Стоит полюбоваться на вздыхателей по монахиням – у этих всегда рот разинут и руки вперед протянуты, осуждены так сильно за покушение с негодными средствами; люди эти – посмешище для всех прочих, пальцы они то просовывают в оконные решетки, то судорожно отдергивают, для них все время вот-вот должен наступить миг блаженства, но миг этот так никогда и не наступает, только за ними и остается славы – что они были претендентами на роль Антихриста. Одного с ними поля ягода те, кто имел влечение к невинным юницам и осужден был, как Иуда, за поцелуй. Эти всю жизнь прицеливаются, но раскрыть свои желания их страх берет. За ними в подземной тюрьме содержатся прелюбодеи; последним на земле жилось куда веселее, чем тут; ибо там не они содержали кобылу, на которой ездили.
– Все это народ, – заметил я, – у кого и любезности, и оскорбления отдают одним и тем же.
– Внизу в очень грязном помещении, наполненном всякими отбросами скотобойне (я имею в виду рога), находятся те, кого мы здесь величали рогоносцами: это люди, которые и в аду не теряют терпения, ибо того, кто выдержал искус дурной жены, ничто уже вывести из себя не сможет. Еще дальше помещаются те, кто влюбляется в старух. Этих чудовищ мы держим закованными в цепях, ибо, когда у нас под боком находятся люди со столь дурным вкусом, мы, черти, уже не уверены в своей безопасности, не будь они в кандалах, сам Варавва трепетал бы за свое очко. Даже такими, каковы мы есть, мы кажемся им красавцами – кровь с молоком. Первое, что с такими грешниками предпринимают, – это осуждают любострастие их и орудие оного на вечное заточение. Но хватит о них, я хочу вам сказать, сколь огорчены мы тем, что вы нас какими-то чудищами изображаете, приписываете нам когти, хоть мы и не хищные птицы, хвосты – хоть есть черти и куцые; рога – хоть мы и холостяки, и безобразные бороды – хотя многие из нас могли бы сойти за отшельников и коррехидоров. Исправьте это, ибо не так уже давно побывал у нас Иероним Босх и на вопрос, почему он изобразил нас в своих видениях такими страшилами, ответил, что никогда не думал, что черти существуют на самом деле. Другое, что нас очень задевает, это то, что вы постоянно говорите: «Смотрите-ка, ну и дьявол этот портной» или «Сущий черт этот портняжка!» К портным нас приравнивать, нас, когда мы на дрова в аду их пускаем, да и к себе принимаем, только если они нас об этом как следует попросят, потому что на меньше, чем на пять сотен, мы расписок не даем, чтобы не создавать дурного прецедента, ибо потом они еще могут выдвинуть претензии на законное владение в аду, quoniam consuetudo est altera lex. А чем они, по сути, владеют? Искусством обкрадывать и жизнь людям отравлять. Вот они и в претензии на нас, что мы им настежь дверей не распахиваем, как будто они свои люди. Опять же мы в обиде, что самые что ни на есть поганые вещи вы всегда отправляете к черту, и стоит вам только малость осерчать, как сразу слышно: «Черт тебя побери!». Имейте в виду, что больше людей отправляется к черту по собственному почину, нежели нашими усилиями, ибо брать иных выходит себе дороже. Вот, например, вы направляете к черту какого-нибудь итальянца, а черт и слышать о нем не хочет, ибо иной итальянец самого черта забрать способен. И примите в соображение еще то, что чаще всего вы шлете к черту то, что у него уже есть, чем мы сами богаты.
– Послушай, а водятся у вас в аду короли?
Он удовлетворил мое любопытство, сказав:
– У нас в аду очковых карт нет, одни только фигуры. И важных персон этих у нас превеликое число, ибо могущество, свобода делать все, что заблагорассудится, и привычка властвовать изгнала из них все добродетели между тем как пороки их. дошли до крайних пределов. Опять же из-за того, что вассалы их оказывают им высшие почести, словно божествам, они проникаются желанием стать чуть пониже богов и казаться ими. Способов загубить свою душу у них множество, и множество людей им в этом содействует. Один губит себя жестокостью и, убивая и уничтожая своих, превращается в своих владениях в некую венчанную пороками косу или во что-то вроде королевской чумы. Другие погибают от алчности, превращая из-за непомерных налогов города свои и веси в амбары, кои не благополучие приносят стране, а разорение. Иные попадают в ад из-за третьих лиц, положившись на бесчестных министров и осуждая себя, так сказать, по доверенности. Приятно видеть, как они мучаются, ибо по непривычке к труду всякое усилие становится им тягостным вдвойне. Только и есть одно хорошее в королях, это то, что они, как персоны значительные, никогда не приходят одни, а для пущей важности с двумя или тремя приближенными, причем порой вместо королевской мантии волочат за собой все свое государство, ибо подданные их берут с них пример, хотя ремесло приближенного или короля не столь уже завидно, более всего напоминает епитимью и скорее в тягость, чем в радость, ибо нет ничего на свете, чему бы так докучали, как слуху короля или приближенного, поскольку не миновать ему ни жалоб, ни низкого искательства просителей. По правде говоря, за муки эти справедливо было бы давать им отдохнуть. В заключение должен добавить, что многие короли отправляются в ад по королевскому тракту, тогда как купцы попадают туда дорогой серебра.
