– Я жду, мистер Готфрид.
– Что прикажете? – удивленно спросил он.
– Разве я смею приказывать вам? Вы человек другого мира. Я это вижу. Я даже не знаю, могу ли я смотреть в вашу сторону. Я иду с оглядкой, как в лабиринте, где под неосторожной стопой может разверзнуться пропасть.
Пораженный Джон глядел на нее. Сердце его колотилось.
– Графиня, прошу вас…
– Нет, это я прошу вас!
– Графиня, не говорите ничего, о чем завтра можете пожалеть. Мне бы очень этого не хотелось.
– Замолчите! Я вполне себя контролирую, и мои чувства не зависят от количества выпитого «форстера». Вы были женаты?
– Нет.
– Тем хуже.
Она сжала подлокотники кресла так сильно, что кожа на костяшках побелела. Тускло отсвечивали кольца. В растерянности Джон присел на консоль, с которой сегодня утром была снята медная статуэтка.
– Леди Генри, – начал он. – Мне кажется, что-то происходит, что-то очень важное. Я не берусь судить, но думаю, кто-то из нас заблуждается. И скорее всего – вы. Я стараюсь не навредить ни графу, ни вашему сыну, ни тем паче – вам. Я бегу от этого, графиня.
Она не двигалась и смотрела в пустоту, точнее во мрак, который заполнил пространство. Воздух стал, как мокрая вата, насквозь пропитанный наркотическим ароматом ночной фиалки.
– Вы смотрите на отношения рационально, – сказала она. – Вы не можете знать…
– Я знаю. Я знаю, к чему приводят такие прихоти. Это не принесет счастья никому. Хотя, – он осекся. – Быть может, мы говорим о разных вещах. Что вам это даст? Вы занесете мое имя в список своих побед?
– Как вы смеете?
Уязвленная, она поднялась из кресла. Рассеянный свет, падавший на террасу, обрисовывал формы ее тела под тонким платьем, черным с голубоватой искрой.
– Как вы смеете? – тихо повторила она, побелев от негодования. – Вы считаете – это от скуки? Небольшой адюльтерчик? Так или нет? И вы открыто говорите мне об этом! Дай Бог терпенья! – воскликнула она, жестом прерывая попытку Джона говорить. Теперь глаза ее горели, и Джон невольно залюбовался ею. Глухо пророкотал гром, и повеяло свежестью.
– Простите, графиня, – сказал он, наконец. – Я не знаю, что говорю. Но если я ошибаюсь, тем хуже для меня.
Адель слушала, вглядываясь Джона, в его лицо с упрямым подбородком и волевой складкой губ, но не успела ответить, так как на террасу вошел Анри.
– Дорогая Адель, простите меня за задержку. Вы, вероятно, совсем продрогли. Габриэль, эта милая девочка, помогла мне отыскать вашу накидку.
Адель резко повернулась к Анри. Он слегка отпрянул и взглянул на Джона.
– Нет, нет, все в порядке, милый, – сказала графиня. – Я вполне вознаграждена вашей заботой. Вероятно, уже поздно. Пройдемтесь по саду перед сном?
Она взяла Анри под руку, и молодой человек вспыхнул от удовольствия.
– Доброй ночи, Джон, – бросил он.
– Доброй ночи, Анри. Леди Генри…
Она ответила кивком на его глубокий поклон и вместе с Анри исчезла в темноте. Слышалась музыка. Джон с удивлением подумал, кто бы это мог завести патефон в столь поздний час, и тут же забыл обо всем. Он остался наедине с самим собой, растерянный, печальный, с тревожным чувством надвигающейся опасности. Снова прокатился гром, и черное небо разрезала молния. В воздухе запахло озоном. Джон с шумом выдохнул и потер усталые глаза. В глубокой задумчивости он стоял у балюстрады, скрестив руки на груди. Вошли слуги, чтобы убрать со стола, и Джон испытал приступ раздражения при мысли, что кто-то из них мог слышать разговор. Он закурил сигарету и протянул пачку Жозефу, который поглядывал на него с улыбкой на простоватом лице.
– Спасибо, я не курю, – ответил юный француз.
– Напрасно.
Наконец, слуги вышли, унося с собой груду посуды, и Готфрид проводил их мрачным взглядом.
Поднимаясь к себе на третий этаж, он вспомнил сон, виденный накануне приезда графини. Бывали минуты, когда Джон казался себе равнодушным, поддавался искушению плыть по волнам случайностей, но тут же одергивал себя. По натуре боец, он не был фаталистом, все, что делалось вокруг него, делалось благодаря ему же. И именно такое положение вещей, которые он видел во всей их обнаженности, удовлетворяло его. А что теперь? Разве он не мечтал об Адели, не желал ее всем сердцем, со всей болью невозможного счастья? И вдруг теперь, когда она дала понять, что желает с ним близкого общения, он в испуге бежал. И может быть, именно потому, что почувствовал в этой женщине силу, страсть, которой она способна отдаваться без остатка, и которая сокрушает все на своем пути. Это хищный цветок, который, стоит только мухе приблизиться, захлопывается, сминая ее в своих объятиях.
– Тем хуже, – пробормотал Джон, засыпая.
Наутро, когда он спустился к завтраку, выяснилось, что на рассвете Анри завалил спальню графини цветами и уговорил ее позавтракать с ним в городе.
– Так они уже уехали? – спросил Джон, побледнев.
– Да, мистер Готфрид, – ответил Уотсон. Появились лорд Генри и миссис Уиллис с мальчиком. Сославшись на головную боль, Джон не поддерживал беседу. Но когда появилась прелестная Габриэль с алой розой в завитых волосах, настроение его совсем испортилось. Вот этого Джон не ожидал! Он так привык к этой очаровательной тени Адели, девочке с желтыми глазами, что сама мысль об Адели, о том, что она наедине с пылким и влюбленным Анри, возбудили в его сердце яростную ревность.
После завтрака Джон увел Ричарда в классную комнату, где они прозанимались три часа кряду. Потом занялся делами лорда. В кабинете, за массивным ореховым столом он неутомимо работал, беспокойно поглядывая на часы. Получив экономическое образование, Джон имел обширные знания по этой части и легко открыл злоупотребления в графских поместьях. С неутомимым усердием он приводил все в порядок, сберегая крупные суммы денег, прежде утекавших из бюджета лорда. К тому же дела лондонских фирм отнимали немало сил, и он, как атлант, помогал графу нести и эту ношу. Он встал, прошелся по кабинету, отдернул штору и посмотрел вниз. На площадке перед подъездом стоял только черный «каули» лорда. Джон ушел на прогулку и больше часа бродил в окрестностях. Возвращаясь, он наделся увидеть Адель. Намеренно подходя к замку с северной стороны – так была не видна подъездная площадка – Джон испытал острое разочарование. Машины молодого графа у подъезда не было. Он нажал на кнопку звонка, старый Уотсон открыл ему. Еле сдерживаясь, Джон прошел через холл и взбежал по лестнице. В апартаментах графини пахло цветами, лучи заходящего солнца запивали комнаты. Где-то негромко играл радиоприемник. Джон пошел на звук. Комната Габриэли была открыта. В простом платье, с палитрой в руке девушка стояла у мольберта.
– Прошу прощения, Габриэль, – сказал Джон. – Я, наверное, помешал вам.
– Нет, нет, что вы, мистер Готфрид!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46