Затем он взялся за Бэтси, растормошил ее, заставил поторопиться и в конце концов вернулся обратно в зал, где его дожидался Нейпперг; перед ним торжественно несли гигантский ростбиф, окруженный белым венцом аппетитного картофеля.
Оба путешественника занялись обедом, обильно поливая его великолепным элем, поданным в громадных пинтах честным Вилли Четснаутом, теперь окончательно протрезвевшим и готовым снова достойно встретить нового посетителя, которого пошлет ему Провидение.
Во время обеда собеседники тщательно взвешивали свои слова, осторожно приглядываясь друг к другу; разговор все время вертелся вокруг совершенно нейтральных вещей – жизни во Франции и в Англии, трудностей объяснений с почтальонами и чиновниками. Затем стали обсуждать условия мира и возможность новой войны. Россия вооружилась; со своей стороны, и Наполеон тоже, казалось, выжидал только случая, чтобы выступить в поход.
При этом впервые было упомянуто имя Наполеона.
Мобрейль заметил, как при этом имени в глазах Нейпперга сверкнула злоба.
– Вы как будто не принадлежите к особенно восторженным поклонником Бонапарта? – спросил он спокойно, принимаясь за горячий плум-пудинг, только что поставленный мистрис Бэтси на стол.
– Я ненавижу его, – энергично ответил Нейпперг. – Не знаю, друг или враг вы ему, но я в Англии, в стране свободы, и не нахожу нужным таить в душе те чувства, которые испытываю каждый раз, когда при мне упоминают имя, особу или дела этого чудовища!
– Можете спокойно дать выход вашим справедливым чувствам – я тоже не из друзей Наполеона. Но разве вы имеете основание лично жаловаться на тирана?
– Да, – с усилием выговорил Нейпперг, – он отнял у меня то, что мне дороже жизни.
– Вашу родину? – спросил Мобрейль с отлично разыгранной наивностью. – Я думал, что вы австриец! Кто же вы? Итальянец, испанец, саксонец, вюртембержец, голландец или француз? Только Австрия и Англия еще держатся и не удовлетворяют завоевательных аппетитов отвратительного ястреба, который представляется орлом.
– Моя родина пока еще устояла против его покушений, но Наполеон унизил меня самого, – ответил Нейпперг. – Он нанес мне одно из тех оскорблений, которые никогда не забываются. Он ударил меня по лицу, сорвал с мундира аксельбанты и бил меня ими, в то время как мамелюки держали меня.
– Бить дворянина, офицера, посланника! Это уже чересчур!
– Наполеон ни перед чем не останавливается. Но он нанес мне еще более неизгладимое оскорбление. Я мог защищаться, обнажить шпагу, но меня предварительно обезоружили!
– И вам удалось ускользнуть от его мамелюков, от его мщения?
– Да, он пощадил меня! – мрачным тоном ответил Нейпперг. – Я обязан ему жизнью. Меня хотели расстрелять, когда внезапно явилась помощь. Мне позволили уйти, но я должен был обещать особе, которая принимала во мне участие, не пытаться мстить, не искать случая омыть в крови Наполеона свою опозоренную честь!
– Вы сдержите вашу клятву?
– Да! Я должен сдержать ее! – с усилием ответил Нейпперг. – Я обещал… и при свидетелях!
– Черт возьми! И этот свидетель…
– Это бесподобный друг, который уже два раза спасал мне жизнь, лучшая и храбрейшая женщина на свете в полном смысле этого слова, жена маршала Лефевра.
– Мадам Сан-Жень? Это ей вы дали слово не предпринимать ничего против Наполеона?
– Да, это она вырвала меня из рук мамелюков Наполеона и полицейских Ровиго, у взвода гренадеров, которых должен был привести ее муж. Я обещал ей это и сдержу свое слово! – с усилием сказал Нейпперг. – Если вы когда-нибудь увидите госпожу Лефевр…
– Я немного знаком с ней. По прибытии в Париж я рассчитываю зайти к ней, чтобы засвидетельствовать свое почтение.
– Тогда скажите ей, что я не забыл своей клятвы.
– Я с удовольствием возьму на себя исполнение этого поручения. Но может ли та особа, от имени которой у вас взяли это обещание, вернуть вам ваше слово?
– Нет! Она никогда не примирится с актом насилия, предпринятым мной против Наполеона. Увы! Для меня в особенности священна жизнь этого человека! – уныло ответил Нейпперг.
