Это он выкручивал руки и избивал Нину. Это он мучил Евгения, Зою, Машеньку...
Зина стояла перед ним в разорванном полушалке и в расстегнутой черной шинельке. А гестаповец смотрел на нее каким-то стылым взглядом и молчал. Так Зина стояла перед ним одну минуту, другую, третью. Самое непостижимое и страшное заключалось в том, что гестаповец ничего не спрашивал, только глядел на нее. Глядел пытливо ей в глаза, словно ощупывая острыми, черными зрачками.
Вот он расстегнул кобуру, вынул массивный пистолет, очевидно для устрашения. Положив сбоку перед собой на стол, прикрыл листом бумаги.
- Шваль! - вдруг громко, как-то трескуче крикнул он, рванувшись с кресла.
От неожиданности Зина вздрогнула, вытянулась. "Бить будет", - невольно подумала она. Но он бить не стал. Видимо удовлетворенный ее испугом, гестаповец неожиданно чисто произнес по-русски:
- В каком партизанском отряде ты была?
- Я не была в партизанском отряде, - ответила Зина и снова повторила то, что твердила на допросах в Оболи.
Гестаповец недоверчиво глядел на нее.
И тут на дороге послышался шум подъехавшей машины. Гестаповец подошел к окну. А Зина, метнувшись к столу, схватила пистолет. Очевидно уловив шорох, офицер порывисто обернулся, но пистолет был уже в ее руке. Она нажала курок. Выстрела почему-то не слышала. Только увидела, как гестаповец, схватившись руками за грудь, свалился на пол, а второй, сидевший за боковым столом, вскочил со стула и трясущимися руками торопливо отстегивал кобуру револьвера. Она направила пистолет и на этого гестаповца и снова, почти не целясь, нажала курок.
Бросившись к выходу, Зина рванула на себя дверь, выскочила в соседнюю комнату и оттуда в полуоткрытую дверь коридора на крыльцо. Там она почти в упор выстрелила в часового. Выбежав из здания комендатуры, Зина вихрем помчалась вниз по тропинке, к реке.
"Только бы добежать до реки".
А сзади уже слышался шум погони...
"Почему они не стреляют?"
Совсем рядом рябилась от ветра серо-свинцовая гладь воды. За рекой чернел лес.
Она услышала звук автоматной стрельбы, и что-то колючее пронзило ногу. Зина упала на речной песок. У нее еще хватило сил, слегка приподнявшись, выстрелить... Последнюю пулю она берегла для себя.
Когда они подбежали совсем близко, она решила, что все кончено, и наставила пистолет себе на грудь. Нажала курок. Но выстрела не последовало: осечка. Фашист вышиб пистолет из ее слабеющих рук.
Глава двенадцатая
Делом обольской подпольщицы-партизанки теперь занимались гестаповцы чином выше, чем в Горянах. Зину сразу же перевезли в Полоцк. Допрашивали ее самые изощренные в жестоких пытках палачи. Больше месяца Зину избивали, загоняли под ногти иголки, жгли каленым железом. После пыток, едва она немного приходила в себя, ее снова приводили на допрос. Допрашивали, как правило, ночью. Ей обещали сохранить жизнь, если только юная партизанка во всем признается, назовет имена всех известных ей подпольщиков и партизан. И опять гестаповцы встречались с удивлявшей их непоколебимой твердостью этой упрямой девочки, которая в их протоколах именовалась "советской бандиткой".
Зина, измученная пытками, отказывалась отвечать на вопросы, надеясь, что так ее быстрее убьют. Смерть теперь ей казалась самым легким избавлением от пыток.
Однажды на тюремном дворе заключенные видели, как совсем седая девочка, когда ее вели на очередной допрос-пытку, бросилась под колеса проезжавшего грузовика. Но машину остановили, седую девчонку вытащили из-под колес и снова повели на допрос.
... В начале января в полоцкой тюрьме стало известно, что юная партизанка приговорена к расстрелу. Она знала, что утром ее расстреляют.
Вновь переведенная в одиночную камеру, свою последнюю ночь Зина провела в полузабытьи.
Она уже ничего не видит. У нее выколоты глаза... Фашистские изверги отрезали ей уши... У нее вывернуты руки, раздроблены пальцы... Неужели когда-нибудь придет конец ее мукам!.. Завтра все должно кончиться. И все же эти палачи ничего от нее не добились. Она давала клятву в верности Родине и сдержала ее. Она клялась мстить беспощадно врагу за то горе, которое он принес советским людям. И она отомстила как смогла.
Мысль о сестренке снова и снова заставляла трепетать ее сердце. "Милая Галочка! Ты осталась одна... Вспоминай меня, если останешься в живых... Мамочка, отец, помните свою Зину".
Слезы, смешиваясь с кровью, вытекали из изувеченных глаз - плакать Зина еще могла...
