И так люто, как старшие братья и сестра, не голодала. Юра и Зина регулярно подкидывали родителям деньжат, и младшенькая еще в детстве познала вкус леденца. Но и кукурузного хлеба отведала тоже.
С ранних лет Ленку отличала одна нехорошая черта - она отчаянно завидовала чужому достатку и постоянно стремилась заиметь все то, что есть у соседки. И в подруги выбирала только тех, от кого могла быть хоть какая-то конкретная польза. Годам к шестнадцати стала донимать родителей требованиями красивых обновок, но те и без того едва сводили концы с концами - пьянчуга Иван бессовестно тянул из них рубли да трешки. Посчитав Ивана виновным в своей серой юности, Ленка возненавидела брата и навсегда перестала с ним разговаривать.
В конце шестидесятых сменивший скинутого Хруща чернобровый Орденопросец посадил экономику на нефтедолларовый допинг, и народу зажилось полегче.
Ленка не только окончила десятилетку, но и поступила в пединститут. Казалось бы, везет сверх всякой меры - не зная ни голода, ни лишений, поддерживаемая старшими братом и сестрой, становится самой образованной в семье. Но Ленке этого было слишком мало. Приезжая на лето в отчий дом, она без конца вздыхала о модных шмотках, поездках на взморье и прочих вещах, о которых родители раньше и не слыхали. А уж денег на все это у них не было тем паче.
Пораскинув мозгами, Ленка поняла, что для построения коммунизма в отдельно взятой семье нужны валюта (или ее эквивалент) и выход на западный рынок; тут же выскочила замуж за новоиспеченного судового механика и уехала с ним в Таллинн. Новая жизнь ей так понравилась, что она (в кои это веки) решила поделиться радостью с родными и пригласила к себе братьев и сестру.
Иван не поехал. Он не любил Ленку не меньше, чем она его, да и никогда не ездил дальше районного центра. Ему что Таллинн, что Монте-Карло, что Сковородино - одинаково по фигу.
А Юра и Зина съездили в странноватый русскому глазу Таллинн и решили в нем остаться. Почему бы не осесть Григорьевым в одном месте, пусть даже в сотнях километров от родного дома?..
Юрий Антонович снова встал. На сей раз один.
- Иногда мы ссоримся...
- Как встречаемся, - хмыкнул Павел.
- Паша! - тихо укорила его мать.
Юрий Антонович глянул на племянника, неохотно усмехнулся.
- Может, это и к лучшему, что мы так горячо друг к другу относимся. Равнодушие ведь хуже... Как бы там ни было, я знаю точно: случись с кем-нибудь из нас беда, все непременно бросятся ему на помощь. Так что давайте выпьем за то, чтоб мы такими и оставались!
- Звучит почти как проклятие, - едва слышно восхитился Павел.
Зинаида Антоновна в очередной раз бросила на него укоризненный взгляд. Остальные приняли без эмоций прозвучавший тост, опустошили рюмки и бокалы и с жадностью набросились на еду.
Юрий Антонович с грустью посмотрел на родню, проглотил свои пятьдесят, поморщился и прохрипел:
- Да поможет нам Бог.
- С каких это пор ты стал таким религиозным? - раздраженно поинтересовалась Елена Антоновна. - Еще года три назад над Илгой все посмеивался.
Юрий Антонович сел, мельком глянул на супругу, пока еще сохраняющую внешнюю безучастность, крепко, со знанием дела отрыгнул и, уперев руки в колени, с грустинкой признал:
- С возрастом многое понимаешь. Нельзя человеку без веры.
- А я и не замечала! - хохотнула сестра.
- И ты веришь, - заявил Юрий Антонович. - Не в Бога, конечно.
- Уж не в черта ли? - с ухмылкой полюбопытствовала Елена Антоновна.
- В деньги! - выпалила Илга Дайнисовна.
- Вот оно что, - протянула Елена Антоновна, отодвинула тарелку и с прищуром посмотрела на Илгу Дайнисовну: "Вот ведь дура набожная! Сама жить не умеет, а других поучает... Конечно, не имея денег, на Бога уповать только и остается!.. Витьку им, видите ли, жалко. А кто его пожалеет, когда контрактов не станет, а меня, не дай Бог, эстонцы со своими реформами из школы турнут?.. Господи, я ведь никогда не одолею их чертов язык!" А вслух процедила: - Деньги мои вам покоя не дают? Да, я в них верю. Потому как Бог ваш меня не накормит и не оденет, о ребенке моем тоже не позаботится.
Илга Дайнисовна хотела было возразить, но Елена Антоновна ее заткнула:
- Молчи уж, я твои бредни раз сто слыхала. Только мне, как Юрке, мозги ты не запудришь. И Регина моя, как твой Артур, бандиткой не станет!
- Мама! - вскрикнула Регина.
Илга Дайнисовна и Юрий Антонович опустили глаза.
- Зачем ты так, Лена? - Зинаида Антоновна покачала головой.
