Раскалялись стволы, а мы не краснели. Устало железо, но не мы. И дальше так же неутомимо будем брать и по братски делить. Все на свете - наше! Пусть каждая неделя так проходит, чтобы, как сказал писатель Островский, не было мучительно больно за бесцельно выпущенные пули. Так примем же, братки, за наши идеалы! То есть понятия.
Малышев махом влил в свое луженое горло полный стакан и так бросил об пол, что он растерся от удара в порошок. За ним последовали другие. Звон разбитого стекла заполнил зал.
- Сбитня мне! - заорал бандит.
Братки наливали себе сами, но Малышева лично обслуживала грудастая деваха. Она кинулась ставить перед главарем серебристое ведро с напитком, но наступила на разбитое стекло, неловко повернулась и... Брызнул сбитень на кожаный костюм, залил штаны. Внезапно наступила тишина. Малышев сидел не шелохнувшись, а потом захохотал пьяно:
- А ну плясать, курва!
Половые девки, по той же терминологии Емельяна, находившиеся позади столов, всплеснули руками.
- Пройдись лебедушкой, сударыня, - развеселился главарь.
Девка было двинулась плясать, но Малышев добавил:
- Без опорок, миленькая, босячком! - сказал все так же хохоча.
Брюгхер и Петер, услышав перевод, вытаращились на Емельяна - правильно ли перевел? Правильно. Они, замерев, смотрели как дикие русские сорвали с девки туфельки. Малышев лично наполнил водкой стакан, заставил несчастную выпить и она пошла, изображая танец, по битому стеклу. Каждый шаг отмечался кровавым пятном на полу. Что делают за столь ничтожный проступок! Пройдя "лебедушкой" круг, девица упала.
- Убрать!
Плясунью унесли, все половые бросились мести стекло и кровь смывать. Главарь поднялся снова. Как по команде парни стали наливать в стаканы.
- Еще скажу, братки, о каждом. За каждого из вас поднять стакан граненый. Первый пью сегодня за друга своего, за Берлина. Хоть и нацмен, а спуску не дает своим же. Он в понедельник пристрелил Фильштейна, собаку бешеную, шакала вонючего. Не просто пристрелил, а дал помучиться. Сначала в ноги, после в руки, а уж потом контрольный в яйца...
Братва зареготала дружно.
- ... и лишь затем контрольный в голову его пустую так, что мозги разлетелись. За Андрюху Берлина!
Выпил, вскинул руку со стаканом - сейчас все повторится! - нет, поставил с грохотом на стол. И все так сделали.
Брюгхер глазам не верил. Берлина он знал. И Берлин сейчас в тюрьме, у них в тюрьме, в Германии! Хотя, этот похож...
- Послушай, Емельян, Берлин сидит в Берлине!
Гид лениво переводивший, впервые озадачился. Какой осведомленный немец попался.
- Настоящий Берлин сидит здесь за столом, а кто у вас сидит проверить надо.
Тут встал сам Берлин и сказал:
- Мочил и мочить буду, клянусь своим шестисотым, в натуре.
- Свинья! Где моя свинья? До трех считаю!
Откуда-то в руках Малышева появился пистолет. Злой бандит передернул затвор, схватил за шиворот ближайшего полового и приставил ствол к виску.
- Раз!
Немцы, захваченные зрелищем, уже не слушали Емельяна, инфантильно переводившего:
- Айн.
Гид даже не смотрел вниз.
- Цвайн.
Брюгхер прищурил глаза - сейчас раздастся выстрел. Вместо него неожиданно раздался поросячий визг. Хозяин заведения, держа за заднюю ногу, внес поросенка в зал. Малышев обрадовано бросил несчастного и половой, крестясь и шатаясь, пошел на кухню. С соседнего стола смели посуду на пол и возложили на него детеныша животного. Опять, словно у фокусника, в руках Малышева появился нож, похожий скорее на меч-кладенец. Главарь сказал:
- Я предлагаю, чтобы эту жертву от нашей мафии принес наш брат Артур Кжижевич.
Брюгхер не поверил ушам. Он живо спросил:
- Артура больше нет. Он был застрелен в Будапеште , в одном отеле года два назад.
- Как видишь - жив, - лениво отвечал Емельян, - Там был двойник.
Подозрительный какой-то шваб попался. Начитался Константинова?
Кжижевич ножик взял на ритуальный манер. Со слов Емельяна поросенка перед жрецом придерживали Кумарин и Ефимов.
- Разве тамбовцы теперь вместе с малышевцами? - продолжал удивляться Брюгхер.
Достал совсем. Емельян пожал плечами.
- А что такого? Сходняк есть сходняк. Тут есть и казанские и даже солнцевские. Вчера враги, сегодня друзья. У нас как водки выпьют обнимаются. Потом ещё выпьют - дерутся. Кстати, драка заказана, не беспокойтесь.
