Я не могу сейчас говорить. Я должна привести все в порядок и приготовить обед.
– Гиацинта, я приеду… О Господи, да ведь это безумие! Я выезжаю немедленно.
Охваченная дурными предчувствиями и тревогой, Францина гнала машину на предельной скорости и, когда поздно вечером прибыла на место, с трудом разогнула ноги. Но сейчас было не до того, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Сейчас требовался зоркий глаз. Она оглядела библиотечные полки, заставленные книгами, которые Гиацинта собирала с детства, изящные лесенки и высокие голубые лампы из датского фарфора, а также всю красивую мебель, купленную на заработанные Джеральдом деньги.
Больше он не нуждался в Гиацинте. Джеральд теперь преуспевал и без нее. Все очень просто. Спокойно, как всегда, он сидел в своем кожаном кресле с подголовником. Ему сейчас нужна лишь большая красивая собака, которая лежала бы у его ног, – английский сеттер или английская овчарка; а перед ним стоял бы серебряный поднос с бокалами и бутылкой изысканного виски.
– Не сердись на меня, Гиацинта, – сказала Францина. – Я приехала не для того, чтобы взять ситуацию под контроль. Я не вмешивалась в твою жизнь с той минуты, как ты вышла замуж. Но когда позвонил Джерри, я не могла оставаться на месте и сидеть сложа руки. Ты ведь не какая-нибудь соседка, а моя родная дочь.
Гиацинта, бледная и подавленная, смотрела на мать огромными печальными глазами и походила на беженку из военного лагеря. Казалось, у нее не было сил даже что-то сказать.
– Знаю, ты вполне способна сама позаботиться о себе. Я не собираюсь обращаться с тобой как с ребенком, и если хочешь, чтобы я уехала домой, я уеду.
И Джеральд, и Гиацинта молчали. Вероятно, они уже сказали все, что должны были сказать. Впрочем, третье лицо могло прояснить обстановку. Поэтому Францина обратилась к Джеральду:
– В припадке бешенства она перевернула стол, говоришь ты. Это твоя единственная жалоба? И это в то время, как соседи говорят о твоей связи с приходящей няней? А какой реакции жены ты ожидал?
– Дело не только в этом. Все гораздо серьезнее. Гиацинта нервничала и находилась в депрессии довольно давно. Она сама это признает. Порой она просто неуправляема.
– Если это правда – а я в этом сомневаюсь, потому что Гиацинта, несмотря на вспышки, всегда была довольно спокойной и миролюбивой, – то это и есть причина, по которой ты хочешь развестись с ней? Бросить ее?
– Я вовсе не бросаю Гиацинту, – возразил Джеральд. – Вы не дали мне закончить.
– Не юли со мной, Джеральд.
– Я и не собираюсь юлить.
Францина начала закипать от гнева.
– Видишь ли, – проговорила она, – должна быть веская причина. И я подозреваю, что эта связь у тебя не первая. То есть именно из-за тебя изменились ваши взаимоотношения, что и завершилось этой неприятной историей.
– Дело не в моей несчастной интрижке, в чем я искренне раскаиваюсь.
– Я приняла твои извинения, – отозвалась Гиацинта. – Эта девица в самом деле ничего не значит для Джеральда, Францина. Мы и сейчас принадлежим друг другу.
«Принадлежим друг другу, – подумала Францина. – О милое дитя, никто не принадлежит никому, кроме как самому себе!»
– Проблема не в этом, – заметил Джеральд.
– Думаю, в этом. Ты испытываешь недовольство уже лет семь. Здесь ты привязан к семье, и это раздражает тебя, что, в свою очередь, влияет на Гиацинту, и все растет как снежный ком.
– Боюсь, вы все упрощаете.
– В таком случае не темни. Кстати, что обо всем этом говорит твой партнер?
– Он мой коллега – и только, все прочее – не его забота.
– К тебе относились в этой семье как к родному сыну. Подумай об этом, прежде чем предпринимать столь ответственный шаг, – посоветовала Францина.
– Вы имеете в виду деньги? Я всегда был благодарен вам. Я хотел вернуть долг, но Джим мне не позволил. И я намерен полностью вернуть это Гиацинте.
– Не я давала тебе деньги! Давал мой отец! И я не хочу от тебя ни единого пенса! Ты хочешь откупиться от меня и уйти без проблем, со спокойной совестью! О нет! Ты была права, Францина! Абсолютно права! – Гиацинта выбежала из комнаты.
– Посмотри, что ты сделал с ней, Джеральд.
– С Гиацинтой невозможно разговаривать. Ее постоянно захлестывают эмоции. – Он покачал головой. – Люди в наши дни разводятся без всякого надрыва.
– Но Гиацинта не из таких людей. Она выходила за тебя замуж с открытой душой, по страстной любви.
– Все не так просто. Вы не знаете ситуации.
