Все совпадает в какой-то верхней точке. Сейчас я на вершине – и уже готова полюбить.
И вот я еду в город на берегу моря. Не значит ли и это, что я просто-напросто охмелела от окружающего меня пейзажа? Пытаюсь выдавить из себя не очень-то радостную усмешку.
Но все эти мысли занимают лишь частичку меня. На самом же деле я испытываю даже страх от собственного решения, настолько мной владеет чувство неуверенности.
Поезд плавно останавливается. Порывистым движением поднимаюсь с места и лениво выхожу из вагона. Сквозь прищуренные глаза вижу, как под лучами летнего солнца уже белесо сверкает пространство по ту сторону выхода. Из-за этого сияния фигуры ожидающих как бы скрадываются и предстают в виде силуэтов. Ищу глазами его. Виден человек с поднятой рукой. Похоже, что это он, но выглядит заметно похудевшим. Возможно, из-за прилипшей к телу майки.
– Ждали? – спрашиваю я напрямик.
– Нет.
Услышав этот ответ, впервые начинаю как следует его разглядывать. На сей раз он одет совсем легко. Можно подумать, он только что из ванны. Майка и тоненькие джинсы, на ногах – гэта , в руках большой светло-коричневый бумажный пакет.
– Вот, по пути на станцию зашел за покупками, – смущаясь, объяснил он.
Медленно поднялись по бегущей вверх дорожке. Вот и его дом. Послеполуденное время. Полная тишина, только постукивание его гэта по мостовой.
– Видишь эти строения? Они пустуют. Здесь предполагалось открыть летний курорт.
Элегантные домики стоят с закрытыми ставнями и выглядят довольно уныло.
– А ведь сейчас как раз летнее время. – Я стараюсь представить себе незадачливых предпринимателей, которых обстоятельства вынудили забросить едва начатое дело.
– Ой, иди скорее! Отсюда видно море. – Вытянувшись на цыпочках, он машет мне рукой.
Оглядываясь назад, туда, где должно показаться море, я поднимаюсь вверх – за силуэтом города на линии горизонта показывается искрящаяся поверхность воды.
– Со второго этажа в доме тоже видно море, но отсюда оно красивее. – Он положил на дорогу свой большой пакет, уселся на середине склона и закурил. Я присела рядом и стала глядеть на море. И тут, перебежав дорогу, передо мной остановилась белая кошка.
– Малышка, Малышка, я купил еду.
– Ну и кто же он, этот человек? – со свойственной ей прямотой спрашивает Макико.
– Как тебе сказать? Он что-то пишет.
– А-а, стало быть, писатель?
– Не знаю.
– А что он пишет?
– Ну-у…
– Этого ты тоже не спросила. Дурочка.
Когда мы встречаемся с Макико,.разговор наш всегда получается таким. Хотя между нами разница всего лишь в год, она постоянно меня поучает. И ее потому, что я отношусь к ней как к старшей сестре, а она ко мне – как к младшей сестренке. Просто в соревновании за главенство, которое всегда бывает между подругами, я без борьбы выбрала поражение. Кажется, это вполне устраивает нас обеих.
– У тебя сейчас, похоже, много свободного времени.
– Да…
– На репетиции ходишь?
– Редко.
– Почему? Ведь ты все перезабудешь.
– Да уже наполовину перезабыла.
– А как твоя работа?
– Ничего, понемножку.
– Ну и беспечная же ты!
– Похоже, так оно и есть.
Я вдруг перевожу взгляд на окно. Кажется, там, за красивым газоном, бассейн. Словно не в силах больше ждать наступления вечера, готовится к открытию пивной бар.
– Ты часто останавливаешься в этой гостинице? – На сей раз спрашиваю я.
– В общем-то, да, ведь мой знакомый круглый год снимает здесь для меня номер. Послушай-ка, а насколько он тебя старше?
– На двадцать четыре года. Ровно вдвое.
– Ничего себе, он же тебе в отцы годится.
– Да нет, он скорее напоминает ребенка.
– Я старше тебя в целых два раза! – радостно говорит он.
Для меня это обстоятельство абсолютно безразлично, у него же оно вызывает бурный восторг.
Мы поем разные песни. Мы выросли в разных городах. Мы читали разные книги. И это ему нравится.
– Какая песня сейчас в моде?
Я напеваю, а он хвалит:
– Хорошая песня, правда хорошая. Неужели есть такие хорошие песни? – И он старается ее запомнить. Говорит что-то вроде того, что слова ему понравились. И все-таки ни одной песни целиком он так и не выучил. Просто напевал какой-нибудь запомнившийся ему куплет. «Легкая пена исчезла, точно любовь…» – мурлычет он себе под нос и, будто спрашивая: «Ну как, получилось?» – ждет моей реакции.
– Правильно. Мелодия чуточку иная, но со словами все в порядке.
Выслушав мой ответ, он всегда виновато улыбается.
– Подожди-ка, в этой песне должно бы быть «точно щенок».
– Где?