Внизу все встали. Артур взмахнул ножом и непрерывно визжавший поросенок умолк.
- Пусть так прольется кровь любого, кто решится встать на пути мафии, - торжественно произнес Кжижевич.
Бандиты дружно подняли стаканы. Подходя к столу с поросенком, подставляли их под нож Артура и в водку капала алая кровь. Когда все стаканы слегка замутились, Малышев произнес в тишине:
- За сказанное! Мы повязаны кровью.
Ватага выпила и дружно с грохотом все поставили стаканы. По мнению Брюгхера после этой дозы бандиты должны были упасть. Пьют полными стаканами по пятому или шестому разу - и стоят! Где предел возможностям русских мафиози? Таких не споишь, не запугаешь. Сами кого хочешь запугают - рожи звериные, рты окровавленные. Поросенка унесли со стола начинять яблоками.
- Кардебалет! Давай кардебалет, - пожелали многие.
Малышев кивнул и из-за печки одна за одной вышли красавицы одетые с напоминанием о русской старине. Кокошник, подобие лифчика и трусиков, длинные красные сапоги. Откуда-то ударила залихватская музыка и девицы стали такое выкаблучивать, что и Кащей бы перекрестился. К концу разудалой мелодии девки лишились последнего стыда и подобия одежды. Именно в таком виде они повели плавный хоровод под какой-то народный напев. Бандиты реагировали по разному. Кто смотрел во все глаза и похлопывал в ладоши, кому-то такие зрелища уже приелись. Когда утихла музыка, несколько человек из первой группы отправились вслед за красными девицами. Вернулись из-за печи через некоторое время раскрасневшимися и вполне довольными. А Малышев поднимал очередной тост:
- Сейчас, братки, хочу чтобы вы посмотрели на Костю Могилу. Его не раз хоронили, а он как бессмертный, воскрешается. Но уж если он сам хоронит! Какого он мастера нам подыскал, братки! Бьет из автомата или из карабина с двухсот метров без оптики прямо в цель. С таким парнем наши руки крепче сдавливают сосцы жертвенных коров, струями бьет золотое молоко. Нас хотели стравить, братки, чтобы мы стволы направили друг на друга. А мы все здесь, мы вместе. И Костя с нами.
Главарь опрокинул стакан. Брюгхер молча смотрел на Емельяна.
- Ну что уставился? - спросил гид по-русски, а по-немецки стал объяснять, - Да, это и есть Костя Могила. Мафия бессмертна. Вон там, слева от Малышева, сидит Богданов, он же Виноградов. В удобный момент имитировал собственную гибель и сам себе соорудил могилку. Стал Виноградовым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Малышев махом влил в свое луженое горло полный стакан и так бросил об пол, что он растерся от удара в порошок. За ним последовали другие. Звон разбитого стекла заполнил зал.
- Сбитня мне! - заорал бандит.
Братки наливали себе сами, но Малышева лично обслуживала грудастая деваха. Она кинулась ставить перед главарем серебристое ведро с напитком, но наступила на разбитое стекло, неловко повернулась и... Брызнул сбитень на кожаный костюм, залил штаны. Внезапно наступила тишина. Малышев сидел не шелохнувшись, а потом захохотал пьяно:
- А ну плясать, курва!
Половые девки, по той же терминологии Емельяна, находившиеся позади столов, всплеснули руками.
- Пройдись лебедушкой, сударыня, - развеселился главарь.
Девка было двинулась плясать, но Малышев добавил:
- Без опорок, миленькая, босячком! - сказал все так же хохоча.
Брюгхер и Петер, услышав перевод, вытаращились на Емельяна - правильно ли перевел? Правильно. Они, замерев, смотрели как дикие русские сорвали с девки туфельки. Малышев лично наполнил водкой стакан, заставил несчастную выпить и она пошла, изображая танец, по битому стеклу. Каждый шаг отмечался кровавым пятном на полу. Что делают за столь ничтожный проступок! Пройдя "лебедушкой" круг, девица упала.
- Убрать!
Плясунью унесли, все половые бросились мести стекло и кровь смывать. Главарь поднялся снова. Как по команде парни стали наливать в стаканы.
- Еще скажу, братки, о каждом. За каждого из вас поднять стакан граненый. Первый пью сегодня за друга своего, за Берлина. Хоть и нацмен, а спуску не дает своим же. Он в понедельник пристрелил Фильштейна, собаку бешеную, шакала вонючего. Не просто пристрелил, а дал помучиться. Сначала в ноги, после в руки, а уж потом контрольный в яйца...
Братва зареготала дружно.
- ... и лишь затем контрольный в голову его пустую так, что мозги разлетелись. За Андрюху Берлина!
Выпил, вскинул руку со стаканом - сейчас все повторится! - нет, поставил с грохотом на стол. И все так сделали.
Брюгхер глазам не верил. Берлина он знал. И Берлин сейчас в тюрьме, у них в тюрьме, в Германии! Хотя, этот похож...
