Непонятная причуда жечь электричество в ясный солнечный день. Наверное, Полужанская хотела произвести на гостя особое впечатление, создать соответствующее настроение.
Но куда делась сама хозяйка? Второв заглянул в ванную - никого. В туалете тоже никого. Он даже открыл дверцу платяного шкафа, оценив количество и качество модной одежды, взятой красавицей в дорогу: похоже, она собиралась не в Астрахань, а прямиком в Букингемский дворец, на чаепитие.
Позади него как-то подозрительно задребезжал холодильник. Оглянувшись, Второв подумал, что тот слишком мал, дабы там могла разместиться на отдых Юлия Полужанская. Если только какая-то часть её, наиболее утомленная жарой? И все же он решил проверить, наученный горьким опытом, что человек сдуру способен залезть от любопытства в любую дыру. Как истинный джентльмен, он на всякий случай предварительно постучал по обшивке холодильника, а затем, не дождавшись приглашения, открыл дверцу. Тотчас к его ногам выпало скрюченное и покрытое синими пупырышками тело в кружевном белье. Конечности у этого несомненно женского тела были связаны, а рот заклеен липкой лентой. Оно не подавало признаков жизни, но в нем можно было узнать хозяйку каюты. Распутав узлы и оторвав ленту, Второв перенес Полужанскую на кровать, помассировал ей виски и сделал искусственное дыхание, для чего пришлось почти слиться в поцелуе. Веки Юлии дрогнули.
- Какой странный способ закаливания, - произнес Второв. - И давно вы занимаетесь моржеванием в холодильниках?
- Оставьте, - слабым голосом отозвалась Полужанская. - Разве не вы ударили меня по голове, подкравшись сзади?
- Ничего подобного. Стал бы я тогда вырубать вас из глыбы льда, как пингвина. - Он продолжал массировать её руки и ноги. - Вам лучше?
- Горячая ванна не помешает.
- Может быть, на пароходе есть турецкие бани? Кстати, что все-таки произошло?
- Не знаю. Когда я переодевалась, кто-то стукнул меня по затылку. Больше я ничего не помню. Прекратите меня щипать! - Полужанская оттолкнула Гая и закрылась простыней.
- Я делаю вам шаолиньский массаж. Меня один тибетский монах научил. Сейчас вас должно бросить в жар... Вы не представляете, кто бы это мог быть? В смысле, кто вас стукнул и зачем? Может, у вас хотели что-то украсть? Посмотрите, все ценные вещи на месте?
Юлия начала подниматься, и Второв, деликатно отвернувшись, отошел к иллюминатору.
- Ничего не пропало, - сказала Юлия. Она успела одеться и даже слегка подрумянить щеки.
Второва приятно удивило её самообладание. Другая женщина на её месте приходила бы в себя как минимум дня три, а потом ещё три года обсуждала бы только эту тему.
- Если бы хотели убить - убили, - произнес Гай, размышляя вслух. Остается одно: вас готовили для какого-то редкого блюда. Девичье бедро в мармеладном соусе. На пароходе орудует секта каннибалов.
- Очень остроумно! Посидели бы вы в холодильнике.
- Между прочим, вы ведь хотели со мной о чем-то переговорить? напомнил Второв, закуривая тонкую сигару. Как спаситель он теперь мог позволить себе такую вольность.
Поморщившись, Полужанская ответила:
- Будьте моим мужем.
4
Пуштун-хирург Мезари, страдающий от стремительного упадка сил, теперь вынужден был плестись за старпомом Кукиным к нижним каютам цыган, а из головы у него не выходил родовой перстень со старинным янтарем, обладающий магической властью над ним и его предками. От его возвращения, по сути, зависело не только ближайшее будущее Захира, но и вся жизнь. Коварная Алиса! Не хочет отдать добром - придется применить иной метод. Сама виновата.
- Вот тут, - произнес Кукин, толкнув дверь и опасливо отступив в сторону, словно из каюты немедленно могут рванутся миллиарды заразных бактерий.
Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле. Но пуштун давал клятву Гиппократа, поэтому отважно шагнул вперед, покосившись на красивую Глашу, в чьих жилах текла родственная его племени кровь.
Больные находились теперь в одной каюте. Они крепко спали, одурманенные настоем трав. Старшие, однако, были на всякий случай привязаны полотенцами к кроватям.
- К чему это? - спросил Захир.
- Бузят, - коротко отозвалась Глаша. - Кидаются.
Выслушав её сбивчивый рассказ о течении болезни, пуштун осмотрел пациентов и покачал головой.
- Не понимаю, - честно признался он, впервые взглянув на Глашу как на красивый и соблазнительный объект.
- Чего тебе, сокол, не понятно? - усмехнулась та. - Лечи давай. Чтоб к вечеру на ноги поставить. Нам плясать надо.