– А вместо слов «точно любовь» .
– Да, можно и так. И верно – «точно щенок» выходит интереснее.
– В самом деле, «точно любовь» – это как-то скучно. «Исчезла, точно щенок» – куда лучше.
Он явно доволен своей выдумкой.
Вкусы наши сходятся только в том, что касается этой единственной песни. Все остальное он не приемлет.
– Что это такое? Как можно слушать эти электрические звуки? – Особенно непримирим он к рок-музыке.
У него есть только одна пластинка, которой он дорожит: Моцарт. Квинтет.
– Что это?
– Ты слушай, слушай. – Он бережно опускает иглу на пластинку. В проигрывателе то и дело раздается какое-то потрескивание, из-за этого долгожданная музыка теряет свое очарование.
– Ну как? Не правда ли, нежнейшие звуки?
Мелодия и правда великолепна.
А вот проигрыватель совсем никудышный.
Но, как бы то ни было, поддаваясь его увлеченности Моцартом, я тихонько прикрываю глаза.
Прислушиваюсь и различаю кошачье мяуканье.
– В эту комнату входить нельзя. – По его тону чувствуется, что он знает, как обращаться с кошками.
По-видимому, второй этаж – запретная для кошек территория. За то, что им позволено свободно выходить на улицу через дырявую плетеную дверь в прихожей, здесь появляться им не разрешается.
Поднявшись в эту комнату, с обещанным видом на море, я тотчас же почувствовала, как у меня по коже пробежал холодок.
Наверное, причиной тому кровать. Она занимает почти всю комнату.
А может быть, дело в красках.
Голубые простыни и белые стены, да еще кое-где на стене, к которой придвинута кровать, серые от облупившейся краски пятна.
– Когда-то в этом доме жил иностранец. Мне показалось полной безвкусицей висевшее здесь огромное зеркало. Я его снял, и остались эти следы.
И все-таки ощущение озноба не пропадает. Быть может, это неловкость от того, что меня привели в спальню.
Подхожу к окну и смотрю на море.
– Погляди-ка, вот там виднеются красные тории .
– А-а, правда, стоят в воде.
– А вон там, у скал, хорошо ловится рыба.
– Вы увлекаетесь рыбной ловлей?
– Да.
Меня и во время разговора что-то подталкивает как можно скорее уйти отсюда. Чтобы справиться с неловкостью, я решительно поворачиваюсь и говорю:
– Давайте покормим кошек.
На кухне собрались все четыре кошки и, разом открывая красные рты, мяукали, выпрашивая еду.
1 2 3 4 5 6 7 8
И вот я еду в город на берегу моря. Не значит ли и это, что я просто-напросто охмелела от окружающего меня пейзажа? Пытаюсь выдавить из себя не очень-то радостную усмешку.
Но все эти мысли занимают лишь частичку меня. На самом же деле я испытываю даже страх от собственного решения, настолько мной владеет чувство неуверенности.
Поезд плавно останавливается. Порывистым движением поднимаюсь с места и лениво выхожу из вагона. Сквозь прищуренные глаза вижу, как под лучами летнего солнца уже белесо сверкает пространство по ту сторону выхода. Из-за этого сияния фигуры ожидающих как бы скрадываются и предстают в виде силуэтов. Ищу глазами его. Виден человек с поднятой рукой. Похоже, что это он, но выглядит заметно похудевшим. Возможно, из-за прилипшей к телу майки.
– Ждали? – спрашиваю я напрямик.
– Нет.
Услышав этот ответ, впервые начинаю как следует его разглядывать. На сей раз он одет совсем легко. Можно подумать, он только что из ванны. Майка и тоненькие джинсы, на ногах – гэта , в руках большой светло-коричневый бумажный пакет.
– Вот, по пути на станцию зашел за покупками, – смущаясь, объяснил он.
Медленно поднялись по бегущей вверх дорожке. Вот и его дом. Послеполуденное время. Полная тишина, только постукивание его гэта по мостовой.
– Видишь эти строения? Они пустуют. Здесь предполагалось открыть летний курорт.
Элегантные домики стоят с закрытыми ставнями и выглядят довольно уныло.
– А ведь сейчас как раз летнее время. – Я стараюсь представить себе незадачливых предпринимателей, которых обстоятельства вынудили забросить едва начатое дело.
– Ой, иди скорее! Отсюда видно море. – Вытянувшись на цыпочках, он машет мне рукой.
Оглядываясь назад, туда, где должно показаться море, я поднимаюсь вверх – за силуэтом города на линии горизонта показывается искрящаяся поверхность воды.
– Со второго этажа в доме тоже видно море, но отсюда оно красивее. – Он положил на дорогу свой большой пакет, уселся на середине склона и закурил. Я присела рядом и стала глядеть на море. И тут, перебежав дорогу, передо мной остановилась белая кошка.
– Малышка, Малышка, я купил еду.
– Ну и кто же он, этот человек? – со свойственной ей прямотой спрашивает Макико.
– Как тебе сказать? Он что-то пишет.
