- И его убили? - спросил Денис.
- Да. Его убили. У меня есть факты.
- У тебя получается настоящий исторический документ. - серьезно сказал Денис.
- Да. - горделиво ответил отец. - Я не из тех лживых генералов, которые сегодня ради сенсации и дешевого злата пишут мемуары. Они просто ябедники и кляузники, они ждут платы за свои труды и славы. А я не жду ничего. Только после моей смерти ты все опубликуешь.
- Конечно.
Отец выдохся к концу своей речи, судорога ещё сильней задергала его лицо, трясущейся рукой он взял ложку и принялся подхватывать ей пельмени и, не жуя, проглатывать. Потом, не глядя на Дениса единственным открытым глазом, сказал столь же уверенно.
- Ты сильно изменился за эти четыре года, сын. Тебе жестоко досталось в скитаниях?
- Больше, чем мне того хотелось.
- Ничего. Ты прошел горнило испытаний. - убежденно заявил старик.
- Лучше бы - без них. - с неожиданной для себя резкостью ответил Денис, а отец вскинул голову и спросил с вызовом.
- Ты обвиняешь в этом меня?!
- Оставь. Никого я не обвиняю.
- Ты должен был пройти закалку в борьбе! И я рад, что ты в свои юные горды оказался участником исторического события! Рад, что ты защищал Белый Дом, наш советский парламент от сокрушительного нападения врагов. Ты ещё поймешь, что был участником переломного момента нашей Истории.
- Мне было тогда восемнадцать лет, папа. И я ничего не понимал. А сейчас...
Он примолк, потому что понял, что если скажет отцу, что сейчас он не пойдеть защищать парламент ни в Белом Доме, ни в желтом и ни в каком ином отец разволнуется, пойдет красными пятнами и прийдется вызывать "скорую помощь"
Отец проглотил ещё несколько пельменей и сказал тоном ниже, но с прежней убежденностью человека, сквозь всю жизнь пронесшего одну, сжигающую душу идею.
- Бой ещё не кончен, Денис. Коммунизм, как идея, не погибла. перерожденцы её извратили, негодяя убили практическое воплощение, но идея жива и бессмертна.
- Конечно, конечно. Тебе чай или кофе?
- Кофе. Я ещё поработаю до вечера.
Спорить было бесполезно - если бы у старика отняли возможность царапать по бумаге старой чернильной авторучкой каждый день с утра до вечера, то он бы тут же ушел из жизни - так говорили все врачи. И быть в семьдесят три года жизни охваченным страстной идеей - не так уж плохо, во всяком случае это позволяло сохранять высокий настрой души и не обращать внимания на дряхлость умирающего тела... Сознание у него, с точки зрения Дениса сохранялось ясным, и смещалось только в одном вопросе: он был уверен, что Денис его родной сын, что он зачал его в пятидесятилетнем возрасте от молодой жены (после смерти первой, с которой прожил тридцать лет) - хотя было это совсем не так: молодая жена родила Дениса от такого же молодого мужчины, в чем и призналась уже перед своей собственной кончиной, когда Денису было тринадцать. Отец в признание не поверил и не ставил законность рождения своего единственного наследника никогда. Денис тоже не делал из этого трагедии и считал Владлена Тимофеевича Чарушкина своим родным отцом - вполне искренне и без колебаний.
Старик взял большую чашку кофе, ушел к себе, но вернулся через минуту со стопкой исписанной бумаги в руках. Положил рукопись на стол с такой осторожностью, словно это была хрустальная ваза.
- Прочти, это последние главы. Они касаются и тебя. Проверь точность хронологии и имен.
- Хорошо, папа.
Денис искоса глянул на рукопись - отец писал и переписывал её уже долгое время, лет пять, писал и переписывал раз десять, боясь в чем-нибудь ошибиться, и многие главы из неё Денис знал чуть ли не наизусть, но каждый раз делал вид, что получает сей труд для прочтения - впервые.
Он перемыл посуду, взял со стола отцовский труд и прошел в свою комнату - узкую, темную, окнами во двор, уютную не потому, что там было тепло и привычно, а просто от того, что была обставлена по своему вкусу, была "своей" от рождения. Он лег на диван и пролистнул страницы, отыскивая в них новые записи. Как ни странно, почерк у отца был каллиграфический, не требовалось и пишущей машинки, хоть сейчас неси в издательство. Страница номер 749 начинался с главы №44
"А теперь я, покорив горечь своего сердца, приступаю к СВОЕМУ описанию тех последних исторических событии, непосредственным и прямым участником которых я являлся. И не наша вина, что в этот грозный час враг оказался сильней, а наш славный - добрый и пьяный народ был обманут и не подержал нас в роковую минуту.
Вместе со мной в рядах защитников правого дела встал и мой сын комсомолец Денис Владленович Черешков, достойный продолжатель дела своего деда и отца. В свои неполные восемнадцать лет, он как и дед, взял в руки оружие и..."
Зазвонил телефон, Денис оторвался от рукописи и взял трубку.
- Ден? - голос Фарида был бодр и свеж как всегда. - Ден, Борька закончил свои ритуалы! Мы погребем к тебе. Что взять по дороге?
- Пива.
- Некоторые любят погорячее! Борька осип, пока изображал плакальщика. Хочет водки.
- Возьмите себе, что хотите.
- Ладно, мы идем... Да! Ты знаешь, вся эта история с нашей затеей насчет приза в сто тысяч баксов Борьке не нравится. Он уже труса празднует!
- Не по телефону об этом говорить.
Он положил трубку и решил, что прочтет рукопись до конца вечером. Или и вообще читать не будет, поскольку то, о чем писал отец касательно этого периода истории - и сам помнил достаточно хорошо, и теперь имел на события весьма отличную точку зрения. Или не имел никакой, что было бы точнее.
Правильно, все началось в конце октября, ранним утром. Отец постучал в дверь...
глава 2
Ранним октябрьским утром отец постучал в дверь комнаты Дениса, а в постели у него лежала Анька Семенова, официантка из кооперативного кафе на Арбате - девушка двадцати семи лет, толстая и круглая, как туго надутый воздушный шар.
- Ты что, пап? - спросил Денис хриплым с просонья голосом , а Анька накрылась одеялом с головой.
Отец появился на пороге строгий и подтянутый, в старенькой военной форме с капитанскими погонами на плечах. Форма уже вылиняла, но была тщательно отглажена, сверкали медали на груди, левый глаз у отца дергался в мелкой судороге, но был открыт и ясен.
- Я иду в Белый Дом, сын. - сказал он твердо. - Ты со мной?
Отцовский тон не допускал никаких возражений, наличие каких-то посторонних тел в постели сына его не смущали.
- Да, пап. Я оденусь и прийду.
- Ровно в девять я жду тебя у девятого подъезда. Я звонил, он ещё не блокирован.
- Хорошо.
Отец аккуратно прикрыл за собой двери, а Денис вернулся в постель и Аня вылезла из-под одеяла.
- Ты действительно туда попрешся?
- Отец рассердится, если я не прийду. - он обнял её жаркое тело и подумал, что выходить на улицу попросту не охота.
- Там ведь начнется кровавая бойня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68