Губы, ягоды беру
У медведя на бору.
Медведь-костыль
На печи застыл.
Передохнули и снова:
Губы, ягоды беру...
[Губы - грибы]
Недолго погодя в сторожке открылась дверь, и на крылечке появился обходчик, истый человек и солдат в шинели. Ничего медвежьего в нем не было. Деревянную ногу до земли прикрывала штанина. Увидев наше недоумение, Ванька шепнул:
- Он же оборотень.
Обходчик неловко спустился с крылечка и, раздвигая густой малинник, пошел медленно на нашу песню. Тогда мы примолкли, потихоньку переменили место и оттуда грянули снова. Потом пела другая группа, беруны, а певуны собирали малину. И так менялись несколько раз. Обходчик наконец устал шарахаться в густом малиннике, обругал нас: - Чтоб вам, дьяволята, не было жизни ни в этом, ни в том свете! - и вернулся в сторожку.
Судя по голосу и резкой нескладной походке, он был так обозлен, что попадись кто-то из нас в руки ему, он, пожалуй, растоптал бы его своей деревянной ногой.
Мы вернулись домой с туесами, полными малины, и с сердцами, полными глупого торжества. Через день, когда назрела новая малина, мы опять явились к сторожке. Все делали, как накануне, пели, собирали, менялись. А обходчик почему-то не показывался. И вдруг кто-то сцапал меня сзади за шиворот, поднял выше своей головы и крикнул:
- А-га, попался, постреленыш! Вот шмякну тебя об пенек. Мы были среди выруба, кругом стояло множество пней.
Я завизжал, как поросенок под ножом. Все мои товарищи прыснули из малинника в лесную чащобу.
- Кто они, твои? - спросил обходчик про убежавших.
- Да, мои товарищи.
- Чего ты водишься с такими!..
- С какими?
- Бросили тебя на мой произвол. А если я впрямь шмякну тебя?
- Дяденька, не надо. Отпусти!
- Ладно, не шмякну, но не отпущу. - И он осторожно поставил меня наземь.
- А куда денешь?
- Сведу к отцу с матерью.
- Я добегу один.
- Нет уж, со мной надежней будет. - Он ухватил меня крепко за руку и повел к дороге.
По пути расспрашивал, откуда я, как зовут. Я назвался:
- Шкалик, Еж, Шпын.
- Это не имена, а собачьи клички. Ты не морочь меня.
- Я не морочу. Шкаликом зовут за малый рост, Ежом и Шпыном - за густущие, стоячие волосы.
Он потрогал мои волосы и похвалил:
- Верно сказано. А чей ты? Я назвал отца.
- Как же оно так, отец - первый человек в деревне, а ты на чужую малину польстился? Нехорошо это, ох, нехорошо!
- Малина не твоя, сама выросла, - сказал я.
- И моя. Я поливаю, подвязываю, обрезаю ее. Зачем тебе моя малина, своей нет, что ли?
- Есть, много. Только ребята говорят, что все чужое - огурцы, репа, ягоды - слаще своего.
- Неверно. Наоборот, самое сладкое свое, от своих рук. Попробуй посади, в земли) положи навозу, полей - язык откусишь.
Когда обходчик ввел меня в нашу избу, там обедали. Он поерошил мне шпын и спросил:
- Ваш парень?
- Опять чего-то напрокудил? - всполошилась мама. Но обходчик успокоил ее:
- Нет, нет. Все ладно, все хорошо, даже малинки набрал родителям. Только заплутался немножко, не туда забрел, пришлось выводить.
Страшный зверь медведь в обличье искалеченного солдата, каким считал я сторожа по своей детской глупости и доверчивости, обернулся для меня в добрейшего человека.
Мне стало стыдно-стыдно... Этот давний детский стыд потом удержал меня в жизни от многих нехороших поступков.
