"Скажите им, что я буду петь для них до завтрака, если они дождутся меня!"
Гром аплодисментов приветствовал эти слова. Мюррей Клинг снова взял инициативу в свои руки, немного вспотев от напряжения. Ему предстояло провести на сцене около полутора часов. Он оглядел просторный зал. Никто пока не ушел, но он уже ощущал легкую перемену в настроении своей аудитории. Теперь его вызывали на соревнование - на соревнование, из которого он должен был выйти победителем.
Это был бег на длинную дистанцию. Снова выступали певцы. Рок-группа исполнила свой номер с несколько меньшей живостью. Джаз-банд, который заполнял паузы, казалось, дошел до безумия. Люди выходили в буфет и комнаты отдыха, чтобы скоротать время. И затем, когда казалось, что этому уже не будет конца, посреди длинной запутанной шутки, которую пытался всучить им Мюррей Клинг, из вестибюля в зал донеслись отдаленные звуки - высокие ясные звуки трубы.
Это походило на волшебство. Мелодию подхватили двадцать тысяч глоток.
Джонни Сандз вернулся. Он появился в отдаленном проходе между рядами, золотая труба поднята к небу.
Когда стройными рядами входят праведники,
Когда стройными рядами входят праведники...
Джаз-банд подхватил мелодию. Пробежав по проходу между рядами, Джонни вспрыгнул на сцену. Широким жестом он призвал толпу присоединиться к нему, подав им знак своей трубой. Затем он оказался у микрофона и запел:
Когда входят праведники,
Когда входят праведники...
Женщины вопили от восторга. Тысячи голосов подхватили мелодию. Наконец песня закончилась, и он поднял руки, призывая к молчанию.
- Вы все великолепны! - сказал он.
Гул восторга. Лидия, сидевшая рядом с Куистом в десятом ряду, прижалась к своему спутнику.
- Боже мой, мне и в голову не приходило, что труба может быть сексуальной, - прошептала она.
- Ошибаешься, - поправил ее Куист. - Все дело в человеке. Ему не дашь больше сорока, и он выглядит хорошо сохранившимся для своих сорока лет.
Джонни снова призвал к тишине.
- Вы столько времени ждали меня, - сказал он. - Дайте мне десять минут, чтобы сполоснуть лицо и надеть свой парадный костюм, потом я останусь с вами сколько захотите. Навсегда, если пожелаете.
Он спустился со сцены и, направляясь по проходу между рядами, прошел мимо Куиста и Лидии. За ним по пятам следовал Эдди Уизмер, его мальчик на побегушках, похожий на Мики Руни. Джонни остановился около Куиста. Вблизи он выглядел напряженным и взволнованным - вполне на свой возраст.
- Мне надо поговорить с тобой, дружище, - сказал он Куисту.
- Конечно, Джонни, - ответил Куист. - Завтра. Приходи ко мне около одиннадцати завтра утром, и мы выпьем за завтраком.
- Сегодня ночью, когда все это закончится! - возразил Джонни. - Я нуждаюсь в твоей помощи, дружище. Господи, как мне нужна твоя помощь!
И он пошел дальше, а девушки цеплялись за его одежду.
Глава 2
Что касается музыки, то эту ночь невозможно забыть. Джонни был в своей лучшей форме и, похоже, не знал усталости. Он пел и играл Кола Портера и Джероми Керна, Гершвина и Берлина, "Битлз" и Берта Бакарака. Он выполнял просьбы публики, не оставив без внимания ни одну. Дон Эдвардс, который аккомпанировал Джонни в течение двадцати пяти лет, казалось, медленно увядал под ослепительными лучами прожекторов, но сила и энергия Джонни росли на глазах. Пожилые хронометристы вспоминали истории далеких двадцатых, когда после представления музыкальной комедии в старом театре "Уинтер Гарден" Эл Джолсон появлялся, бывало, на авансцене и спрашивал: "Хотите еще послушать? Я в настроении спеть" - и продолжал петь до рассвета.
Брайан Марр, журналист, настолько заинтересовался происходящим, что остался после своего сообщения новостей, чтобы посмотреть, что произойдет дальше. В зале не было ни одного свободного места, но он уселся на ступеньках в проходе между рядами рядом с Джулианом Куистом. В те несколько минут, пока публика ждала Джонни, который пошел умыться и переодеться в сверкающий золотом смокинг, Марр рассказывал:
- В Чикагском аэропорту сейчас, должно быть, глубокая ночь. Сначала этот переполох из-за бомбы, а потом, пока в самолете искали несуществующую бомбу, какой-то человек был убит в мужском туалете - застрелен насмерть.
- Мы его знаем? - сухо поинтересовался Куист.
Марр пожал плечами:
- Никаких подробностей еще нет.
Позднее, когда труба Джонни издавала мощные звуки, Марр недоверчиво покачал головой:
- Клянусь, никогда еще он не был в такой прекрасной форме.
