В огромном количестве книг и заключалось, собственно, единственное отличие этой капитанской каюты от ей подобных: стопы книг на немецком, голландском, английском и французском языках громоздились и на маленьких шкафах, чуть ли не до половины закрывая кормовые окна. Конечно, капитан «Мерсвина» отдавал Богово Богу, однако в повседневной жизни и труде предпочитал руководствоваться не только мудростью Писания.
Он вдруг подумал о том, как много в мире изменилось с тех пор, как Христофор Колумб в поисках Индии отправился на запад, и последний уцелевший корабль Фернана Магеллана впервые совершил кругосветное путешествие. Протянув руку, Карфангер извлек из вороха книг на столе Ветхий завет, открыл его и стал читать. «И нарек Адам жену свою Евой, ибо стала она матерью всех живых». «Всех живых» стояло там, а не «всех живущих», и прежде чем Карфангер успел задуматься над этим, его сморил сон. Голова его опустилась на согнутую руку, закрывавшую притчу об изгнании из рая.
Фонарь над столом перестал раскачиваться. «Мерсвин» по-прежнему ходко шел вперед, переваливаясь с боку на бок на крутых гребнях волн Атлантического океана.
Одинокая фигура Яна Янсена с подзорной трубой под мышкой по-прежнему маячила на шканцах. Уже несколько часов подряд штурман мерил шагами палубу; остановившись, он взглянул на небо и едва только успел подумать, что солнце уже в зените, как сверху, с мачты, донесся крик дозорного:
— О-го-го! Парус впереди слева по борту!
Ян Янсен буквально взлетел по лесенке на полуют и навел подзорную трубу. Но встречный корабль находился еще далеко, и прошло не менее получаса, прежде чем он приблизился настолько, чтобы можно было сказать о нем что-либо определенное. Это был раздутый в боках низко сидящий в воде галион, наполовину скрытый огромным блинд — парусом, построенный, по всей вероятности, на одной из английских верфей. Но на топе его фок-мачты развевался флаг принца Оранского, а на топе грот-мачты — нидерландский флаг. Флагов на бизань-мачте и на кормовом флагштоке не было видно: их скрывали паруса и такелаж. Штурман прикинул, что водоизмещением встречный парусник будет тонн на пятьсот, против неполных трехсот «Мерсвина». Отсюда следовало, что у незнакомца больше пушек. Все это следовало оценить как можно раньше, на тот случай, если намерения встречного корабля окажутся не самыми лучшими. От наметанного глаза штурмана не укрылось и преимущество незнакомца в парусном вооружении, тем более, что «Мерсвину» пришлось бы, если дело и впрямь дойдет до сражения, убрать лисели, чтобы лучше маневрировать. Парусник подходил все ближе, вскоре Янсен мог уже отчетливо различить в его левом борту четырнадцать орудийных портов. Еще четырнадцать орудий правого борта и две кормовых пушки — на судах такого типа они обычно устанавливались по обе стороны от руля — давали в общей сложности тридцать орудий, в то время как «Мерсвин» нес всего пять восемнадцатифунтовых пушек по каждому борту и две двадцатичетырехфунтовых на корме.
Тут на полуюте появился боцман Клаус Петерсен.
— Ну, что там видно, лейтенант? — Всякий раз, когда в воздухе пахло порохом, боцман величал штурмана лейтенантом — такое звание обычно носил первый помощник капитана на военных кораблях, а Берент Карфангер, прошедший выучку у адмирала де Рюйтера, поставил на «Мерсвине» дело таким образом, что в опасных ситуациях на его корабле начинали действовать военная дисциплина и субординация.
— Гляди, у встречного на фок-мачте Оранский флаг, а судно английского образца.
— Думаешь, тут что-то нечисто?
— Был у алжирцев раньше один капитан из вероотступников. Мой отец дважды встречался с ним в море. Он называл себя Морад-реис, однако настоящее имя его было Ян Яне, родом из Фландрии…
— Ух ты, вроде как тезка твой, — попробовал, было, сострить боцман, однако штурман резко оборвал его:
— Еще раз от тебя такое услышу — смотри.. Да, так вот этот Морад-реис в двадцать седьмом году отправился в Исландию, рассчитывая там поживиться кой-какой добычей, однако из этого мало что вышло. Тогда он взял в плен сотни четыре исландцев, погрузил их на свои суда и потом продал в рабство. Вот что рассказывал мой отец. И еще он говорил, помню, что тот Морад-реис вместо алжирского — со звездой и полумесяцем — часто плавал под флагом принца Оранского, совсем как этот там.
