Вот отведу тебя к хозяйке, будешь у нее прощения просить.
- Ой, только не это! - взмолился леший. - Лучше на месте убей, только к старухе не веди...
Удивился добрый молодец. Невдомек ему, отчего леший так хозяйки хутора боится, а тот со страху аж мелкой дрожью трясется да все приговаривает:
- Только не к старухе! Только не к старухе...
Вдруг слышится Саверию, будто бы неподалеку в бурьянах кто-то плачет. Присмотрелся, в темноте лешаиху разглядел. Вот уж страшна-то, слов не подобрать, а плачет... до того жалобно.
- Отпусти муженька моего, - просит. - Лешаенок дома дожидается. Совсем разболелся сыночек наш, ему бы супчика куриного. Для поправления здоровья.
- А где же дом ваш?
- Да вон за осинами пень в землю врос, под ним и живем, - отвечает лешаиха и опять в слезы.
- Жалко мне лешаенка вашего, - говорит Саверий, - да только воровать-то не годится. Вы у хозяйки добром попросите. Нешто для больной дитяти курицу не даст?
Тут он сжалился, лешего отпустил, а тот спрашивает:
- Ты, добрый человек, хрюковку на хуторе не пил?
- Не пил, - отвечает молодец. - А зачем тебе это знать надобно?
- Да мне-то незачем, - отвечает леший. - А вот тебе надо бы этой самой хрюковки остерегаться. Старуха-то, поди, наливочку попить уговаривала?
- И впрямь уговаривала. А откуда ведомо тебе, что уговаривала?
- А оттуда, что она всех уговаривает. Как ты думаешь, откуда на хуторе столько свиней? Не догадываешься? Так знай же, что каждый, кто хрюковку пригубит, уже оторваться от нее не может, пока допьяна не напьется. А как напьется, свалится, заснет, так в самую настоящую свинью превращается! Вот недавно обоз из города приезжал, а теперь все в хлеву. Так-то!
Тут Саверия как громом поразило, стоит словно вкопанный, призадумался, а леший, недолго думая, курицу из сарая вытащил и бьл таков.
Ну и ну! Вот незадача! Как быть? Вернулся молодец в избу, хрюковку из кувшина в окно вылил, а вместо нее ягодный взвар налил.
Но вот утро наступило. Хозяйка опять гостя потчует, наливочку предлагает, а он и говорит:
- И впрямь, надо бы хрюковки отведать. Только я к спиртному непривычный, а потому ты, хозяюшка, наливочку в погребе остуди - иначе не выпью.
То-то радость старухе! Тут же люк в погреб открыла, лесенку туда спустила, кувшин в холодок, в самый уголок примостила. А к обеду из погреба его достала, на стол поставила.
Саверий взвар в чарку налил, выпил, для вида поморщился, еще наливает. А хозяйка глаз с него не сводит, не нарадуется.
- Пей, милый, - приговаривает, а сама его по спине поглаживает, по бокам похлопывает. - Теперь не остановишься. Тебе у меня сытно будет. И каши, и картошки, и моркови - всего вдосталь. К осени хорош будешь...
А молодец смекает: "Видать, не обманул меня леший. Старуха, поди, уже за борова меня посчитала".
Но вот кувшин иссяк, а гость трезв как стеклышко, просит еще наливочки охладить.
- Ну и крепок же ты, мил человек, - удивляется хозяйка. - Этак хрюковки не напасешься.
Но делать нечего, нацедила в кувшин все остатки из бочки да опять под пол полезла, чтобы в холодок-то его поставить. Только вниз спустилась, а гость тут как тут, лесенку из погреба вытащил, люк захлопнул.
- Посиди, - говорит, - в холодке, хозяюшка, сама хрюковки попей, а с меня хватит.
- Как так "хватит"? - удивляется старуха. - Быть того не может! Вот как напьешься, с ног свалишься, тогда и хватит.
Он молчит-помалкивает, ни слова в ответ, а она его все одуматься уговаривает. Вначале уговаривала, потом грозиться, стращать стала, ну а под вечер взмолилась, чтобы простил он ее, из-под пола выпустил.
- Выпущу, - отвечает молодец, - коли расскажешь, откуда наливочку берешь, да научишь, как погубленным людям облик человеческий вернуть, да побожишься, что впредь хрюковкой промышлять не будешь.
Пришлось рассказать хозяйке о той самой травке-хрюковке, из которой наливочка готовится. Травка низенькая, мшистая, серенького цвета да с крохотными цветочками, чахлыми, блеклыми, белесыми. Растет она неподалеку, на опушке леса возле болотца, но днем ее не собрать - больно уж неприметная. А вот ночью - самое время, потому что цветочки у травки в темноте искорками мерцают, огонечками так и играют, ни с чем их не спутаешь.
Пришлось побожиться старухе, что впредь хрюковкой баловать не будет, ни единой души человеческой более не погубит. А коли нарушит свое обещание, то пусть, мол, Саверий собственноручно ее убьет, а уж на том свете черти о ней позаботятся, огня да кипящего масла не пожалеют.