– Я предвидела «ситуацию», если помнишь, после того как несколько раз увидела тебя! Ты донжуан по натуре и меняешь женщин так же часто, как порядочный человек меняет белье! Ты не одурачишь меня. Она была тебе супругой, предназначенной небом, моя Гиацинта, славная девочка, тонкая и чистая, податливая как воск и без ума влюбленная в тебя, – до тех пор, пока ты не устал от нее. Она надоела тебе. Для тебя теперь открывается новый мир.
– Вы умная женщина, Францина, однако на сей раз вы ошибаетесь. Да, есть доля истины в том, что вы говорите, но в целом все не так. И я не хочу это с вами обсуждать. – Джеральд встал. – Не будет никакого шума и огласки, уверяю вас. Я оплачу расходы и буду поддерживать Гиацинту до конца жизни. Разве это несправедливо?
– Справедливо? Негодяй! А Джим так верил тебе! Он, должно быть, в гробу переворачивается! – Францина потрясла кулаком. – Ты не раз почувствуешь боль, пока мы будем проходить через это, мой друг! А сейчас я поднимусь наверх и позабочусь о дочери. В следующий раз я увижу тебя в суде!
– Твоя мать отвела детей в школу, – сказал Джеральд Гиацинте, когда она спускалась вниз около десяти утра.
– Я просила ее.
– Садись и позавтракай.
– Я не голодна.
– Но тебе нужно поесть. Я приготовил французские тосты. – Джеральд поставил перед ней тарелку. – Тосты теплые, кофе горячий, апельсиновый сок свежий.
Гиацинта автоматически взяла вилку. «Привычка, – подумала она. – Наша жизнь катится, словно на хорошо смазанных колесах. Вот мы вместе на кухне, хотя не хотим быть вместе, но мы здесь потому, что так было уже тысячи раз».
– Мы с твоей матерью резко поговорили вчера вечером, и у меня остался тяжелый осадок. Но трудно разговаривать, не имея возможности сказать всю правду.
– Ты не должен этого делать, Джеральд. Она еще не вполне оправилась после смерти Джима. Не надо мучить ее рассказом о поджоге.
– Согласен. Послушай меня. Если бы я не беспокоился о тебе…
– Обо мне? Нет-нет! Я пробудилась, Джеральд. Францина была права: я женщина не твоего типа, если тебя вообще способна удовлетворить одна женщина. Ты не женился бы на мне, если бы не помощь отца. – «Знала ли я об этом тогда, в тот тихий зимний вечер, когда они играли в шахматы? Может, подозревала, но не хотела этому верить?» – Мне стыдно, что я унизилась до ревности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Гиацинта, я приеду… О Господи, да ведь это безумие! Я выезжаю немедленно.
Охваченная дурными предчувствиями и тревогой, Францина гнала машину на предельной скорости и, когда поздно вечером прибыла на место, с трудом разогнула ноги. Но сейчас было не до того, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Сейчас требовался зоркий глаз. Она оглядела библиотечные полки, заставленные книгами, которые Гиацинта собирала с детства, изящные лесенки и высокие голубые лампы из датского фарфора, а также всю красивую мебель, купленную на заработанные Джеральдом деньги.
Больше он не нуждался в Гиацинте. Джеральд теперь преуспевал и без нее. Все очень просто. Спокойно, как всегда, он сидел в своем кожаном кресле с подголовником. Ему сейчас нужна лишь большая красивая собака, которая лежала бы у его ног, – английский сеттер или английская овчарка; а перед ним стоял бы серебряный поднос с бокалами и бутылкой изысканного виски.
– Не сердись на меня, Гиацинта, – сказала Францина. – Я приехала не для того, чтобы взять ситуацию под контроль. Я не вмешивалась в твою жизнь с той минуты, как ты вышла замуж. Но когда позвонил Джерри, я не могла оставаться на месте и сидеть сложа руки. Ты ведь не какая-нибудь соседка, а моя родная дочь.
Гиацинта, бледная и подавленная, смотрела на мать огромными печальными глазами и походила на беженку из военного лагеря. Казалось, у нее не было сил даже что-то сказать.
– Знаю, ты вполне способна сама позаботиться о себе. Я не собираюсь обращаться с тобой как с ребенком, и если хочешь, чтобы я уехала домой, я уеду.
И Джеральд, и Гиацинта молчали. Вероятно, они уже сказали все, что должны были сказать. Впрочем, третье лицо могло прояснить обстановку. Поэтому Францина обратилась к Джеральду:
– В припадке бешенства она перевернула стол, говоришь ты. Это твоя единственная жалоба? И это в то время, как соседи говорят о твоей связи с приходящей няней? А какой реакции жены ты ожидал?
– Дело не только в этом. Все гораздо серьезнее. Гиацинта нервничала и находилась в депрессии довольно давно. Она сама это признает. Порой она просто неуправляема.
– Если это правда – а я в этом сомневаюсь, потому что Гиацинта, несмотря на вспышки, всегда была довольно спокойной и миролюбивой, – то это и есть причина, по которой ты хочешь развестись с ней? Бросить ее?