Мобрейль подумал: «Этот парень мне не подходит! Правда, он ненавидит Наполеона больше, чем я, и имеет для этого более мощные причины, но он связан. Черт возьми! Здесь замешана Мария Луиза! Он не хочет воздвигнуть между собой и красавицей императрицей непреодолимое препятствие в виде трупа этого корсиканского злодея. Ну да! – улыбнулся он про себя. – Нейпперг, без сомнения, тоже мечтает стать наследником Наполеона. Хотя и не в том смысле, как милейший граф де Прованс. Его привлекает не императорский трон, а императорская супруга! Нечего и думать столковаться с Нейппергом; это просто влюбленный, а с влюбленными людьми немыслимо предпринимать сообща важные политические шаги: в решительный момент они либо исчезают, либо стреляются. Буду действовать один».
И энергично напирая на дымящийся плум-пудинг, Мобрейль сказал по-прежнему мрачному Нейппергу:
– Налейте-ка мне, граф, еще стаканчик этого прелестного виски. Спрыснем им пудинг Бэтси и чокнемся за смерть тирана!
– Смерть зависит от Божьего усмотрения, но падение Наполеона в руках человеческих. В самом скором времени мы будем свидетелями этого падения!
– В самом деле? Так вы думаете, что Бонапарт недолго продержится? – небрежным тоном спросил Мобрейль.
– Я уверен в этом! Разве вы не видите, какие тучи собираются со всех сторон? Испания клокочет, как непотухший вулкан, который не замедлит разразиться новым извержением, залив своей лавой лучших солдат империи. Англия на примере Португалии научилась, как сражаться и побеждать легионы, прослывшие непобедимыми. Германия дрожит от страстного желания прогнать иностранцев, ее поэты нашептывают молодежи любовь к отечеству и жажду мести. Вскоре Наполеону придется встретить лицом к лицу не солдат, старающихся вновь обрести утерянный секрет тактики Фридриха Великого, а весь народ, который восстанет и возьмется за оружие, как Франция в тысяча семьсот девяносто втором году. Но одного этого будет, пожалуй, еще недостаточно, чтобы свалить гиганта.
– А что же вы предвидите еще?
– Западню, которую Наполеон сам себе готовит и в которую неминуемо попадет…
– А где эта западня?
– На севере!
– В России? Неужели же Наполеон решится на такое безумие?
– Он уже почти совершенно опьянен славой, как пьянеют люди у чана, в котором бродит вино, в уверенности, что ему все сойдет с рук, готов вызвать на противоборство императора Александра. Наполеон, рассерженный за несчастного принца Ольденбургского, несправедливо арестованного, высказался во время большого приема в Тюильри очень резко об императоре Александре. Перед князем Куракиным, русским посланником, он хвастался своей силой, гением, могуществом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Оба путешественника занялись обедом, обильно поливая его великолепным элем, поданным в громадных пинтах честным Вилли Четснаутом, теперь окончательно протрезвевшим и готовым снова достойно встретить нового посетителя, которого пошлет ему Провидение.
Во время обеда собеседники тщательно взвешивали свои слова, осторожно приглядываясь друг к другу; разговор все время вертелся вокруг совершенно нейтральных вещей – жизни во Франции и в Англии, трудностей объяснений с почтальонами и чиновниками. Затем стали обсуждать условия мира и возможность новой войны. Россия вооружилась; со своей стороны, и Наполеон тоже, казалось, выжидал только случая, чтобы выступить в поход.
При этом впервые было упомянуто имя Наполеона.
Мобрейль заметил, как при этом имени в глазах Нейпперга сверкнула злоба.
– Вы как будто не принадлежите к особенно восторженным поклонником Бонапарта? – спросил он спокойно, принимаясь за горячий плум-пудинг, только что поставленный мистрис Бэтси на стол.
– Я ненавижу его, – энергично ответил Нейпперг. – Не знаю, друг или враг вы ему, но я в Англии, в стране свободы, и не нахожу нужным таить в душе те чувства, которые испытываю каждый раз, когда при мне упоминают имя, особу или дела этого чудовища!
– Можете спокойно дать выход вашим справедливым чувствам – я тоже не из друзей Наполеона. Но разве вы имеете основание лично жаловаться на тирана?
– Да, – с усилием выговорил Нейпперг, – он отнял у меня то, что мне дороже жизни.
– Вашу родину? – спросил Мобрейль с отлично разыгранной наивностью. – Я думал, что вы австриец! Кто же вы? Итальянец, испанец, саксонец, вюртембержец, голландец или француз? Только Австрия и Англия еще держатся и не удовлетворяют завоевательных аппетитов отвратительного ястреба, который представляется орлом.
– Моя родина пока еще устояла против его покушений, но Наполеон унизил меня самого, – ответил Нейпперг. – Он нанес мне одно из тех оскорблений, которые никогда не забываются. Он ударил меня по лицу, сорвал с мундира аксельбанты и бил меня ими, в то время как мамелюки держали меня.
