Калу был здесь. Я поприветствовал его. Он узнал меня и сказал:
– Квахери.
Потом он знаком призвал сородичей продолжать работу.
Зловоние пошло еще более густой, более тяжелой волной. Я инстинктивно отпрянул и задержал дыхание. А вот Патриция не испытывала ни малейшего неудобства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Да, знаю.
– Так вот, – продолжал Буллит, слегка стукнув донышком стакана по столу, – так вот, когда дочь вернулась, на следующий же день Кинг уже был перед бунгало и они вместе катались по траве на поляне.
Буллит сделал очень длинную паузу, а потом продолжил:
– Сибилла умоляла меня застрелить льва. И ее тоже можно понять. Но разве я мог? Дочь и так уже едва-едва прощает мне всех тех уничтоженных животных, которых я убил, когда она еще не родилась.
Буллит поднял на меня свой хмурый взгляд и сказал:
– Если бы на моих руках была кровь Кинга… вы только представьте себе…
Великий истребитель зверей закрыл глаза и вздрогнул.
– А потом? – спросил я.
– А потом мы все пришли к компромиссу. Мы с Пат вместе присмотрели то самое дерево, к которому она привезла вас сегодня утром. И когда на следующий день Кинг пришел к бунгало, мы отправились туда втроем. И малышка объяснила Кингу, что отныне там будет место их свиданий. Она донесла до его сознания… до его чувств… В общем, вы понимаете, что я хочу сказать. Она может сделать с ним все, что хочет. Вы теперь сами убедились.
– Вполне, – сказал я.
– Меня лев тоже любил, – сказал Буллит. – Раньше, когда я возвращался из брусса, он чуял мою машину за много миль и бежал встречать меня. Даже и сейчас такое случается… Вдруг появляется где-нибудь в глухой саванне, радостно приветствует меня. Но с малышкой это совсем другое. Ощущение ее кожи пришло к нему одновременно с ощущением жизни. Он принадлежит ей навеки.
Буллит вылил себе в стакан оставшееся еще в бутылке виски, выпил и встал.
– Буквально секунду, – сказал я. – А есть у Кинга львица и львята?
Глаза Буллита были покрыты сеткой красных прожилок.
– Слишком много я пью, – сказал он, словно не услышав моего вопроса. – Спокойной ночи.
Он спустился с крыльца тяжелой, но все такой же бесшумной походкой.
Я не стал задерживаться на веранде и пошел к себе в комнату. Открыв дверь, я обнаружил Николаса, сидящего на краю моей подушки, и Патрицию в розовой хлопчатобумажной пижаме, растянувшуюся на моей постели.
Мой ошеломленный вид вызвал у нее приступ заразительного детского смеха. Она вскочила с кровати. Ее одеяние вверху слегка распахнулось. Ниже шеи кожа у нее была трогательно бледненькой и нежной.
– Я вылезла у себя из дома через окно, – пояснила девочка, – и таким же способом проникла к вам. Так нужно было. А то моим родителям хватает тех забот, которые я доставляю им днем.
Я мысленно спросил себя, не приходится ли Кихоро наблюдать за Патрицией и ночью тоже. А она тем временем продолжала:
– Поэтому я ухожу сию же минуту. Просто я хотела вам сказать, чтобы вы встали завтра утром пораньше. Мы поедем смотреть, как масаи делают свою маниатту… так называется их жилье. Это очень забавно, вот увидите.
Масаи… У меня возникло такое ощущение, что я вижу пылающую шевелюру морана Ориунги.
– Договорились? На рассвете встречаемся, да? – спросила Патриция.
Я ответил:
– Да, до встречи на рассвете.
И девочка с обезьянкой тут же выскочили в раскрытое окно.
V
Место для стоянки своего клана старый Ол Калу и Ориунга искали и нашли в самой пустынной зоне заповедника. Масаи, дети засушливых просторов, относятся к заросшим лесом местностям с недоверием. Культ деревьев, религиозное поклонение лесу никак не сочетается с инстинктом этого народа. Соответственно выбор Ол Калу и Ориунги пал на расположенную вблизи от источника воды одну небольшую возвышенность посреди голой, сухой равнины.
Никакой дороги к месту стоянки не было. Однако состояние почвы позволяло машине проехать туда. Так что на восходе дня мы уже созерцали лысый холм с черными силуэтами на нем.
– Вот они, вот они! – закричала Патриция, высунувшись из окна машины. – И мы приехали как раз вовремя.
После чего она откинулась на сиденье рядом со мной и сказала смеясь:
– Вы только посмотрите на наших двоих негров: не сказать, чтобы они радовались. И знаете почему?
– Бого боится.
– Естественно, он кикуйю из большого города, – с презрением сказала Патриция.
– А Кихоро?
– О! Он-то масаев не боится. Он очень зол на них. Он бы убил их всех.
В ее голосе зазвучали нотки превосходства, как обычно, когда она объясняла непонятные мне вещи.
– Кихоро принадлежит к племени вакамба, где люди очень храбрые. А вакамба всегда воевали с масаями. Даже сейчас, несмотря на законы, которые издает правительство, они дерутся иногда насмерть. Их территории соприкасаются, понимаете? Патриция склонилась к переднему сиденью, где сидел старый одноглазый следопыт и шепнула ему несколько слов на его родном языке. Кихоро свирепо оскалился, обнажив десны с редкими зубами, и похлопал по ружью.
– Зачем вы его дразните? – спросил я девочку.
– Чтобы разозлить его, сделать опасным, – сказала она. – А когда он слишком разозлится, я его заставлю держать себя спокойно. Это же игра.
– Но ведь он этого не знает, – сказал я.
– Конечно же нет, – воскликнула Патриция. – Тогда и не было бы никакой игры.
Одноглазый Кихоро – раз.
Великий лев Кинг – два.
Интересно, с каким еще партнером затеет Патриция когда-нибудь игру и как далеко она в ней зайдет?
Мы подъехали к подножию холма. Патриция выскочила из машины, не дожидаясь, пока она полностью остановится.
Солнце вставало из бруссы во всем своем великолепии, но в легкий утренний воздух проникал, отравляя его, душный запах грязного хлева и навозной жижи.
– Пойдемте скорее, – крикнула мне Патриция. – Они начинают.
Она потащила меня по слабому склону к вершине холма. Там была ровная площадка более или менее правильной овальной формы. По периметру ее в два ряда тянулось ограждение из стволов колючих деревьев с перегородками. Внутри ограды видна была желтоватая, густая, липкая и отвратительно пахнущая масса. Это был полужидкий коровий навоз.
А в этой гнусной массе стояли чернокожие мужчины, женщины, дети и ногами и руками месили ее, топтали, разминали, перемешивали, стараясь сделать ее намного более плотной. Патриция обратилась к ним на их родном языке. Вначале на обращенных к маленькой белой девочке суровых лицах застыло выражение недоумения. Потом даже самые замкнутые из них, даже самые жестокие смягчились. Женщины пронзительно засмеялись, дети радостно закричали.
Я искал глазами Ориунгу, но ни одного из троих моранов среди присутствующих не было. Однако старый Ол Калу был здесь. Я поприветствовал его. Он узнал меня и сказал:
– Квахери.
Потом он знаком призвал сородичей продолжать работу.
Зловоние пошло еще более густой, более тяжелой волной. Я инстинктивно отпрянул и задержал дыхание. А вот Патриция не испытывала ни малейшего неудобства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52