И мне необходимо с ней повидаться. Ничего, что я уйду?
– Как нехорошо! Вы, наверно, хотели пригласить ее сюда…
– Что вы: она ведь не одна, со знакомым. Просто у нее есть пара свободных часов. Она ждет в аэропорту пересадки на другой самолет. И я…
– А как же Такэси?
– Для меня бридж приятнее всех семейных встреч. И кроме того, мне жутко везет, если жены нет рядом.
– Значит, все в порядке! А вы, Фрэнк, садитесь, располагайтесь. Я не очень спешу, поболтаю немного со всеми, а потом уж уйду.
Фрэнк вызывающе взглянул на Юри.
– А Жаль! Ведь сегодня, кажется, будет Ронда…
– Да. И Саша тоже, – сухо сказала Юри. – Я отлично понимаю вас с Такэси, но ничего не могу поделать.
– Ну, Саша-то будет под надзором своего священника, – усмехнулся Фрэнк.
– Говорят, теперь модно отрезать какую-нибудь часть тела вьетконговцев и привозить домой как военный трофей, – произнес Такэси, полностью игнорируя предыдущий разговор.
– Неужели?! Впрочем, очень может быть. Война во все эпохи одинакова. И мужчины одинаковы – им бы насиловать да убивать. Тем более если за это не посадят на электрический стул. Но, Такэси, предупреждаю тебя, если ты заговоришь при своих гостях о Вьетнаме, никто не станет высказывать откровенно свое мнение. Давай будем гадать по выражению лиц, ладно? Хотя тут и гадать нечего – японцы ощетинятся, а американцы замкнутся, уйдут каждый в свою раковину. Один только священник Баранов воспользуется случаем и произнесет длинную речь. У него есть хорошая защита – бог. Что бы он ни говорил, что бы ни думал на самом деле, а бог тут как тут, глаголет устами Баранова – не убий! И никто ничего не сможет возразить. Удобная штука бог! Саша будет слушать священника с усмешкой, вспоминая, каков он был в постели, а потом – приличия ради и вопреки логике заявит, что всегда ненавидела войну… Война… Поди разберись, кто как к ней относится… Взять хотя бы университетских преподавателей. Половина явно сочувствует этой войне. Две трети остальных делают вид, что подобные вопросы вне их компетенции, а одна треть выкрикивает антивоенные лозунги, уподобляясь уродливой девице, которая хватает за ноги удирающего от нее мужчину. А на самом деле большинству на все наплевать – что бы там ни происходило, лишь бы нас не трогали! А если тронут, то есть возьмут в солдаты, что ж, мы постараемся выбирать такие местечки, где пули свистят не так громко…
– Не понимаю, – сказала Юри, – почему вы, американцы, на каждом слове повторяете «…когда мы красиво, с достоинством выйдем из этой войны…». Вы ведь постоянно издеваетесь над высокомерием британцев, а сами никак не можете отделаться от ковбойского самолюбования времен первых поселенцев.
– Наверно, потому, что в нас живет упрямство джентльменов Юга, самоуверенность Дальнего Запада, завистливость северян и эгоизм восточных штатов… А я космополит. Да и вы хоть и японцы, но самые настоящие безродные скитальцы.
– Значит, мы найдем общий язык. И вообще, все, кто тут сегодня соберется: и Саша, и Йокота-сан, и другие – очень похожи друг на друга.
– И все же я бы вам посоветовал не доверять посторонним! – заключил Фрэнк и пронзительным взглядом уставился на Юри.
– Черт знает что! Оказывается, даже мы, иностранцы, подлежим мобилизации по категории С-4.
– Разве? Первый раз слышу. А я – по категории А-5.
– Конечно! У вас всегда и во всем категория А, да еще пятерка вдобавок. Иначе вы не можете, – сказала Юри.
– Это из-за корейской войны. Меня ведь тогда призывали.
– А не слишком ли жирно для вас иметь категорию А-5? Вы ведь даже не женаты.
– Но зато у меня двое детей!
– А ты разве их кормишь? – рассмеялся Такэси.
– Естественно, кормлю! У меня очень развито отцовское чувство.
– Учтите, – сказала Юри, – как только разговор коснется президентских выборов или вьетнамской войны, вечеринке конец.
– А если рассказывать благородно-непристойные анектоды, вечеринка затянется до самого утра, – парировал Такэси.
Фрэнк рассмеялся.
– Такэси, как только ты почувствуешь, что гости тебе осточертели, подними палец, и я заговорю о политике.
Вспомнив наконец о вежливости, подобающей хозяину дома, Такэси спросил:
– Как поживает Ронда? Верно, очень похорошела…
– Лучше скажи, как выгляжу я. Восстановилась ли моя сексуальная привлекательность? – Фрэнк потеребил лацкан вельветовой куртки.
– А разве она у вас была? – насмешливо спросила Юри.
