Он хотел посмотреть его в двадцать третий раз в тот день, когда мочился на глину.
В общем, к его помощи прибегали не в первый раз. И не так уж это редко в Голливуде. Скульптурная мастерская была небольшой и находилась на втором этаже, над магазином, где продавались кальяны, мундштуки для окурков и звездная папиросная бумага. Когда Гладстона Кули вызывали именно для этой работы на скульпторов, ему приходилось выпивать кварту Пепси-колы каждые 12 минут. Преподаватель, нанимавший его, утверждал, что мочевая кислота придает глине жизненность и делает скульптуру одухотворенной. Но даже со своим коэффициентом умственного развития Гладстон Кули догадывался, что ученики скульптора - просто Дети Удачи, и если они хотят платить ему пятьдесят долларов в час, его дело - писать на глину, из которой они лепят.
Но какой-нибудь скульптор из одиннадцати, лепивших на длинном столе, на котором морской пехотинец позировал в обнаженном виде, если не считать ленту с индейским рисунком на лбу, обязательно просил Гладстона быть другом и брызнуть пару лишних раз на его личную кучу глины.
Гладстон был исполнительным юношей и всегда пытался угодить просящему, пока они снабжали его бутылками с Пепси-колой. (Компания оскорбила его лучшие чувства, отказавшись платить за рекламу своего напитка при позировании и тем самым помочь им выиграть войну против Кока-колы).
В этот день он пописал на три личные кучки в дополнение к общему чану. Затем разразился спор между скульптором, получившим индивидуальную помощь, и не получившим. И как Гладстон Гули ни старался, он не мог выжать из себя ни капли для рассерженного скульптора даже после того, как вылил в себя одну за одной две кварты Пепси. Причиной было, конечно, напряжение от работы. Принимая во внимание злобные выпады и визгливые угрозы, носившиеся взад-вперед, надо констатировать, что он просто высох.
Ревнивый скульптор, на глину которого не пописали, схватил свою кучку и швырнул ее в того, кому пописали. Завязалась драка, которую не смог остановить преподаватель и благодаря которой Гладстону Кули захотелось домой, в свой тихий взвод автоматчиков. И он пошел бы домой, только скульптор, которому пописали больше, чем он того заслуживал, ответил на брошенную в него глину, подняв со стола мокрый глиняный шар и запустив им в своего антагониста. Он промахнулся, и шар вылетел из открытого окна и упал на бульвар Голливуд, где сбил фуражку с Бакмора Фиппса. Бесконечная цепь случайностей.
Когда с Бакмора Фиппса слетела фуражка, он стоял на бульваре и выписывал штраф за стоянку в неположенном месте владельцу ярко-красного "кадиллака" с откидным верхом - огорченному негру-сутенеру, который напрасно апеллировал к Гибсону Хэнду как брату по крови с просьбой отпустить его. Его все равно через два дня посадят в тюрьму из-за того, что одна шлюха подала на него в суд, утверждая, что он якобы сломал ей ногу. Да кто, кроме подлых баб-феминисток в составе присяжных, поверит, что собственными руками можно испортить принадлежащий тебе хороший товар?
Гибсон Хэнд сосал сигару и с симпатией кивал сутенеру. И каждый раз, когда сутенер с мольбой кидался к неумолимому Бакмору Фиппсу, Гибсон Хэнд вынимал изо рта сигару и продолжал украдкой прожигать складную крышу Кадиллака. К тому времени, как сутенер готов был отъехать, а Бакмору Фиппсу сбили фуражку с его квадратной головы, Гибсон Хэнд умудрился прожечь дыру размером с серебряный доллар, внеся свою лепту в борьбу феминисток в составе присяжных.
- Какой хрен сбил мне фуражку? - заорал Бакмор Фиппс, когда его синий полицейский головной убор отлетел на проезжую часть, и был смят отъезжающим сутенером в Кадиллаке.
Бакмор Фиппс поднял расплющенную фуражку и сказал, - Гибсон, какой козел сбил с меня фуражку?
Гибсон Хэнд не видел глиняный снаряд и подумал, что она просто слетела с головы Бакмора Фиппса, когда тот выписывал штраф на ветровом стекле автомобиля.
- Я не видел никого, кто мог сбить с тебя фуражку, Бакмор. Сутенер ее не сбивал.
- Гибсон, но кто-то ведь ее сбил, - сказал Бакмор Фиппс с малиновым лицом и убийственно сузившимися глазами. - И ПОСМОТРИ, ЧТО С НЕЙ СТАЛО!
Сутенерский "кадиллак" превратил ее в берет, это точно. Лакированный козырек погнулся и оторвался. Тулья смялась. Ремешок скрутился, как аксельбант.
- Это же мятый чепчик, Бакмор, - печально рассмеялся Гибсон Хэнд.
- Они мне заплатят! - пообещал Бакмор Фиппс, дико озираясь. Как раз в тот момент еще один скользкий глиняный шар вылетел из окна на втором этаже.