- Об этом забудьте. Неизвестная форма лихорадки, осложненная маниакально-депрессивным психозом. Дело очень серьезное. Их надо отправить в клинику.
- С ума сошел, да? - Глаша импульсивно толкнула его в грудь, совсем чуть-чуть - ладошкой, но Захир качнулся, словно подпиленное дерево, и завалился на одного из больных. Так он и барахтался на кровати, не в силах подняться.
- Э-э! Да ты сам нездоров, серебряный. Может, ты и не врач вовсе?
- Может быть, - согласился пуштун. - Я несчастный странник, заброшенный в эту чудовищную страну, которую я не понимаю.
Сердобольная Глаша присела рядом, положив руку на вздрагивающее плечо пуштуна.
- Ясноглазый, а что с тобой приключилось? - спросила она.
В её голосе Захиру послышалось пение райских птиц. Не удержавшись, он начал рассказывать ей свою горестную историю.
Старпом, которому надоело стоять в коридоре, пересилив страх, заглянул в каюту и увидел, что Глаша и пуштун сидят рядышком, словно два голубка.
- Я помогу тебе, - ворковала цыганка, и Кукин, не сдержавшись, заорал:
- Вы тут совсем охренели, что ли, дети солнца?
- Надо объявить карантин, - радостно отозвался пуштун.
5
По теории соообщающихся сосудов, да и просто по логике жизни, все три главных поглощателя спиртного на пароходе непременно должны были унюхать друг друга и сойтись в одной точке. Этой "точкой" оказался капитанский мостик, куда сначала неожиданно завалился сам Бурмистров, протрезвевший на очень короткое время; затем туда поднялся контр-адмирал Вахрушев, который хоть и пил, как водонапорная башня, но никогда не пьянел; а уж потом заглянул и кинорежиссер Микитчик, нажиравшийся раз в трое суток. Сегодня у него как раз подходил очередной цикл. Капитан отстранил вахтенного и взялся порулить "Коломбиной", сдвинув набок фуражку. Набок пошел и сам пароход, после чего Бурмистров, собрав остатки благоразумия, отказался от своего дальнейшего участия в навигации, пробормотав что-то нечленораздельное, вроде: "М-м...да... ду-да... так вашу".
Контр-адмирал, наблюдавший за его действиями, крякнул. Микитчик засопел. Вахтенный принял руль в свои руки.
- Сложная штука эсминец, - произнес авторитетно Иоганн Яковлевич, подняв вверх палец. - Это вам не на велосипеде кататься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Но куда делась сама хозяйка? Второв заглянул в ванную - никого. В туалете тоже никого. Он даже открыл дверцу платяного шкафа, оценив количество и качество модной одежды, взятой красавицей в дорогу: похоже, она собиралась не в Астрахань, а прямиком в Букингемский дворец, на чаепитие.
Позади него как-то подозрительно задребезжал холодильник. Оглянувшись, Второв подумал, что тот слишком мал, дабы там могла разместиться на отдых Юлия Полужанская. Если только какая-то часть её, наиболее утомленная жарой? И все же он решил проверить, наученный горьким опытом, что человек сдуру способен залезть от любопытства в любую дыру. Как истинный джентльмен, он на всякий случай предварительно постучал по обшивке холодильника, а затем, не дождавшись приглашения, открыл дверцу. Тотчас к его ногам выпало скрюченное и покрытое синими пупырышками тело в кружевном белье. Конечности у этого несомненно женского тела были связаны, а рот заклеен липкой лентой. Оно не подавало признаков жизни, но в нем можно было узнать хозяйку каюты. Распутав узлы и оторвав ленту, Второв перенес Полужанскую на кровать, помассировал ей виски и сделал искусственное дыхание, для чего пришлось почти слиться в поцелуе. Веки Юлии дрогнули.
- Какой странный способ закаливания, - произнес Второв. - И давно вы занимаетесь моржеванием в холодильниках?
- Оставьте, - слабым голосом отозвалась Полужанская. - Разве не вы ударили меня по голове, подкравшись сзади?
- Ничего подобного. Стал бы я тогда вырубать вас из глыбы льда, как пингвина. - Он продолжал массировать её руки и ноги. - Вам лучше?
- Горячая ванна не помешает.
- Может быть, на пароходе есть турецкие бани? Кстати, что все-таки произошло?
- Не знаю. Когда я переодевалась, кто-то стукнул меня по затылку. Больше я ничего не помню. Прекратите меня щипать! - Полужанская оттолкнула Гая и закрылась простыней.
- Я делаю вам шаолиньский массаж. Меня один тибетский монах научил. Сейчас вас должно бросить в жар... Вы не представляете, кто бы это мог быть? В смысле, кто вас стукнул и зачем? Может, у вас хотели что-то украсть? Посмотрите, все ценные вещи на месте?