- Два года отдыха, - заметил Куист. - Его дыхательные пути были сильно потрепаны, когда он ушел со сцены.
- Здорово пил, верно?
- И все еще пьет, - уточнил Куист.
- Не понимаю, почему он ушел, - заметил Марр.
- Заработал больше денег, чем можно было потратить; приобрел столько поклонников, что уже не знал, как от них избавиться.
- Ерунда, - возразил Марр. - Он ненасытен. Понаблюдай за ним. Он любит эту толпу, любит их за то, что они любят его. Он охотнее поет, чем пьет! Почему он ушел со сцены?
- Возможно, из-за каприза? Может, сегодняшний вечер вернет его обратно.
Эдди Уизмер, крошечный Мики Руни, прошел по проходу между рядами и остановился возле Куиста.
- Джонни говорит: забудьте о сегодняшнем вечере, - сказал он. - Он увидится с вами за завтраком.
- В одиннадцать часов, - напомнил Куист.
- Годится, - согласился Эдди.
- Он прекрасно играет, Эдди, - заметил Куист.
- Великолепно! Всегда был и всегда будет таким! - воскликнул тот.
Куист жил в двухэтажной квартире на Бикман-Плейс. Широкая терраса выходила на Ист-Ривер, неподалеку от продолговатой коробки здания ООН. На второй этаж квартиры допускали только избранных. Там была спальня Куиста, окна которой также выходили на реку: просторная комната, где много воздуха, а стены окрашены в бледные пастельные тона. Большинству она показалась бы унылой, потому что на стенах не было никаких украшений, никаких картин, только синие занавески, которыми можно задернуть окна, чтобы в комнату не проникал свет. В комнате находилось только два предмета меблировки: громадная, необъятных размеров кровать с пружинным матрасом и столик около нее, на котором стояли телефон, маленькая коробка двусторонней оперативной связи, соединяющая спальню с первым этажом, и электронные часы.
К спальне примыкала просторная ванная комната с застекленной душевой кабинкой, встроенной в пол и облицованной розовым мрамором ванной, по размерам скорее напоминающей небольшой бассейн, раковиной и шкафчиком для лекарств. Из ванной можно было пройти в гардеробную Куиста. Эта комната была больше самой ванной. Здесь стояло бюро современного дизайна, вдоль стен высились бесконечные встроенные выдвижные ящики, за ними виднелось трехстворчатое, как у портного, зеркало в полный рост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Гром аплодисментов приветствовал эти слова. Мюррей Клинг снова взял инициативу в свои руки, немного вспотев от напряжения. Ему предстояло провести на сцене около полутора часов. Он оглядел просторный зал. Никто пока не ушел, но он уже ощущал легкую перемену в настроении своей аудитории. Теперь его вызывали на соревнование - на соревнование, из которого он должен был выйти победителем.
Это был бег на длинную дистанцию. Снова выступали певцы. Рок-группа исполнила свой номер с несколько меньшей живостью. Джаз-банд, который заполнял паузы, казалось, дошел до безумия. Люди выходили в буфет и комнаты отдыха, чтобы скоротать время. И затем, когда казалось, что этому уже не будет конца, посреди длинной запутанной шутки, которую пытался всучить им Мюррей Клинг, из вестибюля в зал донеслись отдаленные звуки - высокие ясные звуки трубы.
Это походило на волшебство. Мелодию подхватили двадцать тысяч глоток.
Джонни Сандз вернулся. Он появился в отдаленном проходе между рядами, золотая труба поднята к небу.
Когда стройными рядами входят праведники,
Когда стройными рядами входят праведники...
Джаз-банд подхватил мелодию. Пробежав по проходу между рядами, Джонни вспрыгнул на сцену. Широким жестом он призвал толпу присоединиться к нему, подав им знак своей трубой. Затем он оказался у микрофона и запел:
Когда входят праведники,
Когда входят праведники...
Женщины вопили от восторга. Тысячи голосов подхватили мелодию. Наконец песня закончилась, и он поднял руки, призывая к молчанию.
- Вы все великолепны! - сказал он.
Гул восторга. Лидия, сидевшая рядом с Куистом в десятом ряду, прижалась к своему спутнику.
- Боже мой, мне и в голову не приходило, что труба может быть сексуальной, - прошептала она.
- Ошибаешься, - поправил ее Куист. - Все дело в человеке. Ему не дашь больше сорока, и он выглядит хорошо сохранившимся для своих сорока лет.
Джонни снова призвал к тишине.
- Вы столько времени ждали меня, - сказал он. - Дайте мне десять минут, чтобы сполоснуть лицо и надеть свой парадный костюм, потом я останусь с вами сколько захотите. Навсегда, если пожелаете.
