А между тем…
– Да, Антони?
– А между тем, – по всему было видно, что Антони с огромным удовольствием приближается к кульминационной точке своего повествования, – он сидел в «Люксембурге» за соседним с нами столиком со смышленой блондиночкой.
– Мужчина с отталкивающей внешностью?
– Ничего нет легче, чем сделать желтое, испещренное крапинками лицо, налитые кровью глаза, и человек становится совершенно другим. К тому же из всей нашей компании никто, кроме меня (за исключением, конечно, Руфи Лессинг), его никогда не видел – да и мне он был известен под другим именем! Во всяком случае, я сидел к нему спиной. Когда мы зашли в коктейль-бар, мне показалось, что я узнал человека, с которым знался в тюрьме и которого мы звали Мартышка Колеман. Но поскольку я теперь сделался в высшей степени респектабельным джентльменом, мне бы очень не хотелось, чтобы он меня узнал. К тому же у меня не было ни малейших подозрений, что Мартышка Колеман имеет какое-то отношение к этому преступлению, и меньше всего я предполагал, что он и Виктор Дрейк – это одно и то же лицо.
– Но я не понимаю, как он это все сделал. Это полковник Рейс вступил в разговор.
– Ничего нет легче. Во время кабаре он вышел позвонить и прошел мимо нашего стола. Дрейк работал актером и, что еще более важно, официантом. Наложить грим и сыграть роль Педро Моралеса для актера – детская забава, но чтобы ловко, изящно, походкой официанта, обойти стол, наполняя бокала шампанским, для этого нужны определенные знания и техника, которые могут быть только у человека, на самом деле работавшего официантом. Одно неловкое движение или шаг привлекли бы к нему наше внимание, но, приняв его за официанта, никто из нас не стал его разглядывать. Мы смотрели кабаре и не уделили внимания официанту, который был частью окружающей нас ресторанной обстановки.
– А Руфь? – после некоторого раздумья спросила Ирис.
Антони ответил:
– Без сомнения, не кто иной, как Руфь, положила пакет из-под цианида в твою сумочку – возможно, в туалете, в начале вечера. Эту технику она освоила еще в прошлом году, когда была убита Розмари.
– Мне всегда казалось странным, – сказала Ирис, – что Джордж не рассказал Руфи об этих письмах. Ведь он с ней обо всем советовался.
– Разумеется, он ей сказал – это уж прежде всего. Она знала, что он скажет. Потому и написала. План был тщательно разработан и сразу же оказал свое действие. Как опытный постановщик Руфь исключительно умело подготовила самоубийство номер два, и если бы Джорджу заблагорассудилось поверить, что ты убила Розмари, а потом, терзаемая страхом или угрызениями совести, покончила с собой, – но что ж, какое бы это имело для нее значение!
– И только подумать, я любила ее, очень любила! И на самом деле хотела, чтобы она вышла за Джорджа.
– Возможно, она была бы ему очень хорошей женой, не попадись на ее пути Виктор, – сказал Антони. – Мораль: милая девушка может обернуться страшной убийцей.
Ирис вздрогнула.
– И все это ради денег!
– Ты наивна, деньги многих толкают на преступления. Виктор, безусловно, действовал из-за денег. Руфь – отчасти из-за денег, отчасти ради Виктора и отчасти, я думаю, потому что она ненавидела Розмари. Да, она преодолела долгий путь к тому моменту, когда хладнокровно пыталась сбить тебя машиной, и пошла еще дальше, когда оставила Люциллу в гостиной, хлопнула входной дверью, а потом побежала к тебе в спальню. Как она выглядела? Нервничала?
Ирис задумалась.
– По-моему, нет. Она осторожно постучала, вошла, сказала, что обо всем договорилась, и спросила, как я себя чувствую. Я ответила «хорошо». Я была немного уставшей. Потом она взяла мой большой обтянутый резиной фонарь и сказала: «Какой славный фонарь», и после этого я ничего больше не помню.
– Конечно, не помнишь, дорогая, – сказал Антони, – потому что она слегка почесала тебе затылок твоим славным фонариком. Потом она с комфортом положила тебя у газовой горелки, плотно закрыла окна, включила газ, замкнула дверь, засунула под нее ключ, прикрыла половиком щель, чтобы не просачивался воздух, и спокойно спустилась по лестнице. Мы с Кемпом едва успели спрятаться в ванной комнате. Потом я побежал к тебе, а Кемп незаметно последовал за Руфью, она направилась к машине – знаешь, я сразу почувствовал подвох, когда она пыталась нам доказать, что приехала на автобусе и в метро.
Ирис содрогнулась.
– Это чудовищно – знать, что тебя хотели зверски убить. Значит, она всей душой меня ненавидела?