Наверху разгорелась настоящая битва. Гладстон Кули спрыгнул со стола и уже скользнул в свои черные узкие трусы, когда все вокруг начали швыряться глиной. Со стен капала моча вперемежку с Пепси, и стоял такой ор, что никто не слышал, как Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом мчались наверх через три ступеньки, горя жаждой мщения.
Бакмор Фиппс остановил пандемониум, заорав, - КАКОЙ ХРЕН ТРЕСНУЛ МЕНЯ ПО ТЫКВЕ?
Сразу ставшая молчаливой стайка скульпторов заторопилась, подбирая свои береты, ища раскиданные инструменты, собираясь с духом, чтобы быстро рвануть в дверь. Но только ее от косяка до косяка закрыли могучие плечи чернокожего копа с лицом бешеного добермана.
- Я могу объяснить вам, офицер, - сказал манерный скульптор-негр в широченном лимонно-желтом галстуке. - Мы лишь...
- К стене, голуб-бок! - зарычал Бакмор Фиппс. - Никто ничего не будет объяснять, пока я не узнаю, кто сбил с меня фуражку!
К счастью, ни Бакмор Фиппс, ни Гибсон Хэнд не подозревали, чем размягчали глину, иначе в тот день визжащие скульпторы сыпались бы из окна, как конфетти.
- Ты кто такой, - потребовал ответа Гибсон Хэнд у дрожащего морского пехотинца, отчаянно пытающегося втиснуться в свои модельные французские джинсы. Они его обтягивали настолько, что ему приходилось ложиться на спину, чтобы застегнуть ширинку. Обычно он подкладывал в пах поролон, чтобы набить себе цену, но в данную минуту он об этом не беспокоился. Он лишь изо всех сил пытался влезть в эти проклятые джинсы. Наконец, он их одолел, вскочил на ноги и сказал, - Рядовой первого класса Гладстон Кули, сэр! Корпус морской пехоты США!
Затем Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом замычали, как пара бычков. Еще один морской пехотинец! И Бакмор Фиппс, и Гибсон Хэнд служили в Пятой бригаде морской пехоты, и им было стыдно оттого, что их брата полным-полно на Седьмой авеню и в "голубых" барах.
- Ты знаешь, Бакмор, если так пойдет и дальше, им придется набирать морских пехотинцев из Христианской организации молодых людей или из Армии спасения, - сказал Гибсон Хэнд. В то время как все скульпторы стояли у стен в ожидании приказов от уличных чудовищ, Гибсон Хэнд обнаружил в стенном шкафу с глиняными кувшинами трясущуюся четырнадцатилетнюю девочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
В общем, к его помощи прибегали не в первый раз. И не так уж это редко в Голливуде. Скульптурная мастерская была небольшой и находилась на втором этаже, над магазином, где продавались кальяны, мундштуки для окурков и звездная папиросная бумага. Когда Гладстона Кули вызывали именно для этой работы на скульпторов, ему приходилось выпивать кварту Пепси-колы каждые 12 минут. Преподаватель, нанимавший его, утверждал, что мочевая кислота придает глине жизненность и делает скульптуру одухотворенной. Но даже со своим коэффициентом умственного развития Гладстон Кули догадывался, что ученики скульптора - просто Дети Удачи, и если они хотят платить ему пятьдесят долларов в час, его дело - писать на глину, из которой они лепят.
Но какой-нибудь скульптор из одиннадцати, лепивших на длинном столе, на котором морской пехотинец позировал в обнаженном виде, если не считать ленту с индейским рисунком на лбу, обязательно просил Гладстона быть другом и брызнуть пару лишних раз на его личную кучу глины.
Гладстон был исполнительным юношей и всегда пытался угодить просящему, пока они снабжали его бутылками с Пепси-колой. (Компания оскорбила его лучшие чувства, отказавшись платить за рекламу своего напитка при позировании и тем самым помочь им выиграть войну против Кока-колы).
В этот день он пописал на три личные кучки в дополнение к общему чану. Затем разразился спор между скульптором, получившим индивидуальную помощь, и не получившим. И как Гладстон Гули ни старался, он не мог выжать из себя ни капли для рассерженного скульптора даже после того, как вылил в себя одну за одной две кварты Пепси. Причиной было, конечно, напряжение от работы. Принимая во внимание злобные выпады и визгливые угрозы, носившиеся взад-вперед, надо констатировать, что он просто высох.
Ревнивый скульптор, на глину которого не пописали, схватил свою кучку и швырнул ее в того, кому пописали. Завязалась драка, которую не смог остановить преподаватель и благодаря которой Гладстону Кули захотелось домой, в свой тихий взвод автоматчиков. И он пошел бы домой, только скульптор, которому пописали больше, чем он того заслуживал, ответил на брошенную в него глину, подняв со стола мокрый глиняный шар и запустив им в своего антагониста. Он промахнулся, и шар вылетел из открытого окна и упал на бульвар Голливуд, где сбил фуражку с Бакмора Фиппса. Бесконечная цепь случайностей.
