- А ведь мы не виделись с вами с той самой презентации, - сказал Липинский, осушив стакан.
- С какой именно. Я на них бываю довольно часто. Презентации, похмеляции...
- Граждане пассажиры, - раздалось из динамика, - мы летим над Атлантическим океаном. Высота десять тысяч восемьсот метров. За бортом минус 50 градусов. Приятного полета. Командир экипажа, пилот первого класса Королев.
- Спасибо Королев, выпьем-ка за океан, - Быков снова наполнил стаканы. - Как вспомнишь, что мы на такой высоте, а под нами такая глубина, так не по себе становится... Как тут остаться трезвым. А ваша партия против. Как можно быть трезвым в России? Нет, в вашу партию я никогда не вступлю. В ней нет никакого гуманизма. Абсолютно! - вдруг рассердился Быков. Пошел отсюда, из моего ансамбля! И не подходи больше! - он приблизил лицо к Липинскому, широко раскрытые, налитые кровью глаза сверкали бешенством.
Да ведь он перепил, мелькнуло у Липинского, он в стельку пьян.
Неожиданно Быков откинулся к спинке кресла, прикрыл глаза и захрапел.
С заднего сиденья к ним наклонилась Эльза и удивленно спросила Липинского:
- Что он шумел?
- Мы слегка не поняли друг друга, - Липинский кивнул на мирно сопящего Быкова: - Утомился, бедняга.
- Ничего, он слегка отдохнет, и через часок будет снова, как огурчик.
- Можно я с вами немного посижу, пока он спит?
- Конечно. Правда, девочки? Чем же вы нас развлечете?
Зинаида Васильевна устроилась у окна, место рядом занял Бригадир продолжить и укрепить знакомство.
- Сгоняем в колотушки? - предложил он.
- Что, что? - удивилась Зинаида Васильевна.
- Я имел в виду: сыграем в карты? У меня есть, - он извлек из кармана свежекрапленную колоду карт.
- О, я почти не умею.
- Я научу... - и Бригадир принялся объяснять правила игры в очко. Но никак не мог сосредоточиться: за картами партнерши маячил такой пышный бюст, вились такие мягкие локоны, что ему стало не до тузов. Потерявший всякую бдительность, расслабленный и опьяненный, он играл почти вслепую, и без конца проигрывал. Чтобы как-то собраться и взять себя в руки, он предложил:
- Зиночка, давайте на интерес, а то карта не идет.
- На интерес? Как это? - Зинаида Васильевна подняла на него свои внимательные прозрачно - серые глаза.
- До 20 партий. Если я пролакшу, в смысле проиграю, то покупаю вам в Аргентине какого-нибудь пса...
- Фу, Виталий, как вы говорите. Щеночка, вы это имели в виду? Я заметила, что вы относитесь к ним пренебрежительно. Напрасно. Это братья наши меньшие. Они ведь нас тоже считают собаками, только большими...
- Ладно, усек. Теперь буду уважать.
- Давайте сыграем на аргентинского мастифа.
- На кого? - удивился Бригадир.
- Мастиф - порода такая.
- Заметано, на мастифа.
- Но он безумно дорогой... У вас не хватит денег, - она сдержанно улыбнулась. Новый знакомый казался занятным: такой наивный, совершенно не разбирается в кинологии.
- Не дороже денег, - солидно возразил Бригадир. - А что в нем особенного?
- О, это необыкновенная порода. Их ещё зовут "белый ангел", преданность хозяину невероятная.
- Почему "белый ангел"? - удивился Бригадир.
- Они белые, крупные, молчаливые, совершенно не лают. Бросаются на врага и все. Пасть у них - ярко красная и огромная, - Зинаида Васильевна широко расставила ладони и согнула в виде клыков пальчики, показав размер пасти. - Их применяют для охоты на ягуаров. Их запрещено выводить на улицу без цепочки и намордника.
- Классный барбос, - удивленно похвалил Бригадир. - На такого можно и сыграть. А без намордника и цепи мы его никуда не поведем, клянусь, милая Зиночка.
Донован и Самотокин, уединившись в самом дальнем ряду, обсуждали проблемы технического и художественного перевода. Самотокин извлек из кейса бутылку водки, демонстративно завернутую в "Литературную газету", Донован занялся принесенными стюардессой пакетами.
- О, и здесь "ноги Буша", сразу завеяло чем - то знакомым.
- Повеяло, Роберт, так точнее, - поправил его Самотокин.
- Спасибо, Олег. Так вот, я не все договорил. Видишь ли, если у тебя только филологическое образование, ты не сможешь переводить технические книги. Потому что там ещё надо знать и суть дела. Знать проблему. Когда я бросил художественный перевод и занялся техническим, мне пришлось кончить ещё колледж по информатике. И теперь не жалею.
- А почему ты бросил, Роберт?
- Длинная история.
- У нас масса времени, Роберт. Это интересно. Я бы, может, тоже занялся техническими книгами. Но сначала выпьем.
- Отлично. Выпьем за возможность общения и за переводчиков, дающих людям эту возможность, - провозгласил Донован.
- Салют, - поднял стакан Самотокин.
Они выпили, и Донован продолжал:
- Начинал я с художественных текстов. Но постепенно пришел к выводу, что старое, классическое и новое, мало-мальски интересное, почти все переведено. Тогда я перешел к постреализму, авангардизму и прочим литературным "измам": вокруг них тогда было много шума. Не помню теперь, как называлась книга, мне её подсунул кто-то из наших славистов, и я клюнул.
- Наливай, клюнем оба, - засмеялся Самотокин. Эти филологические разговоры его забавляли. Способный парень, мой подопечный, подумал он.
- Салют, Олег, - теперь провозгласил Донован и протянул пластиковый стаканчик. Они сдвинули их, стаканы бесшумно по-конспиративному, коснулись друг друга.
- Без звона даже неинтересно, - засмеялся Самотокин.
Они залпом выпили, и Донован продолжал:
- Взялся я за перевод. Автор там бродил в потемках своего подсознания и прочих внутренностях. Залез, как у вас говорят, в самое нутро: в ухо, горло, нос и евстахиевы трубы. В университете я мог и порассуждать о таких книгах, читать же их оказалось настоящей каторгой: челюсти сводило от скуки. Я тогда я подумал: кому перевожу, кто у нас это станет читать? Из нормальных людей. Я не знал, что делать, и пошел к своему психоаналитику. Вот он-то и открыл мне глаза. В пристрастиях авторов, объяснил он, всегда есть нечто болезненное, биологическое, их сжигает собственный внутренний интерес, до читателей им нет дела. Среди них, сказал он, есть литературные лаборанты - специалисты по описанию испражнений, есть сексопатологи и гинекологи, есть патологоанатомы - потрошители, есть психиатры - любители бреда. И тогда, Олег, я бросил художественный перевод и занялся техническими книгами. Потом перешел к науковедению. Все-таки наука более нормальная вещь. И вот теперь лечу на этот симпозиум и рад, что познакомился с тобой.
- Ну, спасибо, Роберт, - Олег дружески хлопнул его по плечу. - Если бы все люди, весь мир говорил на одном языке, насколько проще была бы жизнь.
- Проще? Да. Но мы бы с тобой остались без работы, - рассмеялся Донован.
Они долго ещё говорили о странностях языков и наречий, на время отодвинув свои тайные мысли в глубины подсознания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62