– О, я бы этого не сказал. Мисс Руфь Лессинг – очень деловая молодая женщина. Она уже пыталась совершить два убийства, и ей в голову бы не пришло просто так рисковать своей шеей. Не сомневаюсь, Люцилла Дрейк проболталась о твоем решении выйти за меня замуж, как только будет сделано предложение, в таком случае нельзя было терять ни минуты. После свадьбы я, а не Люцилла, стал бы твоим ближайшим родственником.
– Бедная Люцилла. Мне ее ужасно жаль.
– И мне тоже. Она безвредная, добрая женщина.
– А он уже арестован?
Антони посмотрел на Рейса, тот кивнул.
– Сегодня утром при посадке в Нью-Йорке.
– А он бы потом женился на Руфи?
– Она носилась с этой мыслью. Думаю, она бы обкрутила его.
– А ты знаешь, Антони, деньги не привлекают меня.
– Великолепно, дорогая, мы сумеем найти им достойное применение. У меня достаточно денег, чтобы прожить и обеспечить своей жене необходимый комфорт. А твои деньги, если не возражаешь, мы пожертвуем детским домам, или будем бесплатно раздавать старикам табак, или… А как ты думаешь, не развернуть ли нам кампанию за обеспечение Англии более качественным кофе?
– Я немного оставлю себе, – сказала Ирис. – На случай, если мне в будущем захочется от тебя уйти.
– С хорошими мыслями ты вступаешь в супружескую жизнь. А кстати, ты так ни разу и не сказала: «Великолепно, Тони» или «Антони, какой же ты умный».
Полковник Рейс улыбнулся и встал.
– Собираюсь на чай к Фаррадеям, – объяснил он. В его глазах забегали едва заметные огоньки, когда он обратился к Антони:
– А вы не желаете?
Антони покачал головой, и Рейс направился к выходу. В дверях он задержался и бросил через плечо:
– Всего доброго.
– Вот она, – сказал Антони, когда закрылась за полковником дверь, – наивысшая британская похвала.
Ирис спокойно спросила:
– Он думал, что я это сделала?
– Не сердись на него, – сказал Антони. – Понимаешь, он видел столько красивых шпионок, воровавших секретные формулы, обольщавших генералов и выведывавших военные тайны, что душа у него огрубела и сделалась подозрительной. Он решил, что и ты, должно быть, такого же рода красавица.
– А почему ты так не подумал, Тони?
– Думаю, потому, что я люблю тебя, – весело проговорил Антони.
Вдруг лицо его изменилось, стало серьезным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Да, Антони?
– А между тем, – по всему было видно, что Антони с огромным удовольствием приближается к кульминационной точке своего повествования, – он сидел в «Люксембурге» за соседним с нами столиком со смышленой блондиночкой.
– Мужчина с отталкивающей внешностью?
– Ничего нет легче, чем сделать желтое, испещренное крапинками лицо, налитые кровью глаза, и человек становится совершенно другим. К тому же из всей нашей компании никто, кроме меня (за исключением, конечно, Руфи Лессинг), его никогда не видел – да и мне он был известен под другим именем! Во всяком случае, я сидел к нему спиной. Когда мы зашли в коктейль-бар, мне показалось, что я узнал человека, с которым знался в тюрьме и которого мы звали Мартышка Колеман. Но поскольку я теперь сделался в высшей степени респектабельным джентльменом, мне бы очень не хотелось, чтобы он меня узнал. К тому же у меня не было ни малейших подозрений, что Мартышка Колеман имеет какое-то отношение к этому преступлению, и меньше всего я предполагал, что он и Виктор Дрейк – это одно и то же лицо.
– Но я не понимаю, как он это все сделал. Это полковник Рейс вступил в разговор.
– Ничего нет легче. Во время кабаре он вышел позвонить и прошел мимо нашего стола. Дрейк работал актером и, что еще более важно, официантом. Наложить грим и сыграть роль Педро Моралеса для актера – детская забава, но чтобы ловко, изящно, походкой официанта, обойти стол, наполняя бокала шампанским, для этого нужны определенные знания и техника, которые могут быть только у человека, на самом деле работавшего официантом. Одно неловкое движение или шаг привлекли бы к нему наше внимание, но, приняв его за официанта, никто из нас не стал его разглядывать. Мы смотрели кабаре и не уделили внимания официанту, который был частью окружающей нас ресторанной обстановки.
– А Руфь? – после некоторого раздумья спросила Ирис.
Антони ответил:
– Без сомнения, не кто иной, как Руфь, положила пакет из-под цианида в твою сумочку – возможно, в туалете, в начале вечера. Эту технику она освоила еще в прошлом году, когда была убита Розмари.
– Мне всегда казалось странным, – сказала Ирис, – что Джордж не рассказал Руфи об этих письмах. Ведь он с ней обо всем советовался.