– А-а, стало быть, писатель?
– Не знаю.
– А что он пишет?
– Ну-у…
– Этого ты тоже не спросила. Дурочка.
Когда мы встречаемся с Макико,.разговор наш всегда получается таким. Хотя между нами разница всего лишь в год, она постоянно меня поучает. И ее потому, что я отношусь к ней как к старшей сестре, а она ко мне – как к младшей сестренке. Просто в соревновании за главенство, которое всегда бывает между подругами, я без борьбы выбрала поражение. Кажется, это вполне устраивает нас обеих.
– У тебя сейчас, похоже, много свободного времени.
– Да…
– На репетиции ходишь?
– Редко.
– Почему? Ведь ты все перезабудешь.
– Да уже наполовину перезабыла.
– А как твоя работа?
– Ничего, понемножку.
– Ну и беспечная же ты!
– Похоже, так оно и есть.
Я вдруг перевожу взгляд на окно. Кажется, там, за красивым газоном, бассейн. Словно не в силах больше ждать наступления вечера, готовится к открытию пивной бар.
– Ты часто останавливаешься в этой гостинице? – На сей раз спрашиваю я.
– В общем-то, да, ведь мой знакомый круглый год снимает здесь для меня номер. Послушай-ка, а насколько он тебя старше?
– На двадцать четыре года. Ровно вдвое.
– Ничего себе, он же тебе в отцы годится.
– Да нет, он скорее напоминает ребенка.
– Я старше тебя в целых два раза! – радостно говорит он.
Для меня это обстоятельство абсолютно безразлично, у него же оно вызывает бурный восторг.
Мы поем разные песни. Мы выросли в разных городах. Мы читали разные книги. И это ему нравится.
– Какая песня сейчас в моде?
Я напеваю, а он хвалит:
– Хорошая песня, правда хорошая. Неужели есть такие хорошие песни? – И он старается ее запомнить. Говорит что-то вроде того, что слова ему понравились. И все-таки ни одной песни целиком он так и не выучил. Просто напевал какой-нибудь запомнившийся ему куплет. «Легкая пена исчезла, точно любовь…» – мурлычет он себе под нос и, будто спрашивая: «Ну как, получилось?» – ждет моей реакции.
– Правильно. Мелодия чуточку иная, но со словами все в порядке.
Выслушав мой ответ, он всегда виновато улыбается.
– Подожди-ка, в этой песне должно бы быть «точно щенок».
– Где?
– А вместо слов «точно любовь» .
– Да, можно и так. И верно – «точно щенок» выходит интереснее.
– В самом деле, «точно любовь» – это как-то скучно. «Исчезла, точно щенок» – куда лучше.
Он явно доволен своей выдумкой.
Вкусы наши сходятся только в том, что касается этой единственной песни. Все остальное он не приемлет.
– Что это такое? Как можно слушать эти электрические звуки? – Особенно непримирим он к рок-музыке.
У него есть только одна пластинка, которой он дорожит: Моцарт. Квинтет.
– Что это?
– Ты слушай, слушай. – Он бережно опускает иглу на пластинку. В проигрывателе то и дело раздается какое-то потрескивание, из-за этого долгожданная музыка теряет свое очарование.
– Ну как? Не правда ли, нежнейшие звуки?
Мелодия и правда великолепна.
А вот проигрыватель совсем никудышный.
Но, как бы то ни было, поддаваясь его увлеченности Моцартом, я тихонько прикрываю глаза.
Прислушиваюсь и различаю кошачье мяуканье.
– В эту комнату входить нельзя. – По его тону чувствуется, что он знает, как обращаться с кошками.
По-видимому, второй этаж – запретная для кошек территория. За то, что им позволено свободно выходить на улицу через дырявую плетеную дверь в прихожей, здесь появляться им не разрешается.
Поднявшись в эту комнату, с обещанным видом на море, я тотчас же почувствовала, как у меня по коже пробежал холодок.
Наверное, причиной тому кровать. Она занимает почти всю комнату.
А может быть, дело в красках.
Голубые простыни и белые стены, да еще кое-где на стене, к которой придвинута кровать, серые от облупившейся краски пятна.
– Когда-то в этом доме жил иностранец. Мне показалось полной безвкусицей висевшее здесь огромное зеркало. Я его снял, и остались эти следы.
И все-таки ощущение озноба не пропадает. Быть может, это неловкость от того, что меня привели в спальню.
Подхожу к окну и смотрю на море.
– Погляди-ка, вот там виднеются красные тории .
– А-а, правда, стоят в воде.
– А вон там, у скал, хорошо ловится рыба.
– Вы увлекаетесь рыбной ловлей?
– Да.
Меня и во время разговора что-то подталкивает как можно скорее уйти отсюда. Чтобы справиться с неловкостью, я решительно поворачиваюсь и говорю:
– Давайте покормим кошек.
На кухне собрались все четыре кошки и, разом открывая красные рты, мяукали, выпрашивая еду.
1 2 3 4 5 6 7 8