МЕДВЕДЬ-ПЧЕЛОВОД
Почти у каждого человека есть любимое, вернее сказать, навязчивое словечко. У меня, например, слово "Да". Поздороваюсь с кем-либо или попрощаюсь, расскажу ли что-то, а потом, через секунду, добавлю совершенно ненужное "Да-а".
Мой дед Федот Потапыч был в плену у словечка "Ужо". И оно украсило его как пожизненная кличка: дед Ужо, Федот Ужо.
Наряду с хлебопашеством он занимался еще пчеловодством. Было оно у дедушки изо всех дел самым хлопотливым и невыгодным.
- Чего ж ты занимаешься им?! - дивились соседи. Федот отвечал:
- Охота ужо пуще неволи. Любовь ужо сильнее тюрьмы. За нее, за любовь, многие в тюрьму идут. Так-то. Ужо.
На ближайшей к дому сенокосной поляне дедушка завел настоящий пчельник: посадил липы, посеял медоносные травы, поставил ульи - дуплянки, построил омшаник и огородил все забором. За этой большой заботой пошли малые, но постоянные - весной выставлять ульи на солнце, до поздней осени держать в порядке, на зиму прятать в омшаник, иногда брать из них мед, а иногда, наоборот, добавлять. И самое хлопотливое - хранить пасеку от вороватых охотников до чужого.
Сперва такие охотники поступали милостиво - брали только часть меду и ульи оставляли на местах. А потом... потом... Федот отлучился из пчельника до дому, охранять ульи оставил собачонку Жучку. Была она умнущая, крепко знала все собачье дело. И вдруг залилась таким лаем, какой полагался только на медведя. Федот обратно на пчельник.
А там... Ворота сломаны, ульев штук пять повалено, одного нет совсем. Жучка заливается уже далеко от пасеки в лесу. И туда ведет явный медвежий след. Федот схватил топор и по этому следу. Ружья у него не бывало в руках, всегда занимался только самыми мирными делами: сеял хлеб да водил пчел.
Версты через две догнал вора. Обняв улей передними лапами, большущий медведь шастал на одних задних совсем как человек. У реки на полянке он остановился, сломал надвое улей и начал жрать, что было в нем - воск, мед, пчел. Жрал все сразу. Жучка яро лаяла. Медведь будто и не замечал ее. Но, увидев дедушку, поднялся на задние лапы и зарычал так громко и грозно, как могут только медведь да гром в небе. Жучка, поджав хвост, кинулась к деду, а дед кинулся домой.
С той поры медведь то и дело появлялся около пасеки. Дедушке не было отдыха ни днем ни ночью.
- Надо убить косолапого, - твердили кругом все охотники. А дед не соглашался.
- Я ни ружья, ни рогатины не брал в руки.
- Мы подмогнем, мы на него облавой, - твердили охотники.
- Не, не, - отмахивался дед. - И сам не пойду, и вам не позволю. Медведь-то мой. Одного убьешь - другой придет, тут медведей полон лес.
- И другого убьем, - храбрились охотники.
- А я не хочу злить медвежий народ. Нам долго ошшо жить рядом с ним. Нельзя ужо злить. Я попробую уладить мирком да ладком, - воркотал дедушка.
И тянулось так два лета. Медведь за это время унес еще три дуплянки, с полдесятка дымокуров, выломал широко вокруг пасеки все гнилые пни. Видя, что дедушка часто возится с дымокурами и деревянным гнильем, он, знать, думал и в них отыскать мед.
Дедушка похудел и потемнел лицом от недосыпа и думы, как избыть медвежью напасть. В конце второго лета дедушка вдруг начал светлеть и повторять веселей прежнего:
- Уладим ужо. Уладим мирком да ладком.
Я попробовал выспросить, что он придумал, но дед оборвал меня:
- Учись ждать. Торопятся только блох ловить. Ужо.
В ту осень я поступил учиться в соседнее село и не мог видеть всего, что делал дедушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18