Когда с Бакмора Фиппса слетела фуражка, он стоял на бульваре и выписывал штраф за стоянку в неположенном месте владельцу ярко-красного "кадиллака" с откидным верхом - огорченному негру-сутенеру, который напрасно апеллировал к Гибсону Хэнду как брату по крови с просьбой отпустить его. Его все равно через два дня посадят в тюрьму из-за того, что одна шлюха подала на него в суд, утверждая, что он якобы сломал ей ногу. Да кто, кроме подлых баб-феминисток в составе присяжных, поверит, что собственными руками можно испортить принадлежащий тебе хороший товар?
Гибсон Хэнд сосал сигару и с симпатией кивал сутенеру. И каждый раз, когда сутенер с мольбой кидался к неумолимому Бакмору Фиппсу, Гибсон Хэнд вынимал изо рта сигару и продолжал украдкой прожигать складную крышу Кадиллака. К тому времени, как сутенер готов был отъехать, а Бакмору Фиппсу сбили фуражку с его квадратной головы, Гибсон Хэнд умудрился прожечь дыру размером с серебряный доллар, внеся свою лепту в борьбу феминисток в составе присяжных.
- Какой хрен сбил мне фуражку? - заорал Бакмор Фиппс, когда его синий полицейский головной убор отлетел на проезжую часть, и был смят отъезжающим сутенером в Кадиллаке.
Бакмор Фиппс поднял расплющенную фуражку и сказал, - Гибсон, какой козел сбил с меня фуражку?
Гибсон Хэнд не видел глиняный снаряд и подумал, что она просто слетела с головы Бакмора Фиппса, когда тот выписывал штраф на ветровом стекле автомобиля.
- Я не видел никого, кто мог сбить с тебя фуражку, Бакмор. Сутенер ее не сбивал.
- Гибсон, но кто-то ведь ее сбил, - сказал Бакмор Фиппс с малиновым лицом и убийственно сузившимися глазами. - И ПОСМОТРИ, ЧТО С НЕЙ СТАЛО!
Сутенерский "кадиллак" превратил ее в берет, это точно. Лакированный козырек погнулся и оторвался. Тулья смялась. Ремешок скрутился, как аксельбант.
- Это же мятый чепчик, Бакмор, - печально рассмеялся Гибсон Хэнд.
- Они мне заплатят! - пообещал Бакмор Фиппс, дико озираясь. Как раз в тот момент еще один скользкий глиняный шар вылетел из окна на втором этаже.
Наверху разгорелась настоящая битва. Гладстон Кули спрыгнул со стола и уже скользнул в свои черные узкие трусы, когда все вокруг начали швыряться глиной. Со стен капала моча вперемежку с Пепси, и стоял такой ор, что никто не слышал, как Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом мчались наверх через три ступеньки, горя жаждой мщения.
Бакмор Фиппс остановил пандемониум, заорав, - КАКОЙ ХРЕН ТРЕСНУЛ МЕНЯ ПО ТЫКВЕ?
Сразу ставшая молчаливой стайка скульпторов заторопилась, подбирая свои береты, ища раскиданные инструменты, собираясь с духом, чтобы быстро рвануть в дверь. Но только ее от косяка до косяка закрыли могучие плечи чернокожего копа с лицом бешеного добермана.
- Я могу объяснить вам, офицер, - сказал манерный скульптор-негр в широченном лимонно-желтом галстуке. - Мы лишь...
- К стене, голуб-бок! - зарычал Бакмор Фиппс. - Никто ничего не будет объяснять, пока я не узнаю, кто сбил с меня фуражку!
К счастью, ни Бакмор Фиппс, ни Гибсон Хэнд не подозревали, чем размягчали глину, иначе в тот день визжащие скульпторы сыпались бы из окна, как конфетти.
- Ты кто такой, - потребовал ответа Гибсон Хэнд у дрожащего морского пехотинца, отчаянно пытающегося втиснуться в свои модельные французские джинсы. Они его обтягивали настолько, что ему приходилось ложиться на спину, чтобы застегнуть ширинку. Обычно он подкладывал в пах поролон, чтобы набить себе цену, но в данную минуту он об этом не беспокоился. Он лишь изо всех сил пытался влезть в эти проклятые джинсы. Наконец, он их одолел, вскочил на ноги и сказал, - Рядовой первого класса Гладстон Кули, сэр! Корпус морской пехоты США!
Затем Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом замычали, как пара бычков. Еще один морской пехотинец! И Бакмор Фиппс, и Гибсон Хэнд служили в Пятой бригаде морской пехоты, и им было стыдно оттого, что их брата полным-полно на Седьмой авеню и в "голубых" барах.
- Ты знаешь, Бакмор, если так пойдет и дальше, им придется набирать морских пехотинцев из Христианской организации молодых людей или из Армии спасения, - сказал Гибсон Хэнд. В то время как все скульпторы стояли у стен в ожидании приказов от уличных чудовищ, Гибсон Хэнд обнаружил в стенном шкафу с глиняными кувшинами трясущуюся четырнадцатилетнюю девочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60