– Эта верно, – согласился Филип. – Мэри ничегошенькй не поймет.
Он покатил дальше, и Эстер пошла с ним рядом. Она открыла дверь их гостиной и пропустила Филипа вперед.
– А вот ты понимаешь, – сказала она, входя следом. – Почему?
– Видишь ли, бывают ситуации, когда такие мысли не могут не прийти в голову… Например, когда со мной случилась эта история и я понял, что могу остаться калекой на всю жизнь…
– Да, – сказала Эстер. – Это, наверно, было жутко. Жутко. Ты же летчик.
– «Высоко-высоко по небу летит на белой тарелочке сахарный бисквит», – шутливо продекламировал Филип.
– Прости меня, ради Бога! Я такая эгоистка.., я не подумала.., это я должна была проявить сочувствие.
– И хорошо, что не проявила, – сказал Филип. – И вообще, это время у меня уже прошло. Ко всему можно привыкнуть, Эстер. Сейчас эти слова для тебя – пустой звук, но в конце концов ты убедишься, что я прав. Если только не успеешь раньше наделать всяких глупостей. Ну давай рассказывай. Что такое случилось? Повздорила, наверно, со своим дружком, этим неулыбой-медикусом?
– Нет, не повздорила. Все гораздо хуже.
– Обойдется, – сказал Филип. – Вот увидишь.
– Нет, никогда. Тут уже ничего не исправишь.
– Эх, Эстер, какая же ты максималистка. Для тебя все либо белое, либо черное, да? И никаких полутонов.
– Что поделаешь, – ответила Эстер. – У меня всю жизнь так. Чего ни задумаю, за что ни возьмусь, все у меня получается шиворот-навыворот, не как мечталось. Я хотела, чтобы у меня была своя жизнь, хотела кем-нибудь стать, что-то делать. И все так, впустую… Я часто подумывала о самоубийстве. Лет с четырнадцати.
Филип слушал ее очень внимательно. А потом спокойно, деловито проговорил:
– Между четырнадцатью и девятнадцатью очень многие решаются на самоубийство. Это такой возраст, когда как бы смещаются пропорции. Школьники хотят свести счеты с жизнью, потому что боятся провалиться на экзамене, школьницы – потому что мама не пустила в кино с мальчиком, который нравится ей, но не нравится маме. В этом возрасте все окрашено в неестественно яркие краски – и радости и огорчения. Совсем как в кино. Либо полный мрак, либо на седьмом небе от счастья. Но эта острота восприятия с возрастом проходит. Твоя беда в том, Эстер, что ты все никак не повзрослеешь, а пора бы.
– Мама всегда была права, – вдруг сказала Эстер. – Бывало, я хочу что-то сделать, а она не позволяет. И всякий раз выходило, что права она, а не я. И я не могла этого вынести, просто не могла! Вот и решила доказать себе, какая я храбрая. Уехать и жить самостоятельно. Проверить, на что я способна. Ну и ничего из этого не вышло. Актрисой я оказалась никудышной.
– Естественно, – сказал Филип. – Ты же не умеешь сдерживать свои эмоции, вживаться в роль, так кажется, говорят актеры. Ты слишком занята собственными переживаниями, моя милая. Ты и сейчас все драматизируешь, преувеличиваешь свои проблемы.
– Тогда я решила завести себе настоящую любовь, – чуть усмехнувшись, продолжала Эстер. – Не наивный детский роман, а нечто серьезное… Он был намного старше меня… Женат и очень несчастлив в браке.
– Стандартная ситуация, – заметил Филип. – И он безусловно этим спекулировал.
– Я думала, это будет.., ну, великая страсть, как же иначе… Ты не смеешься надо мной? – Она замолчала и взглянула на него с подозрением.
– Нет, не смеюсь, Эстер, – ласково ответил Филип. – Я представляю себе, как ты намучилась.
– Великой страсти не получилось, – горько заключила Эстер. – А получилась глупая, жалкая интрижка. Все, что он нарассказывал о своей загубленной жизни, о жене, оказалось ложью. Я.., я просто навязалась ему со своей дурацкой любовью.., как последняя идиотка.
– Некоторые истины, – сказал Филип, – приходится постигать на собственном опыте. И знаешь, Эстер, тебе это все во вред не пошло. Наоборот, помогло повзрослеть. Или могло бы помочь, если бы ты не сопротивлялась.
– Мама тут же кинулась меня.., спасать, – то ли с обидой, то ли с негодованием проговорила Эстер. – Приехала, все уладила и сказала, что, если я действительно хочу стать актрисой, надо учиться, надо сначала поступить в школу драматического искусства. Но я вовсе не стремилась стать актрисой и к этому времени уже поняла, что у меня ни на грош таланта. В общем.., пришлось возвратиться домой. А что еще мне оставалось?
– Нашлись бы, наверно, и другие выходы. Но этот был самый легкий.
– О да, – с горечью подтвердила Эстер. – Ты так хорошо все понимаешь! Я ужасно слабохарактерная, настоящая размазня. Вечно выбираю что полегче. А если взбунтуюсь, обязательно выходит какая-то глупость или вообще ничего не получается.
– Ты очень не уверена в себе. Почему? – сочувственно спросил Филип.
– Может быть, потому, что я не родная, а приемная, – сказала Эстер. – Я узнала это только в пятнадцать лет. Про остальных-то я знала, а потом как-то спросила… оказывается, я тоже… На меня это подействовало просто ужасно. Словно земля из-под ног ушла.
– Ох, какая же ты мастерица все драматизировать, – покачал головой Филип.
– Она не была мне матерью! Она совершенно не понимала, что я чувствую. А просто относилась ко мне с добротой и терпением и планировала за меня мою жизнь. О, как же я ее ненавидела! Это отвратительно с моей стороны, я знаю, но я ее ненавидела.
– А знаешь, ведь очень многие девочки переживают такой период, когда они ненавидят своих матерей, – сказал ей Филип. – Так что в твоих чувствах не было ничего такого уж особенного.
– Я ненавидела ее за то, что она всегда была права. Когда человек всегда прав, это невыносимо. Рядом с ним начинаешь чувствовать себя все никудышнее и никудышнее. Филип, все это так ужасно! Что мне делать? Как быть?
– Выходи за этого симпатичного парня, который за тобой ухаживает, – ответил Филип. – Остепенись. Стань доброй женушкой трудяги-врача. Или это для тебя не достаточно блестящая перспектива?
– Он уже больше не хочет на мне жениться, – сокрушенно отозвалась Эстер.
– Откуда ты взяла? Он что, так и сказал? Или ты просто фантазируешь?
– Он думает, что это я убила маму.
– Вот как? – Филип замолчал на мгновение, а потом вдруг выпалил:
– А на самом деле нет?
Эстер резко обернулась к нему:
– Ты почему спрашиваешь? Объясни!
– Просто поинтересовался. Дело внутрисемейное, так сказать. Не для передачи в инстанции.
– Если бы это сделала я, думаешь, я бы тебе сказала?
– Конечно, разумнее было бы не говорить, – согласился Филип.
– Он знает, что убила я. Он так мне и заявил. И еще сказал, что я могу смело ему довериться, все будет в порядке, мы поженимся, и он за мной присмотрит. Он.., он не допустит, чтобы это стояло между нами.
– Ну и ну, – присвистнув, сказал Филип.
– И бесполезно.., бесполезно объяснять ему, что я не убивала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56