Теперь он позволяет себя кормить, но совсем не говорит. Они думают, что он или побывал в плену у генерала Мугуру и там его пытали, или он агуду – немой.
Росс в ужасе попятилась.
– Похоже, мы ничем не сможем ему помочь, – подвел итог Мунро. – Во всяком случае, в таком состоянии. Физически он почти в норме, но… – и Мунро покачал головой.
– Я передам координаты деревни в Хьюстон, – сказала Росс. – Они пришлют помощь из Киншасы.
В течение всего разговора Дрисколл не сделал ни малейшего движения. Потом Эллиот наклонился, заглянул ему в глаза, и Дрисколл наморщил нос. Он заметно напряг мышцы и тоненьким голосом завыл: «А-а-а-а-а…», как будто собирался закричать.
Эллиот испуганно отшатнулся. Дрисколл сразу успокоился и снова замолчал.
– Что это значит, черт возьми?
Один из пигмеев что-то прошептал Мунро.
– Он говорит, – перевел проводник, – что от вас пахнет гориллой.
3. РАГОРА
На обратный путь пигмеи дали белым проводника. Через два часа быстрой ходьбы по тропическому лесу, расположенному южнее Габуту, путники снова встретились с Кахегой и его братьями. Все трое были мрачны, неразговорчивы
– и все трое мучились от поноса.
Пигмеи настояли, чтобы белые гости остались на обед, и Мунро решил, что им придется принять приглашение. Поданное на обед блюдо было приготовлено главным образом из мелкого дикого стрелолиста, называвшегося здесь китсомбе и напоминавшего сморщенную спаржу, лесного лука, или отсы, модоке
– листьев дикого маниока, а также грибов нескольких видов. В качестве приправ в это месиво было добавлено также понемногу кислого, жесткого черепашьего мяса, кузнечиков, гусениц, червей, лягушек и улиток.
Это питательнейшее блюдо содержало в два раза больше белков, чем бифштекс, но изнеженные европейские желудки, очевидно, не привыкли к столь экзотической пище. Не способствовали улучшению настроения и новости, которые они узнали, сидя возле деревенского костра.
Пигмеи сообщили, что люди генерала Мугуру построили продовольственные склады возле Макрана, а ведь Мунро направлялся именно туда. Разумнее всего было не встречаться лишний раз с солдатами Мугуру. Мунро объяснил, что в языке суахили нет слов «рыцарство» и «благородство», то же относится и к конголезскому диалекту лингала.
– В этой части нашей благословенной планеты все заменяет слово «убить». Или ты убьешь, или тебя убьют. Так что лучше мы пройдем стороной.
Другой единственно возможный путь уводил экспедицию довольно далеко на запад, к реке Рагора. Мунро, глядя на карту, нахмурился, а Росс насупила брови, уставившись на экранчик компьютера.
– А чем нехороша река Рагора? – поинтересовался Эллиот.
– Может, и ничем, – ответил Мунро. – Все зависит от того, насколько сильные дожди шли там в последние дни.
Росс бросила взгляд на часы.
– Мы отстаем от графика уже на двенадцать часов, – сказала она. – Единственное, что мы можем предпринять, – этой же ночью спуститься по реке.
– Я бы предложил это в любом случае, – сказал Мунро.
Росс ни разу не слышала, чтобы проводник вел экспедицию по экваториальной Африке ночью.
– Предложили бы? В самом деле? Почему?
– Потому что по ночам на неглубоких реках меньше препятствий, – ответил Мунро.
– Каких препятствий?
– Это мы обсудим, когда столкнемся с ними, – сказал Мунро.
* * *
Уже на расстоянии доброй мили от Рагоры они услышали шум мощного водного потока. Эми тут же забеспокоилась; она снова и снова спрашивала: «Какая вода?». Эллиот успокаивал ее, но не слишком настойчиво; как бы Эми ни боялась, ей придется смириться с необходимостью путешествия на лодках.
К счастью, когда путники подошли к Рагоре, выяснилось, что шумят пороги, располагающиеся выше по течению, а прямо перед ними текла спокойная грязно-коричневая речка шириной футов пятьдесят.
– На первый взгляд ничего страшного, – сказал Эллиот.
– На первый взгляд ничего, – согласился Мунро.