– Я вовсе не бросаю Гиацинту, – возразил Джеральд. – Вы не дали мне закончить.
– Не юли со мной, Джеральд.
– Я и не собираюсь юлить.
Францина начала закипать от гнева.
– Видишь ли, – проговорила она, – должна быть веская причина. И я подозреваю, что эта связь у тебя не первая. То есть именно из-за тебя изменились ваши взаимоотношения, что и завершилось этой неприятной историей.
– Дело не в моей несчастной интрижке, в чем я искренне раскаиваюсь.
– Я приняла твои извинения, – отозвалась Гиацинта. – Эта девица в самом деле ничего не значит для Джеральда, Францина. Мы и сейчас принадлежим друг другу.
«Принадлежим друг другу, – подумала Францина. – О милое дитя, никто не принадлежит никому, кроме как самому себе!»
– Проблема не в этом, – заметил Джеральд.
– Думаю, в этом. Ты испытываешь недовольство уже лет семь. Здесь ты привязан к семье, и это раздражает тебя, что, в свою очередь, влияет на Гиацинту, и все растет как снежный ком.
– Боюсь, вы все упрощаете.
– В таком случае не темни. Кстати, что обо всем этом говорит твой партнер?
– Он мой коллега – и только, все прочее – не его забота.
– К тебе относились в этой семье как к родному сыну. Подумай об этом, прежде чем предпринимать столь ответственный шаг, – посоветовала Францина.
– Вы имеете в виду деньги? Я всегда был благодарен вам. Я хотел вернуть долг, но Джим мне не позволил. И я намерен полностью вернуть это Гиацинте.
– Не я давала тебе деньги! Давал мой отец! И я не хочу от тебя ни единого пенса! Ты хочешь откупиться от меня и уйти без проблем, со спокойной совестью! О нет! Ты была права, Францина! Абсолютно права! – Гиацинта выбежала из комнаты.
– Посмотри, что ты сделал с ней, Джеральд.
– С Гиацинтой невозможно разговаривать. Ее постоянно захлестывают эмоции. – Он покачал головой. – Люди в наши дни разводятся без всякого надрыва.
– Но Гиацинта не из таких людей. Она выходила за тебя замуж с открытой душой, по страстной любви.
– Все не так просто. Вы не знаете ситуации.
– Я предвидела «ситуацию», если помнишь, после того как несколько раз увидела тебя! Ты донжуан по натуре и меняешь женщин так же часто, как порядочный человек меняет белье! Ты не одурачишь меня. Она была тебе супругой, предназначенной небом, моя Гиацинта, славная девочка, тонкая и чистая, податливая как воск и без ума влюбленная в тебя, – до тех пор, пока ты не устал от нее. Она надоела тебе. Для тебя теперь открывается новый мир.
– Вы умная женщина, Францина, однако на сей раз вы ошибаетесь. Да, есть доля истины в том, что вы говорите, но в целом все не так. И я не хочу это с вами обсуждать. – Джеральд встал. – Не будет никакого шума и огласки, уверяю вас. Я оплачу расходы и буду поддерживать Гиацинту до конца жизни. Разве это несправедливо?
– Справедливо? Негодяй! А Джим так верил тебе! Он, должно быть, в гробу переворачивается! – Францина потрясла кулаком. – Ты не раз почувствуешь боль, пока мы будем проходить через это, мой друг! А сейчас я поднимусь наверх и позабочусь о дочери. В следующий раз я увижу тебя в суде!
– Твоя мать отвела детей в школу, – сказал Джеральд Гиацинте, когда она спускалась вниз около десяти утра.
– Я просила ее.
– Садись и позавтракай.
– Я не голодна.
– Но тебе нужно поесть. Я приготовил французские тосты. – Джеральд поставил перед ней тарелку. – Тосты теплые, кофе горячий, апельсиновый сок свежий.
Гиацинта автоматически взяла вилку. «Привычка, – подумала она. – Наша жизнь катится, словно на хорошо смазанных колесах. Вот мы вместе на кухне, хотя не хотим быть вместе, но мы здесь потому, что так было уже тысячи раз».
– Мы с твоей матерью резко поговорили вчера вечером, и у меня остался тяжелый осадок. Но трудно разговаривать, не имея возможности сказать всю правду.
– Ты не должен этого делать, Джеральд. Она еще не вполне оправилась после смерти Джима. Не надо мучить ее рассказом о поджоге.
– Согласен. Послушай меня. Если бы я не беспокоился о тебе…
– Обо мне? Нет-нет! Я пробудилась, Джеральд. Францина была права: я женщина не твоего типа, если тебя вообще способна удовлетворить одна женщина. Ты не женился бы на мне, если бы не помощь отца. – «Знала ли я об этом тогда, в тот тихий зимний вечер, когда они играли в шахматы? Может, подозревала, но не хотела этому верить?» – Мне стыдно, что я унизилась до ревности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76