– Разумеется, он ей сказал – это уж прежде всего. Она знала, что он скажет. Потому и написала. План был тщательно разработан и сразу же оказал свое действие. Как опытный постановщик Руфь исключительно умело подготовила самоубийство номер два, и если бы Джорджу заблагорассудилось поверить, что ты убила Розмари, а потом, терзаемая страхом или угрызениями совести, покончила с собой, – но что ж, какое бы это имело для нее значение!
– И только подумать, я любила ее, очень любила! И на самом деле хотела, чтобы она вышла за Джорджа.
– Возможно, она была бы ему очень хорошей женой, не попадись на ее пути Виктор, – сказал Антони. – Мораль: милая девушка может обернуться страшной убийцей.
Ирис вздрогнула.
– И все это ради денег!
– Ты наивна, деньги многих толкают на преступления. Виктор, безусловно, действовал из-за денег. Руфь – отчасти из-за денег, отчасти ради Виктора и отчасти, я думаю, потому что она ненавидела Розмари. Да, она преодолела долгий путь к тому моменту, когда хладнокровно пыталась сбить тебя машиной, и пошла еще дальше, когда оставила Люциллу в гостиной, хлопнула входной дверью, а потом побежала к тебе в спальню. Как она выглядела? Нервничала?
Ирис задумалась.
– По-моему, нет. Она осторожно постучала, вошла, сказала, что обо всем договорилась, и спросила, как я себя чувствую. Я ответила «хорошо». Я была немного уставшей. Потом она взяла мой большой обтянутый резиной фонарь и сказала: «Какой славный фонарь», и после этого я ничего больше не помню.
– Конечно, не помнишь, дорогая, – сказал Антони, – потому что она слегка почесала тебе затылок твоим славным фонариком. Потом она с комфортом положила тебя у газовой горелки, плотно закрыла окна, включила газ, замкнула дверь, засунула под нее ключ, прикрыла половиком щель, чтобы не просачивался воздух, и спокойно спустилась по лестнице. Мы с Кемпом едва успели спрятаться в ванной комнате. Потом я побежал к тебе, а Кемп незаметно последовал за Руфью, она направилась к машине – знаешь, я сразу почувствовал подвох, когда она пыталась нам доказать, что приехала на автобусе и в метро.
Ирис содрогнулась.
– Это чудовищно – знать, что тебя хотели зверски убить. Значит, она всей душой меня ненавидела?
– О, я бы этого не сказал. Мисс Руфь Лессинг – очень деловая молодая женщина. Она уже пыталась совершить два убийства, и ей в голову бы не пришло просто так рисковать своей шеей. Не сомневаюсь, Люцилла Дрейк проболталась о твоем решении выйти за меня замуж, как только будет сделано предложение, в таком случае нельзя было терять ни минуты. После свадьбы я, а не Люцилла, стал бы твоим ближайшим родственником.
– Бедная Люцилла. Мне ее ужасно жаль.
– И мне тоже. Она безвредная, добрая женщина.
– А он уже арестован?
Антони посмотрел на Рейса, тот кивнул.
– Сегодня утром при посадке в Нью-Йорке.
– А он бы потом женился на Руфи?
– Она носилась с этой мыслью. Думаю, она бы обкрутила его.
– А ты знаешь, Антони, деньги не привлекают меня.
– Великолепно, дорогая, мы сумеем найти им достойное применение. У меня достаточно денег, чтобы прожить и обеспечить своей жене необходимый комфорт. А твои деньги, если не возражаешь, мы пожертвуем детским домам, или будем бесплатно раздавать старикам табак, или… А как ты думаешь, не развернуть ли нам кампанию за обеспечение Англии более качественным кофе?
– Я немного оставлю себе, – сказала Ирис. – На случай, если мне в будущем захочется от тебя уйти.
– С хорошими мыслями ты вступаешь в супружескую жизнь. А кстати, ты так ни разу и не сказала: «Великолепно, Тони» или «Антони, какой же ты умный».
Полковник Рейс улыбнулся и встал.
– Собираюсь на чай к Фаррадеям, – объяснил он. В его глазах забегали едва заметные огоньки, когда он обратился к Антони:
– А вы не желаете?
Антони покачал головой, и Рейс направился к выходу. В дверях он задержался и бросил через плечо:
– Всего доброго.
– Вот она, – сказал Антони, когда закрылась за полковником дверь, – наивысшая британская похвала.
Ирис спокойно спросила:
– Он думал, что я это сделала?
– Не сердись на него, – сказал Антони. – Понимаешь, он видел столько красивых шпионок, воровавших секретные формулы, обольщавших генералов и выведывавших военные тайны, что душа у него огрубела и сделалась подозрительной. Он решил, что и ты, должно быть, такого же рода красавица.
– А почему ты так не подумал, Тони?
– Думаю, потому, что я люблю тебя, – весело проговорил Антони.
Вдруг лицо его изменилось, стало серьезным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51