Наступило утро, морозное и солнечное... Приговоренных к расстрелу, их было шесть человек, вывели во двор тюрьмы. Кто-то из товарищей подхватил Зину под руки, помог идти. У тюремной стены, окруженной тремя рядами колючей проволоки, с раннего утра толпились старики, женщины с детьми. Одни принесли арестованным передачу, другие ждали, что среди узников, которых выводили на работу, они смогут увидеть и своих близких. Среди этих людей стоял парнишка в стоптанных валенках и разодранном в клочья ватнике. У него не было никакой передачи. Его самого только накануне выпустили из этом тюрьмы. Он был задержан во время облавы, когда пробирался из партизанской зоны к линии фронта. Посадили его в тюрьму за то, что при нем не было документов.
По укатанной белыми сугробами улице проехала повозка с бочкой - в тюрьму привезли воду.
Через несколько минут ворота раскрылись снова, и автоматчики-конвоиры вывели шесть человек. Среди них в седой и слепой девушке парнишка с трудом узнал свою сестру... Она шла, спотыкаясь босыми почерневшими ногами, по снегу. Какой-то черноусый мужчина поддерживал ее за плечи.
"Зина!" - хотел крикнуть Ленька. Но голос его прервался.
Зину вместе с другими приговоренными к смерти расстреляли утром 10 января 1944 года вблизи тюрьмы, на площади.
Эпилог
Весть о том, что Зины Портновой уже нет в живых, не скоро дошла до партизан, так как гитлеровцы предприняли мощное наступление на партизанский край. Сжатые в двухсоткилометровом огненном кольце, партизаны яростно защищались. Напряжение боев изо дня в день возрастало. Битва принимала все более ожесточенный характер, но кольцо смерти постепенно сужалось.
Население партизанского края почти поголовно снималось с мест и уходило вместе с партизанами.
Тех, кто не смог уйти, каратели расстреливали, жилые постройки сжигали. Все проселочные дороги, все лесные и болотные тропы были запружены беженцами. На небольшом пространстве теперь сосредоточивалось более сотни тысяч людей, обреченных врагом на смерть.
Горела земля, с треском валились расщепленные взрывами деревья. В сплошном грохоте, лязге танковых гусениц, пулеметной трескотне, реве пикировавших самолетов порой было трудно попять, день это или ночь. Вражеские орудия разных калибров били прямой наводкой и навесным огнем по партизанским позициям, а сверху, прижимая все живое к земле, лились огненные пулеметные струи, сыпались бомбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Зина стояла перед ним в разорванном полушалке и в расстегнутой черной шинельке. А гестаповец смотрел на нее каким-то стылым взглядом и молчал. Так Зина стояла перед ним одну минуту, другую, третью. Самое непостижимое и страшное заключалось в том, что гестаповец ничего не спрашивал, только глядел на нее. Глядел пытливо ей в глаза, словно ощупывая острыми, черными зрачками.
Вот он расстегнул кобуру, вынул массивный пистолет, очевидно для устрашения. Положив сбоку перед собой на стол, прикрыл листом бумаги.
- Шваль! - вдруг громко, как-то трескуче крикнул он, рванувшись с кресла.
От неожиданности Зина вздрогнула, вытянулась. "Бить будет", - невольно подумала она. Но он бить не стал. Видимо удовлетворенный ее испугом, гестаповец неожиданно чисто произнес по-русски:
- В каком партизанском отряде ты была?
- Я не была в партизанском отряде, - ответила Зина и снова повторила то, что твердила на допросах в Оболи.
Гестаповец недоверчиво глядел на нее.
И тут на дороге послышался шум подъехавшей машины. Гестаповец подошел к окну. А Зина, метнувшись к столу, схватила пистолет. Очевидно уловив шорох, офицер порывисто обернулся, но пистолет был уже в ее руке. Она нажала курок. Выстрела почему-то не слышала. Только увидела, как гестаповец, схватившись руками за грудь, свалился на пол, а второй, сидевший за боковым столом, вскочил со стула и трясущимися руками торопливо отстегивал кобуру револьвера. Она направила пистолет и на этого гестаповца и снова, почти не целясь, нажала курок.
Бросившись к выходу, Зина рванула на себя дверь, выскочила в соседнюю комнату и оттуда в полуоткрытую дверь коридора на крыльцо. Там она почти в упор выстрелила в часового. Выбежав из здания комендатуры, Зина вихрем помчалась вниз по тропинке, к реке.
"Только бы добежать до реки".
А сзади уже слышался шум погони...
"Почему они не стреляют?"
Совсем рядом рябилась от ветра серо-свинцовая гладь воды. За рекой чернел лес.
Она услышала звук автоматной стрельбы, и что-то колючее пронзило ногу. Зина упала на речной песок. У нее еще хватило сил, слегка приподнявшись, выстрелить... Последнюю пулю она берегла для себя.