Юлия начала подниматься, и Второв, деликатно отвернувшись, отошел к иллюминатору.
- Ничего не пропало, - сказала Юлия. Она успела одеться и даже слегка подрумянить щеки.
Второва приятно удивило её самообладание. Другая женщина на её месте приходила бы в себя как минимум дня три, а потом ещё три года обсуждала бы только эту тему.
- Если бы хотели убить - убили, - произнес Гай, размышляя вслух. Остается одно: вас готовили для какого-то редкого блюда. Девичье бедро в мармеладном соусе. На пароходе орудует секта каннибалов.
- Очень остроумно! Посидели бы вы в холодильнике.
- Между прочим, вы ведь хотели со мной о чем-то переговорить? напомнил Второв, закуривая тонкую сигару. Как спаситель он теперь мог позволить себе такую вольность.
Поморщившись, Полужанская ответила:
- Будьте моим мужем.
4
Пуштун-хирург Мезари, страдающий от стремительного упадка сил, теперь вынужден был плестись за старпомом Кукиным к нижним каютам цыган, а из головы у него не выходил родовой перстень со старинным янтарем, обладающий магической властью над ним и его предками. От его возвращения, по сути, зависело не только ближайшее будущее Захира, но и вся жизнь. Коварная Алиса! Не хочет отдать добром - придется применить иной метод. Сама виновата.
- Вот тут, - произнес Кукин, толкнув дверь и опасливо отступив в сторону, словно из каюты немедленно могут рванутся миллиарды заразных бактерий.
Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле. Но пуштун давал клятву Гиппократа, поэтому отважно шагнул вперед, покосившись на красивую Глашу, в чьих жилах текла родственная его племени кровь.
Больные находились теперь в одной каюте. Они крепко спали, одурманенные настоем трав. Старшие, однако, были на всякий случай привязаны полотенцами к кроватям.
- К чему это? - спросил Захир.
- Бузят, - коротко отозвалась Глаша. - Кидаются.
Выслушав её сбивчивый рассказ о течении болезни, пуштун осмотрел пациентов и покачал головой.
- Не понимаю, - честно признался он, впервые взглянув на Глашу как на красивый и соблазнительный объект.
- Чего тебе, сокол, не понятно? - усмехнулась та. - Лечи давай. Чтоб к вечеру на ноги поставить. Нам плясать надо.
- Об этом забудьте. Неизвестная форма лихорадки, осложненная маниакально-депрессивным психозом. Дело очень серьезное. Их надо отправить в клинику.
- С ума сошел, да? - Глаша импульсивно толкнула его в грудь, совсем чуть-чуть - ладошкой, но Захир качнулся, словно подпиленное дерево, и завалился на одного из больных. Так он и барахтался на кровати, не в силах подняться.
- Э-э! Да ты сам нездоров, серебряный. Может, ты и не врач вовсе?
- Может быть, - согласился пуштун. - Я несчастный странник, заброшенный в эту чудовищную страну, которую я не понимаю.
Сердобольная Глаша присела рядом, положив руку на вздрагивающее плечо пуштуна.
- Ясноглазый, а что с тобой приключилось? - спросила она.
В её голосе Захиру послышалось пение райских птиц. Не удержавшись, он начал рассказывать ей свою горестную историю.
Старпом, которому надоело стоять в коридоре, пересилив страх, заглянул в каюту и увидел, что Глаша и пуштун сидят рядышком, словно два голубка.
- Я помогу тебе, - ворковала цыганка, и Кукин, не сдержавшись, заорал:
- Вы тут совсем охренели, что ли, дети солнца?
- Надо объявить карантин, - радостно отозвался пуштун.
5
По теории соообщающихся сосудов, да и просто по логике жизни, все три главных поглощателя спиртного на пароходе непременно должны были унюхать друг друга и сойтись в одной точке. Этой "точкой" оказался капитанский мостик, куда сначала неожиданно завалился сам Бурмистров, протрезвевший на очень короткое время; затем туда поднялся контр-адмирал Вахрушев, который хоть и пил, как водонапорная башня, но никогда не пьянел; а уж потом заглянул и кинорежиссер Микитчик, нажиравшийся раз в трое суток. Сегодня у него как раз подходил очередной цикл. Капитан отстранил вахтенного и взялся порулить "Коломбиной", сдвинув набок фуражку. Набок пошел и сам пароход, после чего Бурмистров, собрав остатки благоразумия, отказался от своего дальнейшего участия в навигации, пробормотав что-то нечленораздельное, вроде: "М-м...да... ду-да... так вашу".
Контр-адмирал, наблюдавший за его действиями, крякнул. Микитчик засопел. Вахтенный принял руль в свои руки.
- Сложная штука эсминец, - произнес авторитетно Иоганн Яковлевич, подняв вверх палец. - Это вам не на велосипеде кататься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55