— Погоди, но ведь со времени исландского рейда прошло добрых тридцать лет, — высказал свои сомнения боцман.
— Это ни о чем не говорит. Что бы там ни было, надо будить капитана и готовить пушки к бою.
— Мои пушки всегда наготове, — тоном уязвленного самолюбия отвечал боцман, исполнявший на «Мерсвине» и обязанности констебля, командовавшего всей корабельной артиллерией. Все еще недовольным голосом он окликнул юнгу Хейна Ольсена:
— Эй, постреленок! Беги, разбуди хозяина.
Не прошло и минуты, как на полуюте появился капитан, все в тех же сапогах и плаще. Пока штурман скороговоркой докладывал о результатах своих наблюдений, он пристально следил за маневрами чужака, который, лавируя длинными галсами против все больше забиравшего к северу ветра, вскоре прошел мимо «Мерсвина» с подветренной стороны на расстоянии не более двух полетов пушечного ядра. Теперь стал отчетливо виден и красно-белосиний нидерландский флаг на корме незнакомца. Но Карфангер не спешил поверить в то, что на этот раз все обойдется: слишком часто случалось ему наблюдать, как пираты показывали свое истинное лицо лишь перед самым нападением. К тому же встречный корабль пока находился в невыгодном положении, так что оставалось лишь ждать дальнейшего развития событий: он вполне мог развернуться за кормой гамбуржца, чтобы затем, идя на всех парусах в фордевинд, поравняться с «Мерсвином» и одним бортовым залпом разнести ему в клочья такелаж, после чего взятие судна на абордаж было бы для многочисленной пиратской команды детской забавой.
Но незнакомец не сворачивал со своего курса, его орудийные порты оставались закрытыми, и ничего пока не предвещало возможного нападения.
Вряд ли в эти минуты среди команды «Мерсвина» нашелся бы такой, кто не молил в душе Бога оставить порты и дальше закрытыми, отвести от их судна угрозу стычки с пиратами. Не то чтобы они трусили или не доверяли своему капитану, или впервые попали в такую переделку — нет, просто каждый отлично понимал: в случае чего не очень резвому «Мерсвину» не угнаться за маневрами более быстроходного чужака, а в абордажной схватке его команде не устоять против нескольких сотен пиратов, даже если гамбуржцы будут показывать чудеса храбрости и ловкости. Если не случится чуда или не подоспеет откуда-нибудь нечаянная помощь, у всех у них одна дорога — в жестокие цепи рабства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Он вдруг подумал о том, как много в мире изменилось с тех пор, как Христофор Колумб в поисках Индии отправился на запад, и последний уцелевший корабль Фернана Магеллана впервые совершил кругосветное путешествие. Протянув руку, Карфангер извлек из вороха книг на столе Ветхий завет, открыл его и стал читать. «И нарек Адам жену свою Евой, ибо стала она матерью всех живых». «Всех живых» стояло там, а не «всех живущих», и прежде чем Карфангер успел задуматься над этим, его сморил сон. Голова его опустилась на согнутую руку, закрывавшую притчу об изгнании из рая.
Фонарь над столом перестал раскачиваться. «Мерсвин» по-прежнему ходко шел вперед, переваливаясь с боку на бок на крутых гребнях волн Атлантического океана.
Одинокая фигура Яна Янсена с подзорной трубой под мышкой по-прежнему маячила на шканцах. Уже несколько часов подряд штурман мерил шагами палубу; остановившись, он взглянул на небо и едва только успел подумать, что солнце уже в зените, как сверху, с мачты, донесся крик дозорного:
— О-го-го! Парус впереди слева по борту!
Ян Янсен буквально взлетел по лесенке на полуют и навел подзорную трубу. Но встречный корабль находился еще далеко, и прошло не менее получаса, прежде чем он приблизился настолько, чтобы можно было сказать о нем что-либо определенное. Это был раздутый в боках низко сидящий в воде галион, наполовину скрытый огромным блинд — парусом, построенный, по всей вероятности, на одной из английских верфей. Но на топе его фок-мачты развевался флаг принца Оранского, а на топе грот-мачты — нидерландский флаг. Флагов на бизань-мачте и на кормовом флагштоке не было видно: их скрывали паруса и такелаж. Штурман прикинул, что водоизмещением встречный парусник будет тонн на пятьсот, против неполных трехсот «Мерсвина». Отсюда следовало, что у незнакомца больше пушек. Все это следовало оценить как можно раньше, на тот случай, если намерения встречного корабля окажутся не самыми лучшими. От наметанного глаза штурмана не укрылось и преимущество незнакомца в парусном вооружении, тем более, что «Мерсвину» пришлось бы, если дело и впрямь дойдет до сражения, убрать лисели, чтобы лучше маневрировать. Парусник подходил все ближе, вскоре Янсен мог уже отчетливо различить в его левом борту четырнадцать орудийных портов. Еще четырнадцать орудий правого борта и две кормовых пушки — на судах такого типа они обычно устанавливались по обе стороны от руля — давали в общей сложности тридцать орудий, в то время как «Мерсвин» нес всего пять восемнадцатифунтовых пушек по каждому борту и две двадцатичетырехфунтовых на корме.