- А как людям облик человеческий вернуть? - настаивает Саверий. Сказывай! Иначе не выпущу, так в погребе и останешься.
- Вот чего не знаю, того не знаю. Кто хрюковки испил, тот уже и не человек. Вот разве что совесть в нем проснется, разве что стыд одолевать будет, что напился допьяна.
Выслушал Саверий хозяйку, из дома вышел, отправился на поляну, где травка-хрюковка росла, да всю-то ее из земли повыдергивал, благо уже стемнело и цветочки хрюковки словно бисер под ногами поблескивали. Потом в избу вернулся, люк отворил, лестницу в погреб спустил да вышел вон, но на всякий случай рогатину с собой прихватил.
Не удосужился он в погреб-то заглянуть, а коли заглянул бы, то увидел бы там не старушку-хозяюшку, а здоровенную волчицу. Волчица из-под пола выкарабкалась, вслед гостю посмотрела, хотела было на него наброситься, но передумала - рогатины побоялась.
А он хлев отворил, свиней наружу выпроводил да погнал их в город, домой. Идут себе свинюшки, похрюкивают, ушами похлопывают. Тут и заря занялась. Вот ранние птички запели, и туманы заклубились. Повсюду роса блестками заиграла. Вот лесное озерцо, чистое, ровное. Свиньи воду почуяли, свернули к озеру напиться. Подошли, отражение свое увидели да заплакали, заголосили, пожалели о том, что хрюковки отведали. "Как же мы до жизни-то такой дошли? - сокрушаются. - Как же мы теперь домой-то явимся, на глаза нашим женам да деточкам? Срам-то какой! Кабы знать наперед, так лучше бы хмельного и в рот не брать!" И надо же, постыдились, посовестились они и тут же опять людьми стали. Вот радость, вот счастьето! Обнимают друг друга, поздравляют, Саверия благодарят.
Тут он их в город отправил, наказал обо всем князю доложить, а сам обратно пошел - сундуки с богатствами искать. "Вот коли найду сокровища, - размышляет, - тогда, глядишь, князь меня и простит, смилостивится".
Идет себе с рогатиной на плече, через час-другой с хутором поравнялся. "Дай, - думает, - к лешему загляну. Глядишь, что-нибудь путное подскажет". Прошел через осинник, пень большой разыскал, рогатиной по нему постучал.
Вылез леший, тот самый, что у старухи курицу уволок, оглядел Саверия и говорит:
- Надо же, живой! А мы-то думали, что хозяйка тебя загрызла.
- Как загрызла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
- Ой, только не это! - взмолился леший. - Лучше на месте убей, только к старухе не веди...
Удивился добрый молодец. Невдомек ему, отчего леший так хозяйки хутора боится, а тот со страху аж мелкой дрожью трясется да все приговаривает:
- Только не к старухе! Только не к старухе...
Вдруг слышится Саверию, будто бы неподалеку в бурьянах кто-то плачет. Присмотрелся, в темноте лешаиху разглядел. Вот уж страшна-то, слов не подобрать, а плачет... до того жалобно.
- Отпусти муженька моего, - просит. - Лешаенок дома дожидается. Совсем разболелся сыночек наш, ему бы супчика куриного. Для поправления здоровья.
- А где же дом ваш?
- Да вон за осинами пень в землю врос, под ним и живем, - отвечает лешаиха и опять в слезы.
- Жалко мне лешаенка вашего, - говорит Саверий, - да только воровать-то не годится. Вы у хозяйки добром попросите. Нешто для больной дитяти курицу не даст?
Тут он сжалился, лешего отпустил, а тот спрашивает:
- Ты, добрый человек, хрюковку на хуторе не пил?
- Не пил, - отвечает молодец. - А зачем тебе это знать надобно?
- Да мне-то незачем, - отвечает леший. - А вот тебе надо бы этой самой хрюковки остерегаться. Старуха-то, поди, наливочку попить уговаривала?
- И впрямь уговаривала. А откуда ведомо тебе, что уговаривала?
- А оттуда, что она всех уговаривает. Как ты думаешь, откуда на хуторе столько свиней? Не догадываешься? Так знай же, что каждый, кто хрюковку пригубит, уже оторваться от нее не может, пока допьяна не напьется. А как напьется, свалится, заснет, так в самую настоящую свинью превращается! Вот недавно обоз из города приезжал, а теперь все в хлеву. Так-то!
Тут Саверия как громом поразило, стоит словно вкопанный, призадумался, а леший, недолго думая, курицу из сарая вытащил и бьл таков.
Ну и ну! Вот незадача! Как быть? Вернулся молодец в избу, хрюковку из кувшина в окно вылил, а вместо нее ягодный взвар налил.
Но вот утро наступило. Хозяйка опять гостя потчует, наливочку предлагает, а он и говорит:
- И впрямь, надо бы хрюковки отведать. Только я к спиртному непривычный, а потому ты, хозяюшка, наливочку в погребе остуди - иначе не выпью.