– С чего это ты привязался теперь к купцам? – спросил Калабрес.
– Купцы – такое кушанье, – ответил бес, – которым мы сыты по горло, дело даже до рвоты доходит. А валят они к нам тысячами, обрекая себя на вечные муки посред~ ством кастильского диалекта и цифири, и щедрее всех снабжают ими нас Безансон и Пьяченца, больше даже, чем Магомет. Да будет вам известно, что для Испании ростовщичество иноземцев весьма серьезно угрожает миллионам, прибывающим из Нового Света, и что стволы перьев, которыми ее жители подписывают свои долговые обязательства, – все равно что стволы орудий, направленных на их кошельки. Нет корабля, груженного золотом, которого не протаранило бы перо любителей подписывать заемные письма, и нет шквала опаснее для его груза, чем вихрь наслаждений, которым предаются испанцы. Дело дошло до того, что подозрительным стало у нас даже слово asientos, которое значит и «зады», и «долговые обязательства», так что порой в аду мы не можем взять в толк, о ком идет речь – о купцах или о тетках. Один из этих молодчиков, обратив как-то внимание на то, сколько тратится в аду дров, задумал выхлопотать себе право на исключительное снабжение огнем, другой вздумал взять подряд на производство адских казней, полагая, что это может дать ему изрядный доход. Все они у нас сидят в одном месте с судьями, которые на земле допустили такие безобразия.
– Так, значит, и судьи у вас здесь сидят?
– А как же! – воскликнул дух. – Судьи – это наши фазаны, наше лакомое блюдо и то семя, которое приносит нам, чертям, самый великий урожай и самую обильную жатву, ибо на каждого посеянного судью мы собираем шесть прокуроров, двух референтов, шесть ходатаев, четырех писцов, пять стряпчих и пять тысяч негоциантов – и это каждый день!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Все это народ, – заметил я, – у кого и любезности, и оскорбления отдают одним и тем же.
– Внизу в очень грязном помещении, наполненном всякими отбросами скотобойне (я имею в виду рога), находятся те, кого мы здесь величали рогоносцами: это люди, которые и в аду не теряют терпения, ибо того, кто выдержал искус дурной жены, ничто уже вывести из себя не сможет. Еще дальше помещаются те, кто влюбляется в старух. Этих чудовищ мы держим закованными в цепях, ибо, когда у нас под боком находятся люди со столь дурным вкусом, мы, черти, уже не уверены в своей безопасности, не будь они в кандалах, сам Варавва трепетал бы за свое очко. Даже такими, каковы мы есть, мы кажемся им красавцами – кровь с молоком. Первое, что с такими грешниками предпринимают, – это осуждают любострастие их и орудие оного на вечное заточение. Но хватит о них, я хочу вам сказать, сколь огорчены мы тем, что вы нас какими-то чудищами изображаете, приписываете нам когти, хоть мы и не хищные птицы, хвосты – хоть есть черти и куцые; рога – хоть мы и холостяки, и безобразные бороды – хотя многие из нас могли бы сойти за отшельников и коррехидоров. Исправьте это, ибо не так уже давно побывал у нас Иероним Босх и на вопрос, почему он изобразил нас в своих видениях такими страшилами, ответил, что никогда не думал, что черти существуют на самом деле. Другое, что нас очень задевает, это то, что вы постоянно говорите: «Смотрите-ка, ну и дьявол этот портной» или «Сущий черт этот портняжка!» К портным нас приравнивать, нас, когда мы на дрова в аду их пускаем, да и к себе принимаем, только если они нас об этом как следует попросят, потому что на меньше, чем на пять сотен, мы расписок не даем, чтобы не создавать дурного прецедента, ибо потом они еще могут выдвинуть претензии на законное владение в аду, quoniam consuetudo est altera lex. А чем они, по сути, владеют? Искусством обкрадывать и жизнь людям отравлять. Вот они и в претензии на нас, что мы им настежь дверей не распахиваем, как будто они свои люди. Опять же мы в обиде, что самые что ни на есть поганые вещи вы всегда отправляете к черту, и стоит вам только малость осерчать, как сразу слышно: «Черт тебя побери!». Имейте в виду, что больше людей отправляется к черту по собственному почину, нежели нашими усилиями, ибо брать иных выходит себе дороже. Вот, например, вы направляете к черту какого-нибудь итальянца, а черт и слышать о нем не хочет, ибо иной итальянец самого черта забрать способен. И примите в соображение еще то, что чаще всего вы шлете к черту то, что у него уже есть, чем мы сами богаты.
