- Сальдо - бульдо! - восторженно воскликнул старик. - До закатной пенсии дожил, а вот сроду не обращал внимания, что эта прозаическая трава, именуемая иван-чаем, обладает такой красотой. Что там говорить, чудеса, да и только! Доподлинная новогодняя елка! А какая медоносная! Вон, посмотрите, на венчике, наподобие росы-медвяницы, сочится нектарный сок!
Он протянул мне душистый малиновый султанчик.
- Эх, сальдо-бульдо! - продолжал Николай Панкратович. - Вот вернусь из этой геологической командировки, куплю дачу с садом, клумбу разобью с голландскими тюльпанами, а остальную землю обязательно засею кипреем. Пчел заведу и буду бесплатно угощать всех уличных ребятишек целебно-пользительным сотовым медом. Эх, дожить бы, сальдо-бульдо!
Старик размечтался. А над палатками, как на пасеке, висел крепкий, хмельной аромат кипрейного меда, да воздух неумолчно дрожал от звонкого гудения таежных "пчел", то бишь комаров.
Шалунья
Теперь Чернушка знала одно - играть. Разбежится по брезентовому полу, кажется, не остановится, но не успеешь и глазом моргнуть, как уже мчится назад. И снует, мелькает, неугомонная, словно ткацкий челнок. Или начнет кувыркаться, ловя зубами кончик своего хвоста. Или принималась прыгать козленком. А то вдруг подскакивала вверх, перевертывалась, точно акробатка. Движения у нее резкие, порывистые, но изящные, непринужденные. Очень любила она играть с веревочками и всякими тесемками-завязками: теребила, дергала их зубами, раскачивала "ручонками". Когда уж больно расшалится, цыкнешь на нее грозно, она вздыбит трубой хвост, взъерошится - и скорей в угол. Смотришь, воровато выглядывает из-под каких-нибудь вещей.
Особенно ей нравилось кружиться спиралями по гладкому опорному столбу, гоняясь за моей рукой, будто котенок за шариком. Уж как она извивалась, пытаясь поймать лапами ускользающие пальцы! Вот наконец поймала, урчит, воркует, а глазенки так и сверкают от восторга.
Белочка всех полевиков удивляла тем, что мгновенно отзывалась на свою кличку. Слух у нее был чуткий, конечно, только тогда, когда бегала. Спала же она по-прежнему очень крепко. Я обычно подходил к закрытой палатке и тихонько звал: "Чернушка! Чернушка!" Она подскакивала к "двери" и скребла коготками. Я звал громче: "Чернушка! На-ка! На-ка!" Она царапала брезент еще сильней, барабанила лапками, визгливо укала значит, сердилась. Откидываю борта палатки, белочка радостно прыгала на меня, мурлыкала, просила кедровых орехов.
Очень любил заниматься с белочкой и Николай Панкратович. Он насыпал в просторный боковой карман своей "робы" кедровых орехов, пускал туда Чернушку, а сам усаживался возле палатки на ствол вывороченной лиственницы. И старик смотрел на малиновые кисти цветущего кипрея, на огромные парашютные зонты белоснежных дудников. Чернушка выскакивала из-за пазухи, усаживалась ему на плечо и грызла орешки. Николай Панкратович ласково поглаживал белочку, теребил ей кисточки, трогал пышный хвост. Он знал: беспокойная, игривая зверюшка не убежит в тайгу, в дремучие заросли пестрого разнотравья. Она не покинет "ореховую кладовку". Нащелкавшись вдоволь, будет перепрятывать, совать орешки, куда вздумается: за шиворот, в рукава и даже... под густущую длинную бороду старика. Николай Панкратович только морщился от удовольствия, ворчливо обзывал Чернушку "плутовкой" и "расхитительницей".
Потом с белочкой на плече Повеликин степенно прогуливался вдоль кромки кипрейных полянок. Он ласково поглаживал метельчатые султанчики иван-чая, заботливо расправлял острые загнутые стружками концы длинных, как ланцеты, темно-зеленых листьев, срывал, рассыпая на ладони, шелковистые малиновые лепестки.
В дождливую скуку
Дождь и дождь. Тайга раскисла, растворилась в мутных водянистых брызгах. Крылья палатки, не выдержав тяжести, провисли и сморщились; в маленькой четырехместной палатке стало тесней. Чуть заденешь головой за мокрую "крышу", через брезент, как сквозь решето, посыплются крупные холодные капли, затем побегут ручейки - и уж ничем не остановишь эту течь.
Комары пропали, поэтому мы убрали марлевые пологи. Лежали на хвойных ветках, прижавшись друг к другу, чтобы теплей было, и скорчившись, чтоб не прикасаться к стенкам палатки. Храпим во всю ивановскую, наслаждаясь желанным отдыхом. Корявые болотистые маршруты и хлопотливые перекочевки всем уже до чертиков надоели.
На второй день мы занялись камералкой: заворачивали в бумагу образцы горных пород, взятых из речных валунов, и гальку, более подробно заполняли каталоги металлометрических проб, приводили в порядок походные дневники. А я, кроме того, составлял сводную геологическую карту, то есть, лежа на животе, разрисовывал цветными карандашами топографическую карту. Столом мне служил ровный лист толстой авиационной фанеры. Я обратил внимание, что Павел пристально наблюдал за мной.
- Ишь ты, напестрили, будто весенний луг нарисовали.
Я терпеливо принялся разъяснять Павлу, что коричневым цветом закрашены места, где залегают девонские породы, в которых могут быть пласты фосфоритов и гипса, что фосфориты необходимы для производства сельскохозяйственных удобрений, а гипс - для химической и строительной промышленности. А вот синим цветом закрашены выходы габбро-долеритов. Я показал Павлу кусок этой темно-серой кристаллической породы.
- А габбро-долериты для чего нужны?
- Слыхал про Норильск?
- Еще бы! Даже бывал там. Большой город!
- Так вот, именно в Норильске в габбро-долеритах залегают руды, из которых добывают медь, никель, кобальт, платину и еще множество редких металлов.
- Выходит, ваша карта применяется для поисков полезных ископаемых?
- Совершенно правильно, Павел!
- Чудно! Эх, найти какой-нибудь драгоценный богатый клад, чтоб на сто лет хватило! Подумать только, по нашей указке построят город! Аж дух захватывает, до чего же это здорово!
...А дождь шуршит и шуршит, без умолку отбивает нудную чечетку. Все промокло: и одежда, и постель. Хмуро, мрачно. Уныло. Ни обогреться, ни обсушиться. И нет ничего, чем бы заглушить вынужденную скуку. Мы всем пожертвовали ради работы - газетами, книгами, телевизорами, магнитофонами...
Дождь лил не переставая. Черные тучи казались бездонными плывущими озерами. Чтобы развеять скуку, мы играли в карты, в шашки и домино. Но вскоре и игры осточертели. Совсем невмоготу стало от затянувшегося ненастья.
Павел вдруг, накинув плащ, выбежал с топором на улицу. Вскоре он воткнул посредине палатки в хлюпающий грунт пышную елку.
- А ну, вытаскивайте из спального мешка Чернушку! Нечего ей там делать! - И он посадил белочку на дерево.
Чернушка зябко поежилась, затем умылась, приладила шерстку и вдруг весело замелькала по зеленым пахучим веткам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29