Когда они подбежали совсем близко, она решила, что все кончено, и наставила пистолет себе на грудь. Нажала курок. Но выстрела не последовало: осечка. Фашист вышиб пистолет из ее слабеющих рук.
Глава двенадцатая
Делом обольской подпольщицы-партизанки теперь занимались гестаповцы чином выше, чем в Горянах. Зину сразу же перевезли в Полоцк. Допрашивали ее самые изощренные в жестоких пытках палачи. Больше месяца Зину избивали, загоняли под ногти иголки, жгли каленым железом. После пыток, едва она немного приходила в себя, ее снова приводили на допрос. Допрашивали, как правило, ночью. Ей обещали сохранить жизнь, если только юная партизанка во всем признается, назовет имена всех известных ей подпольщиков и партизан. И опять гестаповцы встречались с удивлявшей их непоколебимой твердостью этой упрямой девочки, которая в их протоколах именовалась "советской бандиткой".
Зина, измученная пытками, отказывалась отвечать на вопросы, надеясь, что так ее быстрее убьют. Смерть теперь ей казалась самым легким избавлением от пыток.
Однажды на тюремном дворе заключенные видели, как совсем седая девочка, когда ее вели на очередной допрос-пытку, бросилась под колеса проезжавшего грузовика. Но машину остановили, седую девчонку вытащили из-под колес и снова повели на допрос.
... В начале января в полоцкой тюрьме стало известно, что юная партизанка приговорена к расстрелу. Она знала, что утром ее расстреляют.
Вновь переведенная в одиночную камеру, свою последнюю ночь Зина провела в полузабытьи.
Она уже ничего не видит. У нее выколоты глаза... Фашистские изверги отрезали ей уши... У нее вывернуты руки, раздроблены пальцы... Неужели когда-нибудь придет конец ее мукам!.. Завтра все должно кончиться. И все же эти палачи ничего от нее не добились. Она давала клятву в верности Родине и сдержала ее. Она клялась мстить беспощадно врагу за то горе, которое он принес советским людям. И она отомстила как смогла.
Мысль о сестренке снова и снова заставляла трепетать ее сердце. "Милая Галочка! Ты осталась одна... Вспоминай меня, если останешься в живых... Мамочка, отец, помните свою Зину".
Слезы, смешиваясь с кровью, вытекали из изувеченных глаз - плакать Зина еще могла...
Наступило утро, морозное и солнечное... Приговоренных к расстрелу, их было шесть человек, вывели во двор тюрьмы. Кто-то из товарищей подхватил Зину под руки, помог идти. У тюремной стены, окруженной тремя рядами колючей проволоки, с раннего утра толпились старики, женщины с детьми. Одни принесли арестованным передачу, другие ждали, что среди узников, которых выводили на работу, они смогут увидеть и своих близких. Среди этих людей стоял парнишка в стоптанных валенках и разодранном в клочья ватнике. У него не было никакой передачи. Его самого только накануне выпустили из этом тюрьмы. Он был задержан во время облавы, когда пробирался из партизанской зоны к линии фронта. Посадили его в тюрьму за то, что при нем не было документов.
По укатанной белыми сугробами улице проехала повозка с бочкой - в тюрьму привезли воду.
Через несколько минут ворота раскрылись снова, и автоматчики-конвоиры вывели шесть человек. Среди них в седой и слепой девушке парнишка с трудом узнал свою сестру... Она шла, спотыкаясь босыми почерневшими ногами, по снегу. Какой-то черноусый мужчина поддерживал ее за плечи.
"Зина!" - хотел крикнуть Ленька. Но голос его прервался.
Зину вместе с другими приговоренными к смерти расстреляли утром 10 января 1944 года вблизи тюрьмы, на площади.
Эпилог
Весть о том, что Зины Портновой уже нет в живых, не скоро дошла до партизан, так как гитлеровцы предприняли мощное наступление на партизанский край. Сжатые в двухсоткилометровом огненном кольце, партизаны яростно защищались. Напряжение боев изо дня в день возрастало. Битва принимала все более ожесточенный характер, но кольцо смерти постепенно сужалось.
Население партизанского края почти поголовно снималось с мест и уходило вместе с партизанами.
Тех, кто не смог уйти, каратели расстреливали, жилые постройки сжигали. Все проселочные дороги, все лесные и болотные тропы были запружены беженцами. На небольшом пространстве теперь сосредоточивалось более сотни тысяч людей, обреченных врагом на смерть.
Горела земля, с треском валились расщепленные взрывами деревья. В сплошном грохоте, лязге танковых гусениц, пулеметной трескотне, реве пикировавших самолетов порой было трудно попять, день это или ночь. Вражеские орудия разных калибров били прямой наводкой и навесным огнем по партизанским позициям, а сверху, прижимая все живое к земле, лились огненные пулеметные струи, сыпались бомбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51