Потом избрали двенадцать заседателей: шесть ребят и шесть девчат. Когда я увидел, что в заседатели вошли Володька Шмерц и Юшка Громов и еще некоторые их приятели, я решил, что мне несдобровать.
Суд открыл Сережка Блинов. Он сказал:
- Слушается дело по обвинению Кости Рябцева в том, что он организовал совершенно недопустимую в школе возню с потерпевшей Еленой Орловой. Костя Рябцев, ты сознаешься в этом?
- В чем? - спросил я. - Что возился - признаю, но преступления не вижу. Жмали все.
- Кто все?
- Все ребята.
- А ты был предводителем и инициатором?
- Ничего подобного.
- Кто же, по-твоему, был инициатором?
- Никто. Просто жмали и жмали. Это - такая игра.
- Но ведь в игре бывают предводители: например, капитан в футбольной команде.
- Футбол - игра организованная, а это - неорганизованная.
- Ну, хорошо. Пока довольно. Лена Орлова, ты признаешь себя потерпевшей?
Пышка молчит.
- Ну что же, Орлова? - официальным тоном спрашивает Сережка. - Тебя все ждут.
- Он жмал, - пищит Пышка еле слышным голосом.
Все как захохочут. Сережка зазвонил в колокольчик.
- Публика, ведите себя приличней, иначе очищу зал заседаний. Итак, Орлова, ты считаешь себя потерпевшей.
- Да ничего подобного! - заорал Колька Палтусов из публики. - Просто она признает, что жмал.
- Палтусов, еще одно восклицание - и ты уйдешь из зала заседания. Что же, Орлова, это тебе приятно было?
- Неприятно, - пищит Пышка.
- Так почему же ты не обращалась к дежурному шкррр... школьному работнику?
- Боялась.
- Чего боялась?
- Да-а, чего... - пищит Пышка, - а вздуют.
Все опять захохотали. Сережка говорит:
- Это вздор, Орлова. Где это ты видела у нас в школе, что мальчики бьют девочек?
- Сколько раз, - отвечает Пышка.
- Разрешите мне вопрос, - ввязалась Зин-Пална из публики. - Скажите, Орлова, а почему эти драки не доводятся до сведения школьных работников и почему никто о них не знает?
- Да ведь это игра, - отвечает Пышка. - А бывает, что девочки бьют мальчиков.
- Ну, пока довольно, Орлова, - сказал Сережка Блинов. - Теперь свидетели. Суд вызывает только одну свидетельницу: гражданку Каурову, которая была в этот день дежурным шкррр... школьным работником. Елена Никитишна, что вы можете сказать по этому делу?
- Я могу сказать то, - говорит Елникитка, - что Рябцев, как мальчик безнравственный, несомненно, был во главе той шайки, которая нападала на Орлову. То, что и он и Орлова называют игрой, вовсе не игра, а безобразие. В школе это недопустимо. Если бы это был не Рябцев, еще можно было бы думать, что тут невинная детская шалость. Но о Рябцеве существуют другие сведения.
- Ну, о других сведениях мы говорить не будем, - сказал Сережка. Кто еще желает дать свидетельские показания?
- Я, - говорит Колька Палтусов.
- Что же ты можешь сказать? Да говори поскорей.
Тут вдруг - Сильва:
- Я выношу протест, что председатель подгоняет свидетелей.
- Ну ладно, - отвечает Сережка. - Всем нечего тянуть. Говори, Палтусов.
- Ну вот, - начал Колька. - Я тоже в этом участвовал и не понимаю, почему судят одного Рябцева. Была обыкновенная возня, и если судить, то придется судить всю школу по нескольку раз в день. Пускай сами шкрабы вспомнят, возились они или нет, когда были маленькие или хотя бы во второй ступени...
- Говори: школьные работники, Палтусов, - поправил Сережка.
- Ну, школьные работники, это все равно. И в литературе написано, как возились. Только им раньше была дана большая власть, и за возню учителя в старой школе избивали и драли ребят, а теперь - нельзя, вот они и придумали суд...
- Суд никто не придумывал, - строго перебил Сережка. - Суд есть организованная форма советской общественности. Ну, довольно. Слово предоставляется обвинителям. Александр Максимович, пожалуйста...
И вдруг Алмакфиш неожиданно заявляет:
- Я отказываюсь от слова, потому что дело и так ясное.
Все посмотрели на него с недоумением. После этого выступила Нинка Фрадкина - второй обвинитель.
- Я, - говорит, - требую, чтобы Костю Рябцева обязательно наказали как можно строже: например, выгнали бы из школы. Потому что у него руки не на привязи и он не может пройти мимо девочки, чтобы не вытянуть ее по спине...
- А сама-то на прошлой неделе меня за волосы дернула, - говорю я.
- Подсудимый, твоя речь впереди, а сейчас молчи, - это Сережка.
- Я - один раз, а ты меня - сколько раз, - говорит Нинка. - Потом он - верно - постоянно устраивает жманье Лены Орловой. Они все говорят, что им нравится, как она пищит. Ну, а если им нравится, как я ору или как я хлопаю их по щекам туфлей, то они меня тоже будут жмать? А это безобразие, если они всех девочек начнут жмать. Поэтому я требую примерного наказания для Рябцева, и если не из школы исключить, то, по крайней мере, дать ему сто задач по математике и чтобы он все их решил в неделю.
- Ученьем не наказывают, - говорит Сережка. - Теперь пусть говорят защитники. Ты, что ли, Дубинина, первая.
- Могу и я, - говорит Сильва и вскочила с места.
Поглядел я на нее - и не узнал: глаза горят, волосы закудрявились и растрепались.
- Если, - говорит, - исключать Рябцева, то нужно исключить и всех остальных мальчиков. Пусть остаются одни девчата. Потому что и Фрадкина, которая обвиняла Рябцева, и все остальные прекрасно понимают, что не Рябцев один виноват, а все мальчики. В коридорах и в зале идет постоянная возня, и не разберешь, кто кого колотит или кто с кем возится. Но здесь мы пойдем против идеологии Советской власти, которая ввела совместное обучение для того, чтобы раскрепостить женщину и установить равенство полов. Конечно, может, Рябцев рукоприкладствует чаще, чем другие, но из этого еще не следует, что мы должны нарушать установленный революцией порядок и отделять девочек от мальчиков. Почему ко мне никто никогда не лезет ни с любезностями, ни с колотушками? Потому что я этого не желаю и никогда не допущу. Так же и другие. Вместо приговора Рябцеву я предлагаю вынести приговор всем девчатам, которые любят возню, а потом предлагают других исключить...
- Теперь Николай Петрович, - говорит Сережка.
- Мне, пожалуй, после Дубининой говорить больше нечего, - сказал Никпетож. - Но все же я могу добавить. В каждом человеке борются два начала: доброе и злое. Люди в свое время воплотили это в противопоставление: бог и черт, свет и тьма и так далее. И в литературе это отразилось. Например, есть такая драма Шекспира: "Король Генрих". Там описывается, как принц Генрих водит знакомство с пьяницей и распутником Фальстафом, нападет вместе с ним на прохожих, кутит и все такое прочее. Но вот Генрих становится королем, Фальстаф спешит к нему, думая, что теперь-то Генрих наградит его и опять начнет кутить безо всякого удержу, но тут-то Фальстаф и ошибается: Генрих едва вспоминает Фальстафа - и то как тяжелый, кошмарный сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61