Никогда не обзаведусь видеотелефоном, позволяющим видеть лицо собеседника: моя сияющая физиономия свела бы на нет вполне правдоподобную искренность, которую удалось вложить в последнюю фразу.
Закончив разговор, я прикурила сигарету и посидела, наслаждаясь моментом. Как, оказывается, чудесно иметь Алекса под рукой. Я решила быстренько позвонить Марку для подтверждения места встречи в среду и сообщения о пристрастии Алекса к бренди.
Он снял трубку на втором гудке.
– Здравствуйте, Марк, это Саманта. Хотела напомнить, мы встречаемся в семь тридцать перед «Нордстромом». Вы знаете, как туда доехать?
– Да.
– Я договорилась насчет Рождества в кругу семьи. Кстати, вы любите бренди.
– Что?!
– Я позвонила матери сказать, что мы придем на Рождество, она непременно хотела сделать вам подарок. Пришлось сказать – вы любите бренди.
Возникла пауза. Из телефонной трубки сочилось неодобрение.
– Марк?
– Саманта, мы, кажется, договорились – руководство творческим процессом перешло ко мне.
– Это всего лишь бутылка бренди…
– Вам следует научиться уважать мою работу. Достоверность персонажа достигается за счет деталей. Алекс не пьет. Ему не нравится неуправляемое состояние, что вполне объяснимо, если учесть психическую травму, полученную в детстве. Бренди абсолютно не подходит.
– Ну, хорошо, – медленно сосчитав до пяти, буркнула я. – А что любит Алекс?
– Что-нибудь простое. Алекс не допустит, чтобы ваша мать на него тратилась… Банка персикового мармелада! Тетя Грета каждое лето делала домашний мармелад. Это одно из драгоценных воспоминаний Алекса.
– Персиковый мармелад, значит… Я передам матери.
– Алекс тоже хочет сделать ей подарок.
– Вы вовсе не обязаны…
– Алекс никогда не явится в гости с пустыми руками на Рождество.
Да, Алекс – настоящее сокровище.
– Ну, купите ей конфет.
– Это важный момент. Алекс хочет быть уверен, что вашей маме понравится подарок.
– Конфеты подойдут как нельзя лучше! Вы с кем встречаетесь, в самом деле? Со мной или моей матерью?
– Отчего вы боитесь, что я произведу на вашу маму хорошее впечатление?
– Совершенно не боюсь, просто, по-моему, вы хватили через край.
– Вот как… Интересно.
– Что тут такого интересного?
– Это кое-что говорит о вашем характере.
– Что именно?
– У вас явно серьезные трения с матерью.
– Ничего подобного! То есть, конечно, у нас с ней есть трения, но вовсе не серьезные, и вообще… Кстати, о мамочке: она хочет знать, не захотите ли вы на Рождество какого-нибудь особенного блюда?
– Есть одно. На Рождество тетя Грета всегда пекла изумительный яблочный пирог.
– Яблочный? Э-э-э… Но у нас… Сколько себя помню, в нашей семье в этот день всегда подавали ореховый пирог…
– Вы каждый год наслаждались ореховым пирогом и обществом ваших близких. Алекс знал лишь тетю Грету, а потом и ее не стало. Яблочный пирог являлся ее особой гордостью, она за него награды получала на ежегодных выставках-ярмарках округа. Каждое лето они с Алексом…
– Все, договорились, будет вам яблочный пирог.
Повесив трубку, я почувствовала себя выжатой как лимон. В момент сотворения Алекс казался идеальным, и в душе шевельнулась робкая надежда – этот роман окажется не таким, как другие. Но проблемы не заставили себя ждать. Терпеть не могу яблочные пироги, к тому же меня бесит манера Алекса каждые пять минут вытаскивать на свет Божий покойных родителей. По-моему, парень пользуется ими как стенобитным орудием, прокладывая себе путь в жизни.
С другой стороны, не исключено, что проблема во мне. Должно быть, я еще не в состоянии идти навстречу требованиям, которые неизбежно влечет за собой новый роман, воображаемый или реальный.
В тот день я поехала в Ирвин на встречу с собравшейся замуж выгодной клиенткой – особой, приближенной к руководству «Маверик Маркетинг». С той минуты как открылись двери лифта, я поняла: здесь на корпоративных собраниях топ-менеджеры начинают выступления фразой вроде «"Маверик" – не просто слово. «Маверик» – это положение в обществе».
Одежда и прическа секретарши стоили больше, чем я зарабатываю за три месяца. Непонятно, зачем такой красотке сидеть за стойкой приема посетителей – ей бы играть главные роли в телесериалах о незамужних жительницах Нью-Йорка, обожающих развеселую жизнь.
Бедняжка, пожалела я ее. Через пятнадцать лет она превратится в несчастную одинокую разведенку и будет тратить с трудом выбитое содержание на подтяжку кожи и липосакцию, тут же сводя на нет результаты неумеренным потреблением водки, черпая в ней силы жить дальше. Мысленно полюбовавшись картиной, я послала красавице самую дружелюбную улыбку.
– Чем могу вам помочь? – осведомилась девица, показавшись не такой глупой, как хотелось бы, одарив меня любезной улыбочкой.
– У меня встреча с Триш Мак-Кинстер. Я– Саманта Стоун. Она меня ждет.
– Да, в расписании есть встреча с фотографом. О вас рассказывают удивительные вещи.
– Неужели?
– Да. Вы снимали свадьбу подруги Триш, та в восторге от ваших фотографий. Можно вашу визитную карточку? В следующем году я выхожу замуж и очень хочу заполучить вас на свадьбу.
– Пожалуйста, пожалуйста.
Покопавшись в сумочке, я достала визитку, с трудом скрывая раздражение. Совершенно невыносимо, когда натуральные блондинки оказываются милыми и практичными, да к тому же не лишенными ума. Это противоестественно.
Триш тоже вела себя довольно любезно, но мне всегда неуютно в присутствии особ, проводящих совещания, отправляющихся в командировки и разрабатывающих политику компании. Невольно тянет поднять руку, прежде чем задать вопрос, и обращаться к собеседнику не иначе как «мистер» или «миссис», даже если им нет и тридцати, которых, по идее, эти чертовы выскочки должны уже достичь.
Триш удалось довести меня почти до рвотных спазм рассуждениями о том, какими должны получиться свадебные фотографии. Я старалась быть терпеливой, но ее манера распространяться о блистательном романе, в то время как моя личная жизнь лежала в руинах, показалась мне крайне бестактной.
Триш засмеялась, когда я демонстративно убрала портфолио.
– Не хочу знать, как это делается, – заявила она. – Свадебные хлопоты отнимают столько сил…
– А я люблю свадьбы, – отозвалась я. К счастью, не для души, но для профессии я умею врать с самым честным видом.
– Вы сами замужем?
– Нет, – ответила я с загадочной улыбкой женщины, которая свободна и счастлива этим.
– Вот как? Неужели сапожник без сапог?
Может, она и не хотела подчеркивать свое превосходство, но, могу поклясться, в ее голосе проскользнула нотка злорадства, а это всегда заставляет меня показать зубы. Триш заливалась неприятным самодовольным смехом, а ведь ничто не раздражает больше, чем чужое превосходство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63