Но Мунро знал коварный характер Конго и ее притоков. Четвертая по протяженности река в мире (после Нила, Амазонки и Янцзы) была своеобразной во многих отношениях. Гигантской змеей она извивалась по всему Африканскому континенту и дважды пересекала экватор, сначала поворачивая на север, к Кисангани, а потом на юг, к Мбандаке. Это было настолько необычно, что всего лишь сто лет назад географы не верили, что одна большая река может течь и на юг и на север. И тем не менее так оно и было: река Конго текла то по одну сторону экватора, то по другую и поэтому всегда где-нибудь попадала в сезон дождей и не знала сезонных изменений, характерных для всех других рек, например для Нила. Круглый год река ежесекундно извергала в Атлантический океан полтора миллиона кубических футов воды; по мощности потока ее превосходила лишь Амазонка.
Эти особенности делали Конго наименее судоходной из всех больших рек. Серьезные препятствия возникали уже в трехстах милях от Атлантического океана, возле водопадов Ливингстона, а в двух тысячах миль от океана, возле Кисангани, где ширина реки была еще не меньше мили, непреодолимым препятствием на пути любого судна вставал водопад Стэнли. Еще выше по течению препятствия множились с каждой милей, потому что здесь в Конго впадали десятки быстрых притоков, спускавшихся в заросшую джунглями низину с высоких южных саванн и с востока – с гор Рувензори, вершины которых, достигавшие высоты шестнадцать тысяч футов, были всегда покрыты снегами.
Притоки Конго промыли несколько ущелий, из которых самым удивительным было ущелье возле Конголо, которое называли Вратами ада. Здесь относительно спокойная река Луалаба втискивалась в горловину шириной сто ярдов и глубиной в полмили.
Рагора была небольшим притоком Луалабы, в которую она впадала недалеко от Кисангани. Жившие на берегах Рагоры племена, зная ее капризный характер, называли эту реку «баратавани» – «обманчивая дорога». Самым примечательным на реке было ущелье Рагора – узкая щель в известняковых породах глубиной около двухсот футов и шириной местами не больше десяти. В зависимости от того, когда прошли последние дожди, ущелье Рагора или принимало живописнейший вид, или становилось наводящим ужас ревущим и пенящимся стремительным потоком.
От Абуту, возле которого теперь находилась экспедиция, до ущелья Рагора оставалось еще примерно пятнадцать миль, но состояние реки возле Абуту ровным счетом ничего не говорило о том, что творится в ущелье. Мунро это понимал, но не счел необходимым объяснять Эллиоту. К тому же тот был занят разговором с Эми.
Братья Кахеги готовили две надувные лодки типа «Зодиак», а внимательно следившая за приготовлениями Эми с каждой минутой тревожилась все больше и больше. Она потянула Эллиота за рукав и требовательно спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Росс в ужасе попятилась.
– Похоже, мы ничем не сможем ему помочь, – подвел итог Мунро. – Во всяком случае, в таком состоянии. Физически он почти в норме, но… – и Мунро покачал головой.
– Я передам координаты деревни в Хьюстон, – сказала Росс. – Они пришлют помощь из Киншасы.
В течение всего разговора Дрисколл не сделал ни малейшего движения. Потом Эллиот наклонился, заглянул ему в глаза, и Дрисколл наморщил нос. Он заметно напряг мышцы и тоненьким голосом завыл: «А-а-а-а-а…», как будто собирался закричать.
Эллиот испуганно отшатнулся. Дрисколл сразу успокоился и снова замолчал.
– Что это значит, черт возьми?
Один из пигмеев что-то прошептал Мунро.
– Он говорит, – перевел проводник, – что от вас пахнет гориллой.
3. РАГОРА
На обратный путь пигмеи дали белым проводника. Через два часа быстрой ходьбы по тропическому лесу, расположенному южнее Габуту, путники снова встретились с Кахегой и его братьями. Все трое были мрачны, неразговорчивы
– и все трое мучились от поноса.
Пигмеи настояли, чтобы белые гости остались на обед, и Мунро решил, что им придется принять приглашение. Поданное на обед блюдо было приготовлено главным образом из мелкого дикого стрелолиста, называвшегося здесь китсомбе и напоминавшего сморщенную спаржу, лесного лука, или отсы, модоке
– листьев дикого маниока, а также грибов нескольких видов. В качестве приправ в это месиво было добавлено также понемногу кислого, жесткого черепашьего мяса, кузнечиков, гусениц, червей, лягушек и улиток.
Это питательнейшее блюдо содержало в два раза больше белков, чем бифштекс, но изнеженные европейские желудки, очевидно, не привыкли к столь экзотической пище. Не способствовали улучшению настроения и новости, которые они узнали, сидя возле деревенского костра.
Пигмеи сообщили, что люди генерала Мугуру построили продовольственные склады возле Макрана, а ведь Мунро направлялся именно туда. Разумнее всего было не встречаться лишний раз с солдатами Мугуру. Мунро объяснил, что в языке суахили нет слов «рыцарство» и «благородство», то же относится и к конголезскому диалекту лингала.