– Вот тебе и на! Неужели не было? А я-то думал, что раньше…
– У вас, видно, плохая память. А у меня память отличная.
– Моя жена в последнее время стала приобретать светскость! – рассмеялся Такэси.
В смехе мужа Юри не почувствовала ничего, кроме безобидного подтрунивания.
– Юри, неужели у вас действительно хорошая память? Что-то не верится. Я ведь человек лирического склада, любитель красивых романов, так что…
Юри попыталась вспомнить, как было, когда она спала с Фрэнком, но не смогла. Во всяком случае, ни романа, ни лирики не было.
– Это ты-то человек лирического склада?! Не смеши! Ты прозаичен и обладаешь объективностью историка, который служит повелителю, находящемуся в зените власти, – сказал Такэси.
– Каждый человек старается осуществить свою мечту. Вот я и пытаюсь быть лиричным.
– Ну, это другое дело! А вы как, мадам? По-моему, одно время вы просто захлебывались от лирики, как истинный поэт, – сказал Такэси, взглянув на жену, и пошел в кухню за вином.
– Оказывается, вы до сих пор влюблены в Такэси, а он в вас.
– Если ваши наблюдения позволяют сделать вам такой вывод, значит, так оно и есть. Вы ведь обладаете объективностью историка, служащего повелителю.
– Вот именно! Оттого и страдаю. По-моему, муж и жена должны иметь убежище для совместного одиночества и свои собственные слова для беседы между собой. Иначе слишком уж все пусто. А меня постоянно вынуждали изъясняться общими фразами, и, когда мое терпение кончилось, я быстренько развелся.
Вернулся Такэси, передал Фрэнку бокал мартини.
– Ну как, я не слишком быстро? Успели объясниться?
– Ты отсутствовал как раз столько, сколько надо.
– А по-моему, слишком мало! – с притворным вздохом сказала Юри.
– Такэси, ты знаешь, заседание ученого совета в нынешнем голу состоится в городе А. Я там побуду подольше, мне обязательно надо повидаться с ребенком. – Фрэнк перевел разговор на детей.
– С каким ребенком?
– Со старшим. Мальчишке уже девять, и он научился говорить довольно горькие вещи.
– Они уж такие, наши дети. Я, например, дочки боюсь гораздо больше жены. Да и Юри тоже боится – заставляет меня считаться с собой, а сама считается только с дочерью.
– Вполне естественно. Риэ – умная девочка, а в последнее время становится очень привлекательной. Вам, должно быть, неспокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
– Как нехорошо! Вы, наверно, хотели пригласить ее сюда…
– Что вы: она ведь не одна, со знакомым. Просто у нее есть пара свободных часов. Она ждет в аэропорту пересадки на другой самолет. И я…
– А как же Такэси?
– Для меня бридж приятнее всех семейных встреч. И кроме того, мне жутко везет, если жены нет рядом.
– Значит, все в порядке! А вы, Фрэнк, садитесь, располагайтесь. Я не очень спешу, поболтаю немного со всеми, а потом уж уйду.
Фрэнк вызывающе взглянул на Юри.
– А Жаль! Ведь сегодня, кажется, будет Ронда…
– Да. И Саша тоже, – сухо сказала Юри. – Я отлично понимаю вас с Такэси, но ничего не могу поделать.
– Ну, Саша-то будет под надзором своего священника, – усмехнулся Фрэнк.
– Говорят, теперь модно отрезать какую-нибудь часть тела вьетконговцев и привозить домой как военный трофей, – произнес Такэси, полностью игнорируя предыдущий разговор.
– Неужели?! Впрочем, очень может быть. Война во все эпохи одинакова. И мужчины одинаковы – им бы насиловать да убивать. Тем более если за это не посадят на электрический стул. Но, Такэси, предупреждаю тебя, если ты заговоришь при своих гостях о Вьетнаме, никто не станет высказывать откровенно свое мнение. Давай будем гадать по выражению лиц, ладно? Хотя тут и гадать нечего – японцы ощетинятся, а американцы замкнутся, уйдут каждый в свою раковину. Один только священник Баранов воспользуется случаем и произнесет длинную речь. У него есть хорошая защита – бог. Что бы он ни говорил, что бы ни думал на самом деле, а бог тут как тут, глаголет устами Баранова – не убий! И никто ничего не сможет возразить. Удобная штука бог! Саша будет слушать священника с усмешкой, вспоминая, каков он был в постели, а потом – приличия ради и вопреки логике заявит, что всегда ненавидела войну… Война… Поди разберись, кто как к ней относится… Взять хотя бы университетских преподавателей. Половина явно сочувствует этой войне. Две трети остальных делают вид, что подобные вопросы вне их компетенции, а одна треть выкрикивает антивоенные лозунги, уподобляясь уродливой девице, которая хватает за ноги удирающего от нее мужчину. А на самом деле большинству на все наплевать – что бы там ни происходило, лишь бы нас не трогали! А если тронут, то есть возьмут в солдаты, что ж, мы постараемся выбирать такие местечки, где пули свистят не так громко…
– Не понимаю, – сказала Юри, – почему вы, американцы, на каждом слове повторяете «…когда мы красиво, с достоинством выйдем из этой войны…». Вы ведь постоянно издеваетесь над высокомерием британцев, а сами никак не можете отделаться от ковбойского самолюбования времен первых поселенцев.
