В признание содействия, которое им оказывал Супаари, Энн предложила считать его соавтором всех статей. София, наученная щедростью Эмилио, сразу же согласилась. Постепенно эту практику подхватил и Д. У.
Эмилио Сандос, словно довольный паук в центре интеллектуальной сети, собирал сведения о лексемах, семантических полях, о просодии и идиомах, о семантике и глубинной структуре. Он отвечал на вопросы, переводил и добавлял всем исследовательской работы, сотрудничая с Софией в составлении учебной программы языка руна, вместе с Аскамой и Манужаи работая над словарем руанджи. С первых дней прибытия сюда Марк делал наброски и рисовал жителей деревни, сценки из их жизни. К восторгу Эмилио, руна, говоря о картинах Марка, использовали пространственное наклонение. И теперь, отбывая в торговые экспедиции, женщины заказывали у Марка или его учеников портреты, чтобы, как пояснила Чайпас, даже во время путешествия находиться со своими семьями. Отсутствующие матери были далеко, но оставались видимыми.
Джордж и Джимми соорудили импровизированный водопровод, а также систему блоков, чтобы таскать предметы вверх и вниз по обрыву. Вскоре руна добавили к своим квартирам похожие приспособления. А затем Джордж начал возводить ниже по реке водяную горку, которую обожали дети и на строительстве которой время от времени трудились все, туземцы и пришельцы.
Руна все принимали спокойно. Похоже, их ничто не изумляло, и казалось, будто они вообще неспособны удивляться. Но незадолго до завершения первого визита Супаари Марк спросил у него, не возникнет ли каких-либо возражений, если чужеземцы разобьют огород. Как выяснил Эмилио, в Руандже не было слов для обозначения возделанной почвы или с расчетом посеянных семян, поэтому торговцу показали изображения огородов. Ознакомившись с этим понятием, Супаари поднял вопрос перед старейшинами Кашана и получил для Марка разрешение на огород.
И вот, по неясной для руна причине, Марк Робичокс, Джордж Эдварде и Джимми Квинн принялись копаться в почве, где не росли полезные корни. Чтобы поднимать большие куски грязи, они использовали гигантские ложки, а затем просто укладывали грязь туда же, откуда взяли, лишь перевернув нижней стороной вверх. Руна были совершенно потрясены.
То, что сия таинственная деятельность была для чужеземцев тяжелой физической работой, делало все это еще забавней. Джордж останавливался, чтобы вытереть лоб, и руна тряслись от смеха. Марк садился, переводя дух, и руна весело открывали рты. Джимми упрямо трудился, на кончиках его курчавых рыжих волос искрились бусинки пота, а наблюдатели руна услужливо комментировали: «А-а, вот так грязь гораздо лучше. Большое улучшение!» – и хрипели, демонстрируя изумление. Руна были способны на сарказм.
Вскоре и из других деревень стали приходить руна, чтобы понаблюдать за огородниками, пока их дети катались на водяной горке; а Джордж начал ощущать ретроспективное сочувствие к фермерам Огайо, вовсе не радовавшимся наплыву туристов, глазеющих и показывающих пальцами. Но первоначальное веселье пошло на убыль, когда огород оформился и руна начали постигать геометрический план, лежащий в основе непостижимой работы чужеземцев. Огород являлся серьезным научным экспериментом, где следовало вести тщательные записи прорастания и урожаев, но все, что делал Марк Робичокс, было красивым, и он спланировал огород, как череду смыкающихся круглых и ромбовидных клумб, втиснутых в траву. Чтобы регулировать потоки дождя и заслонять от солнц салат-латук и горох, Джордж и Джимми соорудили решетки и приспособили террасовые зонтики руна. В этом им помог Манужаи, теперь заинтригованный, и в результате получились восхитительные конструкции.
«Сухой» сезон на Ракхате оказался более или менее пригодным для выращивания земных растений. Когда появились всходы, стало видно, что все тщательно спланировано. Швейцарский мангольд с алыми стеблями вздымался над изумрудными грядками шпината. Кабачки, зерновые и картофель, помидоры, капуста и редиска, огурцы и перистая морковь, красная свекла и пурпурная репа – все было объединено в перехлестывающие через края цветники, меж которыми высадили съедобные цветы: фиалки и подсолнухи, календулу и настурцию «Императрица Индии». Смотрелось это великолепно.