– В этой части нашей благословенной планеты все заменяет слово «убить». Или ты убьешь, или тебя убьют. Так что лучше мы пройдем стороной.
Другой единственно возможный путь уводил экспедицию довольно далеко на запад, к реке Рагора. Мунро, глядя на карту, нахмурился, а Росс насупила брови, уставившись на экранчик компьютера.
– А чем нехороша река Рагора? – поинтересовался Эллиот.
– Может, и ничем, – ответил Мунро. – Все зависит от того, насколько сильные дожди шли там в последние дни.
Росс бросила взгляд на часы.
– Мы отстаем от графика уже на двенадцать часов, – сказала она. – Единственное, что мы можем предпринять, – этой же ночью спуститься по реке.
– Я бы предложил это в любом случае, – сказал Мунро.
Росс ни разу не слышала, чтобы проводник вел экспедицию по экваториальной Африке ночью.
– Предложили бы? В самом деле? Почему?
– Потому что по ночам на неглубоких реках меньше препятствий, – ответил Мунро.
– Каких препятствий?
– Это мы обсудим, когда столкнемся с ними, – сказал Мунро.
* * *
Уже на расстоянии доброй мили от Рагоры они услышали шум мощного водного потока. Эми тут же забеспокоилась; она снова и снова спрашивала: «Какая вода?». Эллиот успокаивал ее, но не слишком настойчиво; как бы Эми ни боялась, ей придется смириться с необходимостью путешествия на лодках.
К счастью, когда путники подошли к Рагоре, выяснилось, что шумят пороги, располагающиеся выше по течению, а прямо перед ними текла спокойная грязно-коричневая речка шириной футов пятьдесят.
– На первый взгляд ничего страшного, – сказал Эллиот.
– На первый взгляд ничего, – согласился Мунро.
Но Мунро знал коварный характер Конго и ее притоков. Четвертая по протяженности река в мире (после Нила, Амазонки и Янцзы) была своеобразной во многих отношениях. Гигантской змеей она извивалась по всему Африканскому континенту и дважды пересекала экватор, сначала поворачивая на север, к Кисангани, а потом на юг, к Мбандаке. Это было настолько необычно, что всего лишь сто лет назад географы не верили, что одна большая река может течь и на юг и на север. И тем не менее так оно и было: река Конго текла то по одну сторону экватора, то по другую и поэтому всегда где-нибудь попадала в сезон дождей и не знала сезонных изменений, характерных для всех других рек, например для Нила. Круглый год река ежесекундно извергала в Атлантический океан полтора миллиона кубических футов воды; по мощности потока ее превосходила лишь Амазонка.
Эти особенности делали Конго наименее судоходной из всех больших рек. Серьезные препятствия возникали уже в трехстах милях от Атлантического океана, возле водопадов Ливингстона, а в двух тысячах миль от океана, возле Кисангани, где ширина реки была еще не меньше мили, непреодолимым препятствием на пути любого судна вставал водопад Стэнли. Еще выше по течению препятствия множились с каждой милей, потому что здесь в Конго впадали десятки быстрых притоков, спускавшихся в заросшую джунглями низину с высоких южных саванн и с востока – с гор Рувензори, вершины которых, достигавшие высоты шестнадцать тысяч футов, были всегда покрыты снегами.
Притоки Конго промыли несколько ущелий, из которых самым удивительным было ущелье возле Конголо, которое называли Вратами ада. Здесь относительно спокойная река Луалаба втискивалась в горловину шириной сто ярдов и глубиной в полмили.
Рагора была небольшим притоком Луалабы, в которую она впадала недалеко от Кисангани. Жившие на берегах Рагоры племена, зная ее капризный характер, называли эту реку «баратавани» – «обманчивая дорога». Самым примечательным на реке было ущелье Рагора – узкая щель в известняковых породах глубиной около двухсот футов и шириной местами не больше десяти. В зависимости от того, когда прошли последние дожди, ущелье Рагора или принимало живописнейший вид, или становилось наводящим ужас ревущим и пенящимся стремительным потоком.
От Абуту, возле которого теперь находилась экспедиция, до ущелья Рагора оставалось еще примерно пятнадцать миль, но состояние реки возле Абуту ровным счетом ничего не говорило о том, что творится в ущелье. Мунро это понимал, но не счел необходимым объяснять Эллиоту. К тому же тот был занят разговором с Эми.
Братья Кахеги готовили две надувные лодки типа «Зодиак», а внимательно следившая за приготовлениями Эми с каждой минутой тревожилась все больше и больше. Она потянула Эллиота за рукав и требовательно спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91