- А надоели мне своим сюсюканьем! Говорят одно, а делают... Загребут Артура в тюрягу, и никакой Господь вам не поможет!
Регина подперла голову ладонью, не глядя на мать, холодно спросила:
- А ты, значит, обалденно честная и принципиальная?
- Мне особо нечего стыдиться, - фыркнула та, но насторожилась.
- Что ж ты не расскажешь своим беспринципным родственникам, как еще два года назад эстонское гражданство отхватила?
Все в изумлении уставились на Елену Антоновну. Она опустила глаза, принялась растерянно поправлять прическу.
- Так меня об этом никто не спрашивал, - произнесла она едва слышно.
- Как же ты сумела, Ленка? - спросил потрясенный Юрий Антонович. Неужели экзамен сдала?
Елена Антоновна не ответила. Регина зло усмехнулась.
- Скорее эстонцы китайский освоят!.. Когда все началось, вам она мозги компостировала, орала, что как только Эстония отделится, всех русских сразу выгонят - так и нечего, мол, за их независимость голосовать. А сама на всякий случай получила карточку Комитета граждан.
- Для твоего же будущего, дура! - процедила мать.
- Письмо в Москву о притеснении здесь русских тоже для будущего моего подписывала?
Елена Антоновна совсем растерялась.
- Ой, дура, - иных слов она не находила. - Ну и дура!
Юрий Антонович покачал головой, чавкая салатом, печально произнес:
- Ты, Ленка, завсегда хитрюжницей была. Но чтоб цепляться и за тех, и за других...
Елена Антоновна вскочила, побледневшее лицо исказила едва скрываемая агрессивностью гримаса отчаянья.
- Да, мать вашу!.. Цепляюсь! Потому что здесь жить хочу! И никакая эстонская сволочь обратно в Россию меня не вытолкает!
- Да кому ты сдалась, училка второразрядная? - протянула Регина.
Елена Антоновна вздрогнула, на лице проступили красные пятна.
- Ты, дорогуша, как с голландцем своим связалась, больно наглой стала, - прошипела она. - Но не обольщайся: как с ним не склеится, вмиг свои дурости позабудешь и на коленях ко мне приползешь!
Регина одарила мать презрительным взглядом.
- Плевала я на деньги твои! - сказала, будто плюнула. - Да и не твои они вовсе - все твое хваленое богатство папой заработано.
Некоторое время Елена Антоновна, не мигая, смотрела на дочь, тщетно подыскивала достойный ответ-удар, потом отвернулась и, едва сдерживая слезы, стремительно вышла из гостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
С ранних лет Ленку отличала одна нехорошая черта - она отчаянно завидовала чужому достатку и постоянно стремилась заиметь все то, что есть у соседки. И в подруги выбирала только тех, от кого могла быть хоть какая-то конкретная польза. Годам к шестнадцати стала донимать родителей требованиями красивых обновок, но те и без того едва сводили концы с концами - пьянчуга Иван бессовестно тянул из них рубли да трешки. Посчитав Ивана виновным в своей серой юности, Ленка возненавидела брата и навсегда перестала с ним разговаривать.
В конце шестидесятых сменивший скинутого Хруща чернобровый Орденопросец посадил экономику на нефтедолларовый допинг, и народу зажилось полегче.
Ленка не только окончила десятилетку, но и поступила в пединститут. Казалось бы, везет сверх всякой меры - не зная ни голода, ни лишений, поддерживаемая старшими братом и сестрой, становится самой образованной в семье. Но Ленке этого было слишком мало. Приезжая на лето в отчий дом, она без конца вздыхала о модных шмотках, поездках на взморье и прочих вещах, о которых родители раньше и не слыхали. А уж денег на все это у них не было тем паче.
Пораскинув мозгами, Ленка поняла, что для построения коммунизма в отдельно взятой семье нужны валюта (или ее эквивалент) и выход на западный рынок; тут же выскочила замуж за новоиспеченного судового механика и уехала с ним в Таллинн. Новая жизнь ей так понравилась, что она (в кои это веки) решила поделиться радостью с родными и пригласила к себе братьев и сестру.
Иван не поехал. Он не любил Ленку не меньше, чем она его, да и никогда не ездил дальше районного центра. Ему что Таллинн, что Монте-Карло, что Сковородино - одинаково по фигу.
А Юра и Зина съездили в странноватый русскому глазу Таллинн и решили в нем остаться. Почему бы не осесть Григорьевым в одном месте, пусть даже в сотнях километров от родного дома?..
Юрий Антонович снова встал. На сей раз один.
- Иногда мы ссоримся...
- Как встречаемся, - хмыкнул Павел.
- Паша! - тихо укорила его мать.
Юрий Антонович глянул на племянника, неохотно усмехнулся.
- Может, это и к лучшему, что мы так горячо друг к другу относимся. Равнодушие ведь хуже... Как бы там ни было, я знаю точно: случись с кем-нибудь из нас беда, все непременно бросятся ему на помощь. Так что давайте выпьем за то, чтоб мы такими и оставались!