Периодически Кашан посещал Супаари и в третий свой визит вежливо похвалил цветущие заросли. «Мы, джанаата, тоже имеем подобные огороды, – сказал он тактично, ибо некоторые чужеземные ароматы его сильно раздражали, – но этот более приятен для глаз». Впоследствии он не проявлял к огороду интереса, считая его безвредной прихотью.
Супаари, заметили люди, привозил из города собственную еду и питался отдельно, укрывшись в кабине своего катера. Иногда он захватывал с собой руна, специалистов – хранителей знаний, которые являлись, очевидно, чем-то вроде живых книг и могли ответить на некоторые технические вопросы, задаваемые чужеземцами. Имелись также и текстовые материалы, но они были написаны на языке ксан, а потому совершенно неудобоваримы, если не считать инженерных чертежей. Джорджа и Джимми особенно интересовало радио, и они хотели знать о здешнем производстве электроэнергии, генерировании сигналов, принимающем оборудовании и тому подобном. Супаари счел это желание понятным, поскольку знал, хотя и несколько расплывчато, что чужеземцы прибыли на Ракхат из-за того, что каким-то образом подслушали концерты Галатны, – но не мог просветить их. С радио он был знаком только как слушатель. Такое невежество сильно разочаровало этих технофилов.
– Он торговец, а не инженер, – сказала Энн в защиту Супаари. – Кроме того, последним человеком, хорошо понимающим все применяемые людьми технологии, был, вероятно, Леонардо да Винчи.
И предложила негодующему Джорджу рассказать Супаари, как работает аспирин.
По крайней мере, Супаари смог объяснить, почему руна не любят музыку.
– Мы, джанаата, используем песни, дабы организовывать деятельность, – сказал он Энн и Эмилио, когда они сидели на подушках в хампийе, не обращая внимания на мелкий моросящий дождь. Похоже, ему было трудно находить в руанджа правильные формулировки для этих понятий. – Это что-то, что мы делаем лишь внутри себя. Руна находят это пугающим.
– Песни или деятельность, которую они организуют? – спросила Энн.
– Некоторые считают: то и другое. И у нас также есть – в руанджа для этого нет слов – баардали басну чарпи. Тут и тут – две группы. – Жестом Супаари указал, что группы стоят друг против друга. – Они поют – сначала одна группа, затем другая. И выносится решение, кого наградить. Руна не любят такие вещи.
– Песенные соревнования! – воскликнула Энн по-английски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Эмилио Сандос, словно довольный паук в центре интеллектуальной сети, собирал сведения о лексемах, семантических полях, о просодии и идиомах, о семантике и глубинной структуре. Он отвечал на вопросы, переводил и добавлял всем исследовательской работы, сотрудничая с Софией в составлении учебной программы языка руна, вместе с Аскамой и Манужаи работая над словарем руанджи. С первых дней прибытия сюда Марк делал наброски и рисовал жителей деревни, сценки из их жизни. К восторгу Эмилио, руна, говоря о картинах Марка, использовали пространственное наклонение. И теперь, отбывая в торговые экспедиции, женщины заказывали у Марка или его учеников портреты, чтобы, как пояснила Чайпас, даже во время путешествия находиться со своими семьями. Отсутствующие матери были далеко, но оставались видимыми.
Джордж и Джимми соорудили импровизированный водопровод, а также систему блоков, чтобы таскать предметы вверх и вниз по обрыву. Вскоре руна добавили к своим квартирам похожие приспособления. А затем Джордж начал возводить ниже по реке водяную горку, которую обожали дети и на строительстве которой время от времени трудились все, туземцы и пришельцы.
Руна все принимали спокойно. Похоже, их ничто не изумляло, и казалось, будто они вообще неспособны удивляться. Но незадолго до завершения первого визита Супаари Марк спросил у него, не возникнет ли каких-либо возражений, если чужеземцы разобьют огород. Как выяснил Эмилио, в Руандже не было слов для обозначения возделанной почвы или с расчетом посеянных семян, поэтому торговцу показали изображения огородов. Ознакомившись с этим понятием, Супаари поднял вопрос перед старейшинами Кашана и получил для Марка разрешение на огород.
И вот, по неясной для руна причине, Марк Робичокс, Джордж Эдварде и Джимми Квинн принялись копаться в почве, где не росли полезные корни. Чтобы поднимать большие куски грязи, они использовали гигантские ложки, а затем просто укладывали грязь туда же, откуда взяли, лишь перевернув нижней стороной вверх. Руна были совершенно потрясены.