То-то радость старухе! Тут же люк в погреб открыла, лесенку туда спустила, кувшин в холодок, в самый уголок примостила. А к обеду из погреба его достала, на стол поставила.
Саверий взвар в чарку налил, выпил, для вида поморщился, еще наливает. А хозяйка глаз с него не сводит, не нарадуется.
- Пей, милый, - приговаривает, а сама его по спине поглаживает, по бокам похлопывает. - Теперь не остановишься. Тебе у меня сытно будет. И каши, и картошки, и моркови - всего вдосталь. К осени хорош будешь...
А молодец смекает: "Видать, не обманул меня леший. Старуха, поди, уже за борова меня посчитала".
Но вот кувшин иссяк, а гость трезв как стеклышко, просит еще наливочки охладить.
- Ну и крепок же ты, мил человек, - удивляется хозяйка. - Этак хрюковки не напасешься.
Но делать нечего, нацедила в кувшин все остатки из бочки да опять под пол полезла, чтобы в холодок-то его поставить. Только вниз спустилась, а гость тут как тут, лесенку из погреба вытащил, люк захлопнул.
- Посиди, - говорит, - в холодке, хозяюшка, сама хрюковки попей, а с меня хватит.
- Как так "хватит"? - удивляется старуха. - Быть того не может! Вот как напьешься, с ног свалишься, тогда и хватит.
Он молчит-помалкивает, ни слова в ответ, а она его все одуматься уговаривает. Вначале уговаривала, потом грозиться, стращать стала, ну а под вечер взмолилась, чтобы простил он ее, из-под пола выпустил.
- Выпущу, - отвечает молодец, - коли расскажешь, откуда наливочку берешь, да научишь, как погубленным людям облик человеческий вернуть, да побожишься, что впредь хрюковкой промышлять не будешь.
Пришлось рассказать хозяйке о той самой травке-хрюковке, из которой наливочка готовится. Травка низенькая, мшистая, серенького цвета да с крохотными цветочками, чахлыми, блеклыми, белесыми. Растет она неподалеку, на опушке леса возле болотца, но днем ее не собрать - больно уж неприметная. А вот ночью - самое время, потому что цветочки у травки в темноте искорками мерцают, огонечками так и играют, ни с чем их не спутаешь.
Пришлось побожиться старухе, что впредь хрюковкой баловать не будет, ни единой души человеческой более не погубит. А коли нарушит свое обещание, то пусть, мол, Саверий собственноручно ее убьет, а уж на том свете черти о ней позаботятся, огня да кипящего масла не пожалеют.
- А как людям облик человеческий вернуть? - настаивает Саверий. Сказывай! Иначе не выпущу, так в погребе и останешься.
- Вот чего не знаю, того не знаю. Кто хрюковки испил, тот уже и не человек. Вот разве что совесть в нем проснется, разве что стыд одолевать будет, что напился допьяна.
Выслушал Саверий хозяйку, из дома вышел, отправился на поляну, где травка-хрюковка росла, да всю-то ее из земли повыдергивал, благо уже стемнело и цветочки хрюковки словно бисер под ногами поблескивали. Потом в избу вернулся, люк отворил, лестницу в погреб спустил да вышел вон, но на всякий случай рогатину с собой прихватил.
Не удосужился он в погреб-то заглянуть, а коли заглянул бы, то увидел бы там не старушку-хозяюшку, а здоровенную волчицу. Волчица из-под пола выкарабкалась, вслед гостю посмотрела, хотела было на него наброситься, но передумала - рогатины побоялась.
А он хлев отворил, свиней наружу выпроводил да погнал их в город, домой. Идут себе свинюшки, похрюкивают, ушами похлопывают. Тут и заря занялась. Вот ранние птички запели, и туманы заклубились. Повсюду роса блестками заиграла. Вот лесное озерцо, чистое, ровное. Свиньи воду почуяли, свернули к озеру напиться. Подошли, отражение свое увидели да заплакали, заголосили, пожалели о том, что хрюковки отведали. "Как же мы до жизни-то такой дошли? - сокрушаются. - Как же мы теперь домой-то явимся, на глаза нашим женам да деточкам? Срам-то какой! Кабы знать наперед, так лучше бы хмельного и в рот не брать!" И надо же, постыдились, посовестились они и тут же опять людьми стали. Вот радость, вот счастьето! Обнимают друг друга, поздравляют, Саверия благодарят.
Тут он их в город отправил, наказал обо всем князю доложить, а сам обратно пошел - сундуки с богатствами искать. "Вот коли найду сокровища, - размышляет, - тогда, глядишь, князь меня и простит, смилостивится".
Идет себе с рогатиной на плече, через час-другой с хутором поравнялся. "Дай, - думает, - к лешему загляну. Глядишь, что-нибудь путное подскажет". Прошел через осинник, пень большой разыскал, рогатиной по нему постучал.
Вылез леший, тот самый, что у старухи курицу уволок, оглядел Саверия и говорит:
- Надо же, живой! А мы-то думали, что хозяйка тебя загрызла.
- Как загрызла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65