– Наверно, потому, что в нас живет упрямство джентльменов Юга, самоуверенность Дальнего Запада, завистливость северян и эгоизм восточных штатов… А я космополит. Да и вы хоть и японцы, но самые настоящие безродные скитальцы.
– Значит, мы найдем общий язык. И вообще, все, кто тут сегодня соберется: и Саша, и Йокота-сан, и другие – очень похожи друг на друга.
– И все же я бы вам посоветовал не доверять посторонним! – заключил Фрэнк и пронзительным взглядом уставился на Юри.
– Черт знает что! Оказывается, даже мы, иностранцы, подлежим мобилизации по категории С-4.
– Разве? Первый раз слышу. А я – по категории А-5.
– Конечно! У вас всегда и во всем категория А, да еще пятерка вдобавок. Иначе вы не можете, – сказала Юри.
– Это из-за корейской войны. Меня ведь тогда призывали.
– А не слишком ли жирно для вас иметь категорию А-5? Вы ведь даже не женаты.
– Но зато у меня двое детей!
– А ты разве их кормишь? – рассмеялся Такэси.
– Естественно, кормлю! У меня очень развито отцовское чувство.
– Учтите, – сказала Юри, – как только разговор коснется президентских выборов или вьетнамской войны, вечеринке конец.
– А если рассказывать благородно-непристойные анектоды, вечеринка затянется до самого утра, – парировал Такэси.
Фрэнк рассмеялся.
– Такэси, как только ты почувствуешь, что гости тебе осточертели, подними палец, и я заговорю о политике.
Вспомнив наконец о вежливости, подобающей хозяину дома, Такэси спросил:
– Как поживает Ронда? Верно, очень похорошела…
– Лучше скажи, как выгляжу я. Восстановилась ли моя сексуальная привлекательность? – Фрэнк потеребил лацкан вельветовой куртки.
– А разве она у вас была? – насмешливо спросила Юри.
– Вот тебе и на! Неужели не было? А я-то думал, что раньше…
– У вас, видно, плохая память. А у меня память отличная.
– Моя жена в последнее время стала приобретать светскость! – рассмеялся Такэси.
В смехе мужа Юри не почувствовала ничего, кроме безобидного подтрунивания.
– Юри, неужели у вас действительно хорошая память? Что-то не верится. Я ведь человек лирического склада, любитель красивых романов, так что…
Юри попыталась вспомнить, как было, когда она спала с Фрэнком, но не смогла. Во всяком случае, ни романа, ни лирики не было.
– Это ты-то человек лирического склада?! Не смеши! Ты прозаичен и обладаешь объективностью историка, который служит повелителю, находящемуся в зените власти, – сказал Такэси.
– Каждый человек старается осуществить свою мечту. Вот я и пытаюсь быть лиричным.
– Ну, это другое дело! А вы как, мадам? По-моему, одно время вы просто захлебывались от лирики, как истинный поэт, – сказал Такэси, взглянув на жену, и пошел в кухню за вином.
– Оказывается, вы до сих пор влюблены в Такэси, а он в вас.
– Если ваши наблюдения позволяют сделать вам такой вывод, значит, так оно и есть. Вы ведь обладаете объективностью историка, служащего повелителю.
– Вот именно! Оттого и страдаю. По-моему, муж и жена должны иметь убежище для совместного одиночества и свои собственные слова для беседы между собой. Иначе слишком уж все пусто. А меня постоянно вынуждали изъясняться общими фразами, и, когда мое терпение кончилось, я быстренько развелся.
Вернулся Такэси, передал Фрэнку бокал мартини.
– Ну как, я не слишком быстро? Успели объясниться?
– Ты отсутствовал как раз столько, сколько надо.
– А по-моему, слишком мало! – с притворным вздохом сказала Юри.
– Такэси, ты знаешь, заседание ученого совета в нынешнем голу состоится в городе А. Я там побуду подольше, мне обязательно надо повидаться с ребенком. – Фрэнк перевел разговор на детей.
– С каким ребенком?
– Со старшим. Мальчишке уже девять, и он научился говорить довольно горькие вещи.
– Они уж такие, наши дети. Я, например, дочки боюсь гораздо больше жены. Да и Юри тоже боится – заставляет меня считаться с собой, а сама считается только с дочерью.
– Вполне естественно. Риэ – умная девочка, а в последнее время становится очень привлекательной. Вам, должно быть, неспокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9