Он глядит на меня, и я говорю: «Да» — лишь бы не молчать.
— Ты представляешь себе, Пек, каково это — понять, что вся твоя жизнь прожита в соответствии с ложными верованиями?
— Нет! — отвечаю я настолько громко, что даже Ори переводит на меня свои нереальный, сумасшедший взгляд. Она улыбается. Не знаю, зачем мне понадобилось кричать. Слова Пек Брифжиса не имеют ко мне отношения. Ни малейшего!
— Ну, а Пек Уолтерс понял. Оказалось, что эксперименты, в которых он участвовал, безвредные для испытуемых и полезные для выяснения природы мышления, проводились с другой целью. Корни шизофрении, вывод из строя долей мозга...
Он пускается в пространные объяснения, совершенно мне не понятные. Слишком много земных слов, странность на странности... Теперь Пек Брифжис обращается не ко мне, а к самому себе, его мучает неведомая мне боль.
Внезапно его пурпурные глаза впиваются в мои.
— А все это означает, Пек, что несколько лекарей — наших лекарей, из Мира — нашли способ манипулирования людьми. Теперь они умеют вкладывать нам в мозги воспоминания о событиях, которых не было.
— Невозможно!
— Увы, возможно. С помощью земных приборов мозг приводят в состояние крайнего возбуждения и навязывают ему ложные воспоминания. Делают так, что воспоминания и чувства прокручиваются в мозгу. снова и снова, закрепляются. Знаешь, как мельничное колесо черпает воду? В итоге вся вода перемешивается... Лучше так: разные участки мозга посылают друг другу сигналы, сигналы переплетаются, и ненастоящие воспоминания обретают силу. На Земле этим приемом хорошо овладели, только там он находится под строжайшим контролем.
«Больной рассудок говорит сам с собой...»
— Но...
— Возражать бесполезно, Пек. Такова реальность. Это произошло. Произошло с Ори. Ученые нашего Мира заставили ее мозг помнить события, не имевшие места. Начали с мелочей — получилось. Потом, когда задача была укрупнена, случился сбой, и девочка осталась такой, какой ты ее видишь. С тех пор прошло пять лет. Ученые ушли далеко вперед. Теперь они ставят эксперименты на взрослых, не подлежащих возврату в совместную реальность.
— Воспоминания нельзя сажать, как цветы, и выпалывать, как сорняки!
— А они сумели. Научились.
— Но зачем?!
— Потому что ученые Мира, сделавшие это, — а их было совсем немного, — увидели иную реальность.
— Я все еще не...
— Они увидели, что земляне способны на все. Они умеют делать разные машины, летают к далеким звездам, лечат болезни, контролируют стихию. Многие жители Мира боятся землян, а также фоллеров и хухубов. Ведь их реальность сильнее нашей.
— Совместная реальность одна, — возражаю я. — Просто земляне знают о ней больше, чем мы.
— Возможно. Но знания землян приводят нас в замешательство. Они вызывают страх и ревность.
Ревность! Ано сказала мне в кухне, при свете двух лун — Баты и Кап: «Я и этой ночью пойду на свидание с ним! Тебе меня не остановить. Ты просто ревнивица, ревнивая сморщенная уродина, тебя отвергает даже твой возлюбленный, вот ты и не хочешь, чтобы у меня были...» Прилив крови к голове, кухонный нож — и кровь, ее кровь...
— Пек? — окликает меня лекарь. — Пек!
— Я тебя слышу. Лекари завидуют и от зависти вредят своим соплеменникам, уроженцам Мира, чтобы отомстить землянам? Не вижу смысла.
— Лекарями двигала горечь. Они знали, что творят. Но им нужно было научиться вызывать контролируемую шизофрению. Им хотелось вызвать у нас гнев против землян. Разгневавшись, мы позабыли бы их хорошие товары и восстали против инопланетян. Это привело бы к войне. Но лекари ошиблись. В нашем Мире войн не было уже тысячу лет. Ты должна понять главное: лекари воображали, что творят добро. Им казалось, что они породят гнев и тем спасут Мир.
Но это еще не все. Пользуясь помощью правительства, они старались не делать жителей Мира нереальными навечно. Всем взрослым, побуждаемым к убийству, предлагалось искупление в обмен на осведомительские услуги. И дети не оставались без заботы.
Ори завершает уничтожение скатерти, отвратительно скалится. Ее глаза пусты. Какими нереальными воспоминаниями забита ее головка?
— Добро? — с горечью произношу я. — Внушить мне уверенность, будто я убила родную сестру, — это добро?
— Воссоединившись с предками, ты узнаешь, что не убивала ее. Способ воссоединения доступен: завершение искупительного доносительства.
Но я не довела свое искупление до конца. Я украла Ано и похоронила ее без согласия Отдела. Малдон Брифжис не знает этого. Страдая от боли и гнева, я говорю:
— А как же ты сам, Пек Брифжис? Ты помогаешь лекарям-преступникам, чтобы они могли и дальше лишать детей реальности, как Ори...
— Я им не помогаю. Я считал, что ты догадливее, Пек. Я работаю против них. То же самое делал Кэррил Уолтерс, потому он и умер в тюрьме Аулит.
— Против них?
— Кэррил Уолтерс был моим осведомителем. И моим другом.
Мы молчим. Пек Брифжис смотрит в огонь, я на Ори с ее жуткими гримасами.
— Уведи ее, — приказывает Пек Брифжис телохранителю. — Мы не можем допустить к тебе слуг, — объясняет он мне.
Телохранитель уводит гримасничающего ребенка.
— Пек Брифжис! Я убила свою сестру?
Он поднимает голову.
— Однозначного ответа не существует. Не исключено, что ты стала одним из объектов эксперимента, проводившегося в твоей деревне. В этом случае тебя усыпили в доме, а когда ты очнулась, сестра уже была мертва. Над твоим сознанием поработали.
— Ты действительно убьешь меня, дашь разложиться, позволишь воссоединиться с предками? — Еще ни разу я не обращалась к нему таким тихим голосом.
Пек Брифжис выпрямляется.
— Я сделаю это.
— А если я откажусь? Если попрошу, чтобы меня вернули домой?
— В этом случае тебя опять арестуют, опять пообещают помилование — в обмен на информацию о тех, кто работает против них.
— Не арестуют, если я обращусь в ту правительственную службу, которая искренне стремится прекратить эксперименты. Ты ведь не станешь утверждать, что в это замешано все правительство целиком?
— А ты знаешь, какие отделы и кто конкретно желает войны с землянами, а кто нет? Мы — и то этого не знаем...
Фраблит Пек Бриммидин невиновен, думаю я. Ну и что? Пек Бриммидин невиновен, но бессилен. Мне больно думать, что это одно и то же.
Пек Брифжис смотрит на меня.
— Так вот чего ты хочешь, Ули Пек Бенгарин? Чтобы я выпустил тебя из этого дома, не зная, что ты предпримешь, на кого станешь доносить? Чтобы поставил под угрозу все наше дело ради того, чтобы ты убедилась в его правоте?
— Ты также можешь убить меня и отправить к предкам. Таким образом ты сохранишь веру в реальность, которую считаешь истинной. Убить меня — простейший выход. Но при условии, что я дам на это согласие. В противном случае ты поступишь даже вопреки той реальности, с которой предпочитаешь соглашаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11