- Послушай, Емельян, Берлин сидит в Берлине!
Гид лениво переводивший, впервые озадачился. Какой осведомленный немец попался.
- Настоящий Берлин сидит здесь за столом, а кто у вас сидит проверить надо.
Тут встал сам Берлин и сказал:
- Мочил и мочить буду, клянусь своим шестисотым, в натуре.
- Свинья! Где моя свинья? До трех считаю!
Откуда-то в руках Малышева появился пистолет. Злой бандит передернул затвор, схватил за шиворот ближайшего полового и приставил ствол к виску.
- Раз!
Немцы, захваченные зрелищем, уже не слушали Емельяна, инфантильно переводившего:
- Айн.
Гид даже не смотрел вниз.
- Цвайн.
Брюгхер прищурил глаза - сейчас раздастся выстрел. Вместо него неожиданно раздался поросячий визг. Хозяин заведения, держа за заднюю ногу, внес поросенка в зал. Малышев обрадовано бросил несчастного и половой, крестясь и шатаясь, пошел на кухню. С соседнего стола смели посуду на пол и возложили на него детеныша животного. Опять, словно у фокусника, в руках Малышева появился нож, похожий скорее на меч-кладенец. Главарь сказал:
- Я предлагаю, чтобы эту жертву от нашей мафии принес наш брат Артур Кжижевич.
Брюгхер не поверил ушам. Он живо спросил:
- Артура больше нет. Он был застрелен в Будапеште , в одном отеле года два назад.
- Как видишь - жив, - лениво отвечал Емельян, - Там был двойник.
Подозрительный какой-то шваб попался. Начитался Константинова?
Кжижевич ножик взял на ритуальный манер. Со слов Емельяна поросенка перед жрецом придерживали Кумарин и Ефимов.
- Разве тамбовцы теперь вместе с малышевцами? - продолжал удивляться Брюгхер.
Достал совсем. Емельян пожал плечами.
- А что такого? Сходняк есть сходняк. Тут есть и казанские и даже солнцевские. Вчера враги, сегодня друзья. У нас как водки выпьют обнимаются. Потом ещё выпьют - дерутся. Кстати, драка заказана, не беспокойтесь.
Внизу все встали. Артур взмахнул ножом и непрерывно визжавший поросенок умолк.
- Пусть так прольется кровь любого, кто решится встать на пути мафии, - торжественно произнес Кжижевич.
Бандиты дружно подняли стаканы. Подходя к столу с поросенком, подставляли их под нож Артура и в водку капала алая кровь. Когда все стаканы слегка замутились, Малышев произнес в тишине:
- За сказанное! Мы повязаны кровью.
Ватага выпила и дружно с грохотом все поставили стаканы. По мнению Брюгхера после этой дозы бандиты должны были упасть. Пьют полными стаканами по пятому или шестому разу - и стоят! Где предел возможностям русских мафиози? Таких не споишь, не запугаешь. Сами кого хочешь запугают - рожи звериные, рты окровавленные. Поросенка унесли со стола начинять яблоками.
- Кардебалет! Давай кардебалет, - пожелали многие.
Малышев кивнул и из-за печки одна за одной вышли красавицы одетые с напоминанием о русской старине. Кокошник, подобие лифчика и трусиков, длинные красные сапоги. Откуда-то ударила залихватская музыка и девицы стали такое выкаблучивать, что и Кащей бы перекрестился. К концу разудалой мелодии девки лишились последнего стыда и подобия одежды. Именно в таком виде они повели плавный хоровод под какой-то народный напев. Бандиты реагировали по разному. Кто смотрел во все глаза и похлопывал в ладоши, кому-то такие зрелища уже приелись. Когда утихла музыка, несколько человек из первой группы отправились вслед за красными девицами. Вернулись из-за печи через некоторое время раскрасневшимися и вполне довольными. А Малышев поднимал очередной тост:
- Сейчас, братки, хочу чтобы вы посмотрели на Костю Могилу. Его не раз хоронили, а он как бессмертный, воскрешается. Но уж если он сам хоронит! Какого он мастера нам подыскал, братки! Бьет из автомата или из карабина с двухсот метров без оптики прямо в цель. С таким парнем наши руки крепче сдавливают сосцы жертвенных коров, струями бьет золотое молоко. Нас хотели стравить, братки, чтобы мы стволы направили друг на друга. А мы все здесь, мы вместе. И Костя с нами.
Главарь опрокинул стакан. Брюгхер молча смотрел на Емельяна.
- Ну что уставился? - спросил гид по-русски, а по-немецки стал объяснять, - Да, это и есть Костя Могила. Мафия бессмертна. Вон там, слева от Малышева, сидит Богданов, он же Виноградов. В удобный момент имитировал собственную гибель и сам себе соорудил могилку. Стал Виноградовым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72