- Звучит почти как проклятие, - едва слышно восхитился Павел.
Зинаида Антоновна в очередной раз бросила на него укоризненный взгляд. Остальные приняли без эмоций прозвучавший тост, опустошили рюмки и бокалы и с жадностью набросились на еду.
Юрий Антонович с грустью посмотрел на родню, проглотил свои пятьдесят, поморщился и прохрипел:
- Да поможет нам Бог.
- С каких это пор ты стал таким религиозным? - раздраженно поинтересовалась Елена Антоновна. - Еще года три назад над Илгой все посмеивался.
Юрий Антонович сел, мельком глянул на супругу, пока еще сохраняющую внешнюю безучастность, крепко, со знанием дела отрыгнул и, уперев руки в колени, с грустинкой признал:
- С возрастом многое понимаешь. Нельзя человеку без веры.
- А я и не замечала! - хохотнула сестра.
- И ты веришь, - заявил Юрий Антонович. - Не в Бога, конечно.
- Уж не в черта ли? - с ухмылкой полюбопытствовала Елена Антоновна.
- В деньги! - выпалила Илга Дайнисовна.
- Вот оно что, - протянула Елена Антоновна, отодвинула тарелку и с прищуром посмотрела на Илгу Дайнисовну: "Вот ведь дура набожная! Сама жить не умеет, а других поучает... Конечно, не имея денег, на Бога уповать только и остается!.. Витьку им, видите ли, жалко. А кто его пожалеет, когда контрактов не станет, а меня, не дай Бог, эстонцы со своими реформами из школы турнут?.. Господи, я ведь никогда не одолею их чертов язык!" А вслух процедила: - Деньги мои вам покоя не дают? Да, я в них верю. Потому как Бог ваш меня не накормит и не оденет, о ребенке моем тоже не позаботится.
Илга Дайнисовна хотела было возразить, но Елена Антоновна ее заткнула:
- Молчи уж, я твои бредни раз сто слыхала. Только мне, как Юрке, мозги ты не запудришь. И Регина моя, как твой Артур, бандиткой не станет!
- Мама! - вскрикнула Регина.
Илга Дайнисовна и Юрий Антонович опустили глаза.
- Зачем ты так, Лена? - Зинаида Антоновна покачала головой.
- А надоели мне своим сюсюканьем! Говорят одно, а делают... Загребут Артура в тюрягу, и никакой Господь вам не поможет!
Регина подперла голову ладонью, не глядя на мать, холодно спросила:
- А ты, значит, обалденно честная и принципиальная?
- Мне особо нечего стыдиться, - фыркнула та, но насторожилась.
- Что ж ты не расскажешь своим беспринципным родственникам, как еще два года назад эстонское гражданство отхватила?
Все в изумлении уставились на Елену Антоновну. Она опустила глаза, принялась растерянно поправлять прическу.
- Так меня об этом никто не спрашивал, - произнесла она едва слышно.
- Как же ты сумела, Ленка? - спросил потрясенный Юрий Антонович. Неужели экзамен сдала?
Елена Антоновна не ответила. Регина зло усмехнулась.
- Скорее эстонцы китайский освоят!.. Когда все началось, вам она мозги компостировала, орала, что как только Эстония отделится, всех русских сразу выгонят - так и нечего, мол, за их независимость голосовать. А сама на всякий случай получила карточку Комитета граждан.
- Для твоего же будущего, дура! - процедила мать.
- Письмо в Москву о притеснении здесь русских тоже для будущего моего подписывала?
Елена Антоновна совсем растерялась.
- Ой, дура, - иных слов она не находила. - Ну и дура!
Юрий Антонович покачал головой, чавкая салатом, печально произнес:
- Ты, Ленка, завсегда хитрюжницей была. Но чтоб цепляться и за тех, и за других...
Елена Антоновна вскочила, побледневшее лицо исказила едва скрываемая агрессивностью гримаса отчаянья.
- Да, мать вашу!.. Цепляюсь! Потому что здесь жить хочу! И никакая эстонская сволочь обратно в Россию меня не вытолкает!
- Да кому ты сдалась, училка второразрядная? - протянула Регина.
Елена Антоновна вздрогнула, на лице проступили красные пятна.
- Ты, дорогуша, как с голландцем своим связалась, больно наглой стала, - прошипела она. - Но не обольщайся: как с ним не склеится, вмиг свои дурости позабудешь и на коленях ко мне приползешь!
Регина одарила мать презрительным взглядом.
- Плевала я на деньги твои! - сказала, будто плюнула. - Да и не твои они вовсе - все твое хваленое богатство папой заработано.
Некоторое время Елена Антоновна, не мигая, смотрела на дочь, тщетно подыскивала достойный ответ-удар, потом отвернулась и, едва сдерживая слезы, стремительно вышла из гостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16