– Бить дворянина, офицера, посланника! Это уже чересчур!
– Наполеон ни перед чем не останавливается. Но он нанес мне еще более неизгладимое оскорбление. Я мог защищаться, обнажить шпагу, но меня предварительно обезоружили!
– И вам удалось ускользнуть от его мамелюков, от его мщения?
– Да, он пощадил меня! – мрачным тоном ответил Нейпперг. – Я обязан ему жизнью. Меня хотели расстрелять, когда внезапно явилась помощь. Мне позволили уйти, но я должен был обещать особе, которая принимала во мне участие, не пытаться мстить, не искать случая омыть в крови Наполеона свою опозоренную честь!
– Вы сдержите вашу клятву?
– Да! Я должен сдержать ее! – с усилием ответил Нейпперг. – Я обещал… и при свидетелях!
– Черт возьми! И этот свидетель…
– Это бесподобный друг, который уже два раза спасал мне жизнь, лучшая и храбрейшая женщина на свете в полном смысле этого слова, жена маршала Лефевра.
– Мадам Сан-Жень? Это ей вы дали слово не предпринимать ничего против Наполеона?
– Да, это она вырвала меня из рук мамелюков Наполеона и полицейских Ровиго, у взвода гренадеров, которых должен был привести ее муж. Я обещал ей это и сдержу свое слово! – с усилием сказал Нейпперг. – Если вы когда-нибудь увидите госпожу Лефевр…
– Я немного знаком с ней. По прибытии в Париж я рассчитываю зайти к ней, чтобы засвидетельствовать свое почтение.
– Тогда скажите ей, что я не забыл своей клятвы.
– Я с удовольствием возьму на себя исполнение этого поручения. Но может ли та особа, от имени которой у вас взяли это обещание, вернуть вам ваше слово?
– Нет! Она никогда не примирится с актом насилия, предпринятым мной против Наполеона. Увы! Для меня в особенности священна жизнь этого человека! – уныло ответил Нейпперг.
Мобрейль подумал: «Этот парень мне не подходит! Правда, он ненавидит Наполеона больше, чем я, и имеет для этого более мощные причины, но он связан. Черт возьми! Здесь замешана Мария Луиза! Он не хочет воздвигнуть между собой и красавицей императрицей непреодолимое препятствие в виде трупа этого корсиканского злодея. Ну да! – улыбнулся он про себя. – Нейпперг, без сомнения, тоже мечтает стать наследником Наполеона. Хотя и не в том смысле, как милейший граф де Прованс. Его привлекает не императорский трон, а императорская супруга! Нечего и думать столковаться с Нейппергом; это просто влюбленный, а с влюбленными людьми немыслимо предпринимать сообща важные политические шаги: в решительный момент они либо исчезают, либо стреляются. Буду действовать один».
И энергично напирая на дымящийся плум-пудинг, Мобрейль сказал по-прежнему мрачному Нейппергу:
– Налейте-ка мне, граф, еще стаканчик этого прелестного виски. Спрыснем им пудинг Бэтси и чокнемся за смерть тирана!
– Смерть зависит от Божьего усмотрения, но падение Наполеона в руках человеческих. В самом скором времени мы будем свидетелями этого падения!
– В самом деле? Так вы думаете, что Бонапарт недолго продержится? – небрежным тоном спросил Мобрейль.
– Я уверен в этом! Разве вы не видите, какие тучи собираются со всех сторон? Испания клокочет, как непотухший вулкан, который не замедлит разразиться новым извержением, залив своей лавой лучших солдат империи. Англия на примере Португалии научилась, как сражаться и побеждать легионы, прослывшие непобедимыми. Германия дрожит от страстного желания прогнать иностранцев, ее поэты нашептывают молодежи любовь к отечеству и жажду мести. Вскоре Наполеону придется встретить лицом к лицу не солдат, старающихся вновь обрести утерянный секрет тактики Фридриха Великого, а весь народ, который восстанет и возьмется за оружие, как Франция в тысяча семьсот девяносто втором году. Но одного этого будет, пожалуй, еще недостаточно, чтобы свалить гиганта.
– А что же вы предвидите еще?
– Западню, которую Наполеон сам себе готовит и в которую неминуемо попадет…
– А где эта западня?
– На севере!
– В России? Неужели же Наполеон решится на такое безумие?
– Он уже почти совершенно опьянен славой, как пьянеют люди у чана, в котором бродит вино, в уверенности, что ему все сойдет с рук, готов вызвать на противоборство императора Александра. Наполеон, рассерженный за несчастного принца Ольденбургского, несправедливо арестованного, высказался во время большого приема в Тюильри очень резко об императоре Александре. Перед князем Куракиным, русским посланником, он хвастался своей силой, гением, могуществом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67