– Послушай, а водятся у вас в аду короли?
Он удовлетворил мое любопытство, сказав:
– У нас в аду очковых карт нет, одни только фигуры. И важных персон этих у нас превеликое число, ибо могущество, свобода делать все, что заблагорассудится, и привычка властвовать изгнала из них все добродетели между тем как пороки их. дошли до крайних пределов. Опять же из-за того, что вассалы их оказывают им высшие почести, словно божествам, они проникаются желанием стать чуть пониже богов и казаться ими. Способов загубить свою душу у них множество, и множество людей им в этом содействует. Один губит себя жестокостью и, убивая и уничтожая своих, превращается в своих владениях в некую венчанную пороками косу или во что-то вроде королевской чумы. Другие погибают от алчности, превращая из-за непомерных налогов города свои и веси в амбары, кои не благополучие приносят стране, а разорение. Иные попадают в ад из-за третьих лиц, положившись на бесчестных министров и осуждая себя, так сказать, по доверенности. Приятно видеть, как они мучаются, ибо по непривычке к труду всякое усилие становится им тягостным вдвойне. Только и есть одно хорошее в королях, это то, что они, как персоны значительные, никогда не приходят одни, а для пущей важности с двумя или тремя приближенными, причем порой вместо королевской мантии волочат за собой все свое государство, ибо подданные их берут с них пример, хотя ремесло приближенного или короля не столь уже завидно, более всего напоминает епитимью и скорее в тягость, чем в радость, ибо нет ничего на свете, чему бы так докучали, как слуху короля или приближенного, поскольку не миновать ему ни жалоб, ни низкого искательства просителей. По правде говоря, за муки эти справедливо было бы давать им отдохнуть. В заключение должен добавить, что многие короли отправляются в ад по королевскому тракту, тогда как купцы попадают туда дорогой серебра.
– С чего это ты привязался теперь к купцам? – спросил Калабрес.
– Купцы – такое кушанье, – ответил бес, – которым мы сыты по горло, дело даже до рвоты доходит. А валят они к нам тысячами, обрекая себя на вечные муки посред~ ством кастильского диалекта и цифири, и щедрее всех снабжают ими нас Безансон и Пьяченца, больше даже, чем Магомет. Да будет вам известно, что для Испании ростовщичество иноземцев весьма серьезно угрожает миллионам, прибывающим из Нового Света, и что стволы перьев, которыми ее жители подписывают свои долговые обязательства, – все равно что стволы орудий, направленных на их кошельки. Нет корабля, груженного золотом, которого не протаранило бы перо любителей подписывать заемные письма, и нет шквала опаснее для его груза, чем вихрь наслаждений, которым предаются испанцы. Дело дошло до того, что подозрительным стало у нас даже слово asientos, которое значит и «зады», и «долговые обязательства», так что порой в аду мы не можем взять в толк, о ком идет речь – о купцах или о тетках. Один из этих молодчиков, обратив как-то внимание на то, сколько тратится в аду дров, задумал выхлопотать себе право на исключительное снабжение огнем, другой вздумал взять подряд на производство адских казней, полагая, что это может дать ему изрядный доход. Все они у нас сидят в одном месте с судьями, которые на земле допустили такие безобразия.
– Так, значит, и судьи у вас здесь сидят?
– А как же! – воскликнул дух. – Судьи – это наши фазаны, наше лакомое блюдо и то семя, которое приносит нам, чертям, самый великий урожай и самую обильную жатву, ибо на каждого посеянного судью мы собираем шесть прокуроров, двух референтов, шесть ходатаев, четырех писцов, пять стряпчих и пять тысяч негоциантов – и это каждый день!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146