Почувствовав это, я уточнил:
- Что еще?
Вместо ответа дежурного в трубке зазвучал женский голос, и мне пришлось выслушать возмущенную тираду:
- Я еще одна артистка из труппы Райкина - Малоземова. Дело в том, то нас никогда и никто не допрашивал, а это очень интересно. Почему вы исключили меня?!
- Ах вот о чем идет речь! - облегченно вздохнул я и, скорее из желания пошутить, заинтересованно спросил:
- Вы что-то от себя еще можете добавить?
Малоземова ответила шуткой:
- Мой папа был мелкопоместный дворянин!
- О! Это в корне меняет все дело, - подхватил я и попросил: Передайте, пожалуйста, дежурному, пусть он выпишет пропуск и для вас.
Надо признать, что по тем временам приговор Верховного суда по делу сына маршала Соколовского и его соучастников прозвучал весьма сурово. Обвиняемый Соколовский был осужден к 17 годам лишения свободы. Соответственно была решена судьба и двух его однодельцев.
А через пару с лишним лет умер Сталин и бразды правления перешли к Маленкову. Именно к нему и обратился маршал Соколовский, что привело к применению частной амнистии по делу его сына и других. Им удалось досрочно освободиться.
В начале лета 1953 года ранним утром я приехал в Сочи, на отдых в санатории им. Ворошилова. Позавтракал и сразу устремился к местной канатной дороге.
В вагончике фуникулера нас было только двое. Впереди сидел какой-то молодой человек в таком же, как и у меня, белом летнем костюме. Через пару минут он вдруг ко мне обернулся:
- Сергей Михайлович! С вашей профессией я бы имел более цепкую память на лица.
Я понял, что имею дело с одним из бывших своих "подопечных". К сожалению, я его не узнал. Тем не менее нельзя было не ответить, и я спокойным тоном произнес:
- Не знаю, доставит ли это вам удовольствие, но буду откровенен: к великому своему сожалению, в практике моей работы, помимо собственной воли, часто приходится мне сталкиваться и с теми, кто в последующем простого внимания не заслуживает.
Через минуту вагончик фуникулера прибыл на конечную остановку. Я по крутой дорожке устремился к пляжу вслед за попутчиком. У входа на пляж, куда посторонних не пускали, я сразу обратился к дежурной, проверявшей наши санаторные книжки.
- Как фамилия того товарища, который только что прошел на пляж?
И прежде чем она успела ответить, вспомнил его сам. Да ведь это был сын маршала Соколовского. Вот так история... Вспомнил и о том, что к нему применили частную амнистию и даже сохранили прежнюю службу в армии. Одновременно мне стало известно, что он и другие заявили, что были вынуждены себя оговорить из-за применения к ним во время предварительного следствия физического воздействия.
На пляже я Соколовского не видел, но, когда уходил, он поджидал у входа. На его лице блуждала нагловатая ухмылка.
- Что не вышло у вас? - Голос его звучал торжествующе.
Это было уже слишком. Еле сдерживая себя, я произнес:
- В свое время ни я сам, никто другой вас ни единым словом не оскорбили. Не говоря уже о большем: не посягали на ваше физическое достоинство. Вы прекрасно об этом знаете. Предупреждаю. Если я здесь еще услышу что-либо подобное, то публично, например в столовой, закачу вам знатную оплеуху. А после еще пошлю телеграмму в Генеральный штаб, чтобы отсюда вас немедленно убрали! Ясно?
Он заметно побледнел и даже на шаг отступил. Больше его я нигде не встречал. Возможно, что он уехал либо перебрался в другой санаторий.
Однако нам еще предстояло встретиться с ним.
В Москве, в здании гостиницы "Метрополь", на первом этаже длительное время существовала железнодорожная касса по продаже билетов военнослужащим из центрального аппарата Министерства обороны СССР. Как-то осенью я пришел туда, чтобы купить билет - предстояла очередная длительная поездка по служебным делам. Я пришел туда еще до открытия кассы и, стоя у входных дверей, вдруг увидел, что со стороны Театральной площади прямо на меня идет сын маршала Соколовского.
Он меня тоже увидел, но прошел мимо, сделав вид, что не узнает. Однако, пройдя метров десять, он вдруг круто повернулся и направился прямо ко мне. При мерно за шаг до меня он остановился, взял под козырек и официальным тоном четко произнес:
- Товарищ полковник Громов, хочу, чтобы вы знали. Тогда, в Сочи я повел себя далеко не лучшим образом. Я совершил преступление, в чем искренне раскаиваюсь.
Потом он развернулся и зашагал в прежнем направлении, не обернувшись.
Скажу откровенно: от его слов в моей душе что-то дрогнуло. Он, очевидно, был неплохим человеком и нашел достаточно сил для оценки собственной вины. А это удается далеко не каждому.
Значительно позже произошло еще одно событие. В то время мне было поручено с бригадой военных следователей вести большое дело в Киеве. Пришлось поездить по многим городам Украины, где дислоцировались воинские части. Помню, следователь бригады, возвратившийся, кажется, из Белгорода, доложив обстановку, вдруг спросил меня:
- Знаете, кто там всеми воинскими частями верховодит? Ваш крестник, генерал-майор Соколовский, сын маршала.
"Он "обскакал" меня на большую звезду", - подумал я, но, странное дело, не почувствовал от этого ни малейшего огорчения.
Соучастники
Третьего декабря 1951 года органами МГБ СССР за корыстные злоупотребления служебным положением и фабрикацию клеветнических анонимных писем был арестован и привлечен к уголовной ответственности начальник Управления МГБ по Алтайскому краю генерал-майор Карпенко Николай Матвеевич. 20 февраля 1952 года дело было принято мною к производству.
Из материалов было видно, что за год до этого генерал Карпенко, измененным почерком и за подписями вымышленных лиц, сфабриковал три анонимных письма клеветнического содержания об одном из бывших своих подчиненных (уже уволенного на пенсию), обвиняя его в принадлежности к японской разведке. Эти письма были отправлены им по своему служебному адресу, поступили к нему и были пересланы в Москву для проверки.
В те годы шпиономания получила небывалое распространение, и генерал Карпенко был убежден, что последствия будут крайне негативные для его бывшего сослуживца.
Однако все произошло совсем не так, как он ожидал. Обвинение в шпионской деятельности его бывшего подчиненного, ничем не подтвержденное, было признано голословным. Кроме того, стало известно, что в свое время у генерала Карпенко с этим человеком были весьма натянутые взаимоотношения, доходившие до открытой ссоры. Не осталось незамеченным и то, что все три анонимки были отосланы из Москвы в то время, когда там пребывал Карпенко по служебным делам.
Всплыли и еще два факта. В феврале-марте 1947 года от Карпенко руководству МГМ СССР поступили доносы на его заместителя полковника Филькенберга, якобы уличенного в неких неблаговидных поступках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51