То, что сия таинственная деятельность была для чужеземцев тяжелой физической работой, делало все это еще забавней. Джордж останавливался, чтобы вытереть лоб, и руна тряслись от смеха. Марк садился, переводя дух, и руна весело открывали рты. Джимми упрямо трудился, на кончиках его курчавых рыжих волос искрились бусинки пота, а наблюдатели руна услужливо комментировали: «А-а, вот так грязь гораздо лучше. Большое улучшение!» – и хрипели, демонстрируя изумление. Руна были способны на сарказм.
Вскоре и из других деревень стали приходить руна, чтобы понаблюдать за огородниками, пока их дети катались на водяной горке; а Джордж начал ощущать ретроспективное сочувствие к фермерам Огайо, вовсе не радовавшимся наплыву туристов, глазеющих и показывающих пальцами. Но первоначальное веселье пошло на убыль, когда огород оформился и руна начали постигать геометрический план, лежащий в основе непостижимой работы чужеземцев. Огород являлся серьезным научным экспериментом, где следовало вести тщательные записи прорастания и урожаев, но все, что делал Марк Робичокс, было красивым, и он спланировал огород, как череду смыкающихся круглых и ромбовидных клумб, втиснутых в траву. Чтобы регулировать потоки дождя и заслонять от солнц салат-латук и горох, Джордж и Джимми соорудили решетки и приспособили террасовые зонтики руна. В этом им помог Манужаи, теперь заинтригованный, и в результате получились восхитительные конструкции.
«Сухой» сезон на Ракхате оказался более или менее пригодным для выращивания земных растений. Когда появились всходы, стало видно, что все тщательно спланировано. Швейцарский мангольд с алыми стеблями вздымался над изумрудными грядками шпината. Кабачки, зерновые и картофель, помидоры, капуста и редиска, огурцы и перистая морковь, красная свекла и пурпурная репа – все было объединено в перехлестывающие через края цветники, меж которыми высадили съедобные цветы: фиалки и подсолнухи, календулу и настурцию «Императрица Индии». Смотрелось это великолепно.
Периодически Кашан посещал Супаари и в третий свой визит вежливо похвалил цветущие заросли. «Мы, джанаата, тоже имеем подобные огороды, – сказал он тактично, ибо некоторые чужеземные ароматы его сильно раздражали, – но этот более приятен для глаз». Впоследствии он не проявлял к огороду интереса, считая его безвредной прихотью.
Супаари, заметили люди, привозил из города собственную еду и питался отдельно, укрывшись в кабине своего катера. Иногда он захватывал с собой руна, специалистов – хранителей знаний, которые являлись, очевидно, чем-то вроде живых книг и могли ответить на некоторые технические вопросы, задаваемые чужеземцами. Имелись также и текстовые материалы, но они были написаны на языке ксан, а потому совершенно неудобоваримы, если не считать инженерных чертежей. Джорджа и Джимми особенно интересовало радио, и они хотели знать о здешнем производстве электроэнергии, генерировании сигналов, принимающем оборудовании и тому подобном. Супаари счел это желание понятным, поскольку знал, хотя и несколько расплывчато, что чужеземцы прибыли на Ракхат из-за того, что каким-то образом подслушали концерты Галатны, – но не мог просветить их. С радио он был знаком только как слушатель. Такое невежество сильно разочаровало этих технофилов.
– Он торговец, а не инженер, – сказала Энн в защиту Супаари. – Кроме того, последним человеком, хорошо понимающим все применяемые людьми технологии, был, вероятно, Леонардо да Винчи.
И предложила негодующему Джорджу рассказать Супаари, как работает аспирин.
По крайней мере, Супаари смог объяснить, почему руна не любят музыку.
– Мы, джанаата, используем песни, дабы организовывать деятельность, – сказал он Энн и Эмилио, когда они сидели на подушках в хампийе, не обращая внимания на мелкий моросящий дождь. Похоже, ему было трудно находить в руанджа правильные формулировки для этих понятий. – Это что-то, что мы делаем лишь внутри себя. Руна находят это пугающим.
– Песни или деятельность, которую они организуют? – спросила Энн.
– Некоторые считают: то и другое. И у нас также есть – в руанджа для этого нет слов – баардали басну чарпи. Тут и тут – две группы. – Жестом Супаари указал, что группы стоят друг против друга. – Они поют – сначала одна группа, затем другая. И выносится решение, кого наградить. Руна не любят такие вещи.
– Песенные соревнования! – воскликнула Энн по-английски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135