Тут на полуюте появился боцман Клаус Петерсен.
— Ну, что там видно, лейтенант? — Всякий раз, когда в воздухе пахло порохом, боцман величал штурмана лейтенантом — такое звание обычно носил первый помощник капитана на военных кораблях, а Берент Карфангер, прошедший выучку у адмирала де Рюйтера, поставил на «Мерсвине» дело таким образом, что в опасных ситуациях на его корабле начинали действовать военная дисциплина и субординация.
— Гляди, у встречного на фок-мачте Оранский флаг, а судно английского образца.
— Думаешь, тут что-то нечисто?
— Был у алжирцев раньше один капитан из вероотступников. Мой отец дважды встречался с ним в море. Он называл себя Морад-реис, однако настоящее имя его было Ян Яне, родом из Фландрии…
— Ух ты, вроде как тезка твой, — попробовал, было, сострить боцман, однако штурман резко оборвал его:
— Еще раз от тебя такое услышу — смотри.. Да, так вот этот Морад-реис в двадцать седьмом году отправился в Исландию, рассчитывая там поживиться кой-какой добычей, однако из этого мало что вышло. Тогда он взял в плен сотни четыре исландцев, погрузил их на свои суда и потом продал в рабство. Вот что рассказывал мой отец. И еще он говорил, помню, что тот Морад-реис вместо алжирского — со звездой и полумесяцем — часто плавал под флагом принца Оранского, совсем как этот там.
— Погоди, но ведь со времени исландского рейда прошло добрых тридцать лет, — высказал свои сомнения боцман.
— Это ни о чем не говорит. Что бы там ни было, надо будить капитана и готовить пушки к бою.
— Мои пушки всегда наготове, — тоном уязвленного самолюбия отвечал боцман, исполнявший на «Мерсвине» и обязанности констебля, командовавшего всей корабельной артиллерией. Все еще недовольным голосом он окликнул юнгу Хейна Ольсена:
— Эй, постреленок! Беги, разбуди хозяина.
Не прошло и минуты, как на полуюте появился капитан, все в тех же сапогах и плаще. Пока штурман скороговоркой докладывал о результатах своих наблюдений, он пристально следил за маневрами чужака, который, лавируя длинными галсами против все больше забиравшего к северу ветра, вскоре прошел мимо «Мерсвина» с подветренной стороны на расстоянии не более двух полетов пушечного ядра. Теперь стал отчетливо виден и красно-белосиний нидерландский флаг на корме незнакомца. Но Карфангер не спешил поверить в то, что на этот раз все обойдется: слишком часто случалось ему наблюдать, как пираты показывали свое истинное лицо лишь перед самым нападением. К тому же встречный корабль пока находился в невыгодном положении, так что оставалось лишь ждать дальнейшего развития событий: он вполне мог развернуться за кормой гамбуржца, чтобы затем, идя на всех парусах в фордевинд, поравняться с «Мерсвином» и одним бортовым залпом разнести ему в клочья такелаж, после чего взятие судна на абордаж было бы для многочисленной пиратской команды детской забавой.
Но незнакомец не сворачивал со своего курса, его орудийные порты оставались закрытыми, и ничего пока не предвещало возможного нападения.
Вряд ли в эти минуты среди команды «Мерсвина» нашелся бы такой, кто не молил в душе Бога оставить порты и дальше закрытыми, отвести от их судна угрозу стычки с пиратами. Не то чтобы они трусили или не доверяли своему капитану, или впервые попали в такую переделку — нет, просто каждый отлично понимал: в случае чего не очень резвому «Мерсвину» не угнаться за маневрами более быстроходного чужака, а в абордажной схватке его команде не устоять против нескольких сотен пиратов, даже если гамбуржцы будут показывать чудеса храбрости и ловкости. Если не случится чуда или не подоспеет откуда-нибудь нечаянная помощь, у всех у них одна дорога — в жестокие цепи рабства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95