Маленький итальянец исчез между деревьями аллеи.
Удивленная, но все еще спокойная, Люси поднялась с места и сказала:
– Пойдем домой, Анни. Шарль догонит нас. Его задержал тот, кто просил помощи. Он боится, чтобы нас не застала гроза. Пойдем, может быть, мы встретим его дорогой.
Обе вышли из зала. Люси небрежно положила в свой ридикюль засахаренный апельсин, который был оставлен маленьким итальянцем около нее на блюдечке.
Начался дождь. Они прибавили шагу и быстро достигли гостиницы на углу улиц Сент-Оноре и Миромениль, в которой Шарль нанял помещение для них. Между тем гроза разразилась со страшной силой.
Засверкала молния, гром загремел чаще, потоки воды заструились по крышам и по улице.
«Хорошо, если Шарль успел скрыться где-нибудь!» – подумала Люси. Она отослала спать Анни, утомленную прогулкой. Хотя гроза действовала тяжело на нервы Люси, но зато давала простое объяснение отсутствия Шарля: этот ливень застал его, вероятно, во время разговора, извозчиков поблизости не было, и он просто зашел в одно из кафе Елисейских полей, тут не было ничего удивительного. Так как завтра надо было рано встать по случаю отъезда в пансион Анни, а оттуда ехать в Гавр, чтобы отплыть в Саутгэмптон, Люси решила последовать примеру Анни и, не дожидаясь Шарля, лечь спать. Прибирая кое-какие мелочи на туалете, она вынула из ридикюля апельсин, принесенный итальянцем, и положила его на комод, собираясь съесть его поутру. Затем она занялась своим ночным туалетом, после чего легла в постель и скоро крепко уснула.
Ей снилось, что она плывет среди яркого света при звуках невидимой музыки, на украшенной цветами лодке вдоль прекрасных берегов и пристает к тенистому острову, где посреди цветов играет ребенок, к которому пламенно рвалось ее сердце, а именно ее сын, ее Андрэ! Она хочет обнять, расцеловать его, прижать к своей груди. Но корабль медленно отдаляется, так как ему не удается пристать к берегу, куда стремится вся ее душа. Наконец ей кажется, что она сошла с приставшего корабля, обнимает сына, горячо целует его.
Люси проснулась, разбуженная легким шумом и светом мерцающей свечи в высоком медном подсвечнике. Над ней склонился Шарль и нежно поцеловал ее в лоб.
Обрадованная его возвращением, Люси не потребовала от него никаких объяснений и только спросила, не промок ли он во время грозы.
– Нет, я спрятался от ливня, – растерянно ответил чем-то озабоченный Шарль, однако полусонная Люси не заметила его состояния и ничуть не встревожилась.
Шарль увидел на комоде засахаренный апельсин и подумал:
«Вот это очень кстати! Мне так хочется пить. У меня, кажется, лихорадка, – и он с жадностью стал есть сочный плод, думая про себя: – Как вкусно, как сочно! Люси хорошо сделала, что купила этот апельсин. Верно, она и Анни ели эти фрукты, продаваемые на открытом воздухе на Елисейских полях, и оставили мне мою долю. Как мило, что подумали обо мне!»
Люси снова заснула и не слышала, как Шарль восхищался, лакомясь этим засахаренным плодом.
Очень рано утром слуга по отданному ему приказанию разбудил путешественников. Им была заказана почтовая карета, и почтальон уже дожидался на улице.
Люси встала, разбудила Анни и обе поторопились одеться. Багаж был уже готов, и слуга снес чемоданы вниз, чтобы привязать их позади экипажа.
– Вставай, лентяй! – весело сказала Люси Шарлю. – Мы уже готовы, а ты еще не вставал!
Однако Шарль казался погруженным в забытье и едва пробормотал:
– Я очень устал. Меня страшно клонит ко сну, не могу преодолеть дремоту. Веки смыкаются, и такая тяжесть во всем теле…
– Это вчерашняя гроза виновата. Ты, должно быть, простудился.
– Ничего, только мне надо еще немного отдохнуть. Час, другой поспать и все пройдет.
– Хорошо! Вот что мы сделаем: так как надо отвезти Анни в пансион, то я отправлюсь с ней вперед, а ты приедешь прямо в пансион часа через два.
– Хорошо, хорошо! – сказал слабым голосом Шарль. – Но теперь я совсем не в состоянии двигаться.
– Поторопимся же, Анни! – произнесла Люси. – Мы возьмем карету в Саблонвилль, а ты, Шарль, привези багаж Анни. Пока отдохни, ведь сейчас в пансионе ты не нужен.
Таким образом дело было решено, и Люси с Анни поехали.
Прибыв в Саблонвилль, они направились в пансион сестер Куро, «учениц госпожи Кампань», как гласили объявления. В этот известный пансион принимались дочери чиновников, богатых буржуа. Воспитание там давалось тщательное, и директрисы, сестры Куро, гордились тем, что «стилизировали» своих воспитанниц, делая их изящными дамами, умеющими держать себя в обществе, а также прекрасными хозяйками, в совершенстве знакомыми с кулинарным искусством.
Анни горько плакала из-за того, что ей нужно было остаться в этом мрачном доме, среди незнакомых людей. Старшая из сестер была высокая особа с тонкими губами и худощавым лицом, в чепце из рюшей, отделанном лентами; младшая была невысока и горбата, с остроконечным носом, в очках, из-за которого блестели маленькие, серые, бегающие по сторонам глаза, точно постоянно– высматривавшие какой-нибудь проступок или провинность… Обе эти фигуры не были в состоянии успокоить девочку или внушить ей расположение к пансиону, основанному по методе знаменитой воспитательницы эпохи первой империи.
Люси старалась успокоить Анни, и та, в угоду ей, глотала свои слезы и пыталась казаться довольной честью быть принятой в число учениц известного пансиона. Люси обещала ей возможно скорее вернуться обратно с острова Святой Елены, и только это обещание и надежда на то, что Люси вернется не одна, а привезет с собою Андрэ, так что тогда опять все будут вместе, несколько утешали Анни и успокаивали ее наболевшее сердечко.
Час окончательной разлуки приближался. Люси, глядя на часы, осведомлялась, не приехала ли почтовая карета. Наконец, получив в третий раз отрицательный ответ, она подумала:
«Верно, Шарль заснул крепче, чем ожидал, а его не разбудили. Впрочем, и хорошо сделали! Пусть он отдохнет получше. Мы приедем в Мант попозже, вот и все. Подожду еще. Шарль, конечно, скоро приедет сюда»…
К ней подошла младшая из сестер Куро и сказала, что ее племянница Анни Элфинстон, будучи принята в число воспитанниц заведения, должна подчиняться его правилам и немедленно разделить занятия своих подруг. Сейчас начинался урок грации и манер; ей надо было сейчас же распрощаться и принять в нем участие.
Анни, рыдая, бросилась в объятия Люси и с тяжелым сердцем и полными слез глазами, под сенью горба Куро-младшей последовала с нею на урок, который давал важный старичок-эмигрант, заслуженный профессор манер и хорошего тона. Люси осталась одна в приемной и стала рассеянно глядеть на римские профили, нарисованные карандашом, и акварельные пейзажи, украшавшие стены комнаты и свидетельствовавшие, что изящные искусства процветали в пансионе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51