Он спустился со сцены и, направляясь по проходу между рядами, прошел мимо Куиста и Лидии. За ним по пятам следовал Эдди Уизмер, его мальчик на побегушках, похожий на Мики Руни. Джонни остановился около Куиста. Вблизи он выглядел напряженным и взволнованным - вполне на свой возраст.
- Мне надо поговорить с тобой, дружище, - сказал он Куисту.
- Конечно, Джонни, - ответил Куист. - Завтра. Приходи ко мне около одиннадцати завтра утром, и мы выпьем за завтраком.
- Сегодня ночью, когда все это закончится! - возразил Джонни. - Я нуждаюсь в твоей помощи, дружище. Господи, как мне нужна твоя помощь!
И он пошел дальше, а девушки цеплялись за его одежду.
Глава 2
Что касается музыки, то эту ночь невозможно забыть. Джонни был в своей лучшей форме и, похоже, не знал усталости. Он пел и играл Кола Портера и Джероми Керна, Гершвина и Берлина, "Битлз" и Берта Бакарака. Он выполнял просьбы публики, не оставив без внимания ни одну. Дон Эдвардс, который аккомпанировал Джонни в течение двадцати пяти лет, казалось, медленно увядал под ослепительными лучами прожекторов, но сила и энергия Джонни росли на глазах. Пожилые хронометристы вспоминали истории далеких двадцатых, когда после представления музыкальной комедии в старом театре "Уинтер Гарден" Эл Джолсон появлялся, бывало, на авансцене и спрашивал: "Хотите еще послушать? Я в настроении спеть" - и продолжал петь до рассвета.
Брайан Марр, журналист, настолько заинтересовался происходящим, что остался после своего сообщения новостей, чтобы посмотреть, что произойдет дальше. В зале не было ни одного свободного места, но он уселся на ступеньках в проходе между рядами рядом с Джулианом Куистом. В те несколько минут, пока публика ждала Джонни, который пошел умыться и переодеться в сверкающий золотом смокинг, Марр рассказывал:
- В Чикагском аэропорту сейчас, должно быть, глубокая ночь. Сначала этот переполох из-за бомбы, а потом, пока в самолете искали несуществующую бомбу, какой-то человек был убит в мужском туалете - застрелен насмерть.
- Мы его знаем? - сухо поинтересовался Куист.
Марр пожал плечами:
- Никаких подробностей еще нет.
Позднее, когда труба Джонни издавала мощные звуки, Марр недоверчиво покачал головой:
- Клянусь, никогда еще он не был в такой прекрасной форме.
- Два года отдыха, - заметил Куист. - Его дыхательные пути были сильно потрепаны, когда он ушел со сцены.
- Здорово пил, верно?
- И все еще пьет, - уточнил Куист.
- Не понимаю, почему он ушел, - заметил Марр.
- Заработал больше денег, чем можно было потратить; приобрел столько поклонников, что уже не знал, как от них избавиться.
- Ерунда, - возразил Марр. - Он ненасытен. Понаблюдай за ним. Он любит эту толпу, любит их за то, что они любят его. Он охотнее поет, чем пьет! Почему он ушел со сцены?
- Возможно, из-за каприза? Может, сегодняшний вечер вернет его обратно.
Эдди Уизмер, крошечный Мики Руни, прошел по проходу между рядами и остановился возле Куиста.
- Джонни говорит: забудьте о сегодняшнем вечере, - сказал он. - Он увидится с вами за завтраком.
- В одиннадцать часов, - напомнил Куист.
- Годится, - согласился Эдди.
- Он прекрасно играет, Эдди, - заметил Куист.
- Великолепно! Всегда был и всегда будет таким! - воскликнул тот.
Куист жил в двухэтажной квартире на Бикман-Плейс. Широкая терраса выходила на Ист-Ривер, неподалеку от продолговатой коробки здания ООН. На второй этаж квартиры допускали только избранных. Там была спальня Куиста, окна которой также выходили на реку: просторная комната, где много воздуха, а стены окрашены в бледные пастельные тона. Большинству она показалась бы унылой, потому что на стенах не было никаких украшений, никаких картин, только синие занавески, которыми можно задернуть окна, чтобы в комнату не проникал свет. В комнате находилось только два предмета меблировки: громадная, необъятных размеров кровать с пружинным матрасом и столик около нее, на котором стояли телефон, маленькая коробка двусторонней оперативной связи, соединяющая спальню с первым этажом, и электронные часы.
К спальне примыкала просторная ванная комната с застекленной душевой кабинкой, встроенной в пол и облицованной розовым мрамором ванной, по размерам скорее напоминающей небольшой бассейн, раковиной и шкафчиком для лекарств. Из ванной можно было пройти в гардеробную Куиста. Эта комната была больше самой ванной. Здесь стояло бюро современного дизайна, вдоль стен высились бесконечные встроенные выдвижные ящики, за ними виднелось трехстворчатое, как у портного, зеркало в полный рост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46