- Если бы я их сама не видела, то никогда бы не поверила, что такое может быть на свете.
- Что же в них было необычного?
Он смотрел на дорогу и плохо соображал - что в конце концов происходит? Тем более, что Елена привезла его к тому самому повороту на проселочную дорогу, где он несколько часов назад был с Ольгой.
- Эти бумаги были волшебными, - заявила она, и тогда он все вспомнил.
Он вспомнил этот голос, фигуру женщины, распоряжающуюся властным тоном, он вспомнил Сереженьку и Годика, он вспомнил свой животный страх и звуки глухих выстрелов. Он только не смог вспомнить лицо женщины, и он посмотрел на неё - разве это она, разве это у неё он похитил клад? Что происходит - или это ловушка, или чья-то изощренная шутка?
- Я иногда приезжаю сюда, здесь есть милый пруд, и вода в нем всегда холодная и чистая.
Когда они проезжали мимо поляны, она чуть притормозила.
- Это памятное место для меня, роковое место.
Они выехали к пруду , и она выключила фары. А он вдруг понял, что дальше произойдет. Он даже не удивился такому повороту в событиях. Быть может, он подумал несколько цинично, но именно так: "За все нужно платить." И когда она положила его руку на свою, он не испытал ни отвращения, ни страха, ни стыда. Он просто сказал:
- Ну, иди ко мне.
Была все та же ночь. Плыли все те же облака, и все та же луна словно бежала и прыгала по ним и отражалась на поверхности молчаливой воды. Было словно два мира - один, недостижимый, вверху, а другой почти у самых ног словно на экране, в блюдце водоема - возможно более реальный и достижимый шагни только в эту холодную живую плоть...
- Все можно искупить... Ты только люби меня... я другая... я хочу заново родиться... - торопилась она , и её жаркие губы обжигали его тело.
А он подумал, что для полноты этого кругообразного сюжета не хватает купания и появления милицейской машины, наверняка, тогда сержант сказал бы ему:
- Ну, ты и силен, парень!
Но ни купаться, ни общаться с сержантом им не пришлось.
По дороге домой она почти все ему рассказала. Умолчала об убийстве и о своем самопохищении.
- Я уже не могу один на один жить с этим... - она не смогла подобрать слово, - ты поможешь мне все понять?
Они вышли из гаража , и он кивнул.
- Ну, иди, - и она выпустила его руку.
И все бы куда ни шло, и все бы можно было переварить, поспав и набравшись сил, если бы к нему в постель не забралась счастливая Ирина. Они действительно давно не были вместе, да и ей хотелось сполна вознаградить Афанасия за все его мужественные поступки и путешествия. Да и чувствовала она себя перед ним виноватой.
И когда они уже лежали, потные и расслабленные, она счастливо и преданно прошептала:
- Есть, оказывается, справедливость на земле.
Глава восьмая, в которой поведано
о жизни Дыбы в "шкуре бича", о подарке
Цитруса, о логове товарищей по
несчастью,о болезнях, о самолете,
зависшем в желтом облаке, и о встрече
Дыбы со старым знакомым.
Наверное, безобиднее степных черепах нет на свете существ. Они не посягают на посевы, не уничтожают подчистую фауну, не питаются себе подобными, не сосут кровь и не крадут яйца. Они более безобиднее лягушек, которые все-таки порой утомляют своим так называемым пением. Черепахи безголосы и у них нет зубов, а один клюв, которым они отрывают кусочки зелени.
Вот и некоторая категория однозубых бичей напоминала Сергею Яковлевичу безобидных черепах, которые поклюют объедков, а если посягают на их тело, то такой бич сжимает голову в плечи, словно в панцирь, подгибает ноги и руки и ждет, когда опасность его минует.
Но такая категория очень малочисленная. В основном, бич может быть немотивированно зол и даже агрессивен. "Бич - это не востребованный воин", - так осознал Сергей Яковлевич, которого теперь звали просто - Серый.
На протяжении тысячелетий народы сбивались в стаи и шли мутузить другие народы. Воины имели одну цель - завоевать и ограбить. Для них даже выживание не было целью. Обложили город и если не штурмовали, то брали измором, а потом грабили. А при штурме каждый воин становился просто голой страстью, устремляющейся на встречу смерти или сеющей смерть.
Не нужно было ходить на работу, чего-то высчитывать, решать какие-то ничтожные проблемы, заводящие в тупик, чувствовать себя беспомощным и ненужным, давить в себе инстинкты, превращаясь в толстую бочку-хим.завод по переработке пищи. Воины погибали молодыми, сильными, полными энергии и жизнелюбия. Оставшиеся оплодотворяли женщин, и те поставляли новую жизнелюбивую плоть, и вновь образовывались стая, войско, орда. И вновь молодые воины шли в битву, пускали стрелы, рубили саблями уши, руки и черепа и, забрызганные густой кровью, оказывались мертвыми или насилующими свою законную добычу.
И Серый уже понимал, что не только бичи, но и горькие пьяницы, алкоголики, да и многие иные меланхолические трезвенники - это просто несостоявшиеся воины или точнее - ходячие тени-призраки не погибших воинов. Многие из них должны были погибнуть, но это не случилось, и они пережили свою судьбу, свое предназначение и ходят живыми трупами по земле, нося в себе безотчетную злобу или невыразимую тоску.
Цитрус на такие суждения ударяющегося в философию Серого реагировал болезненно:
- Может, я и черепаха и живой труп, но и все, кто наплаву, - дерьмо вонючее.
Цитрус уважал себя. Тем более, что у него была тайная надежда "пароль - кодовое выражение", которое ему было дадено во время встречи с "нечто".
Он никогда не забывал, что он был летчиком, и как бы продолжал летать при любых перемещениях по Москве. "От винта", "есть контакт", "пошел отрыв", "торможение", "выпустили шасси", "идем заданным курсом" и прочие словосочетания выскакивали из него постоянно..
Уже три месяца Дыба жил в "шкуре бича". Цитрус привез ему паспорт - на удивление почти новенький и с физиономией, подходящей под данные Сергея Яковлевича, который, впрочем, зарос и покрылся щетиной, но скоро уже не брезговал собственными задубевшими руками и пропахшей потом и дымом одеждой.
Уже дважды их задерживали и, продержав по несколько часов в камере, выпускали. Каждый день они пили водку. Собственно, это и была основная ежедневная цель Цитруса - добыть водку. Способов было множество - от работ на разгрузках-погрузках до сдачи бутылок и элементарного попрошайничества.
Серый жил в плаще и днем и ночью. Плащ скрывал его все ещё крепкое тело, откормленное, как говорил Цитрус, на сиротских харчах. Водку Цитрус называл "горючим для полетов" или "авиатопливом" и относился к ней, как к самой дорогой ценности. И когда однажды Дыба по неловкости разбил бутылку, Цитрус три дня с ним не разговаривал, хотя ему тут же была куплена на заначку новая бутылка. Все мог забыть при пробуждении Цитрус, но всегда помнил, сколько осталось не допито.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59