– Если я начинаю писать нежную, спокойную картину, вы с гримасой заявляете, что это похоже на иллюстрацию к «Сентиментальной истории для барышень».
– Йокота-сан, почему вы сегодня такой тихий? – шепнула Юри, почти касаясь губами его уха и одновременно посылая госпоже Йокота полную сестринской любви улыбку.
Госпожа Йокота ответила ей долгим, безмятежно ясным, как у доброй феи, взглядом и осыпала воркующим смехом плечо Баранова.
– Тра-ла-ла, ла-ла-ла-ла. – Саша пропела музыкальную фразу из хабанеры Кармен специально для Такэси, словно отдавая ему долг.
– Ах, какая жалость, мне ведь нужно уходить!..
Все по-разному приняли долгие извинения Юри: госпожа Йокота с явным удовольствием, Мацуура с безразличием, а Фрэнк и господин Йокота с сожалением. И только Ронда пошла ее проводить.
– Мне, право, очень грустно, что вы уходите… Не беспокойтесь, кофе я подам, – сказала Ронда, когда Юри садилась в машину. – Передавайте привет сестре… Завтра я еду в Чикаго. Как вы думаете, может быть, мне остановиться у того дорожного инженера?
– Не знаю, что вам посоветовать. Вы ведь не девушка на выданье, которая расставляет сети каждому мужчине. У вас стабильная жизнь, определенное положение в обществе, их никто и ничто не может разрушить. Если появится настроение, развлекайтесь. И все же, Ронда, каждый роман доставляет больше хлопот, чем удовольствия.
Когда партнер нежный и добрый, нам вроде бы чего-то не хватает, а попадется человек с тяжелым характером – и вовсе трудно вынести…
– Да. Порой какой-нибудь пустячный случай ужасно усложняет отношения между мужчиной и женщиной. Надо стремиться к легкости – сегодня встретились, завтра разошлись. А через недельку можно и вернуться – или с опущенной головой, как нашалившая и раскаившаяся девочка, или в новом элегантном костюме с печатью удовлетворения и грусти на лице. Ха-ха-ха!.. Правильно, Юри? По-моему, в нашем с вами возрасте для развлечения лучше всего подходит такой человек, как Фрэнк…
– Наверно, когда разводишься, потом влюбляешься в мужчину с характером, прямо противоположным характеру бывшего мужа.
– Не знаю, не знаю… Может, и не всегда. Все мы легко ранимы, и мужчины и женщины. И у нас есть отвратительная привычка – ковырять свои раны, чтобы вновь и вновь чувствовать боль. А что в результате? Привкус горечи, и все…
– Можно подумать, что вы все еще очень привязаны к вашему бывшему мужу.
– Ну и что? Пусть привязана. Из этого не следует, что другие мужчины меня не интересуют.
– Ронда, мужчины очень осторожны и расчетливы. Не меньше, чем мы. И они прекрасно в нас разбираются. Не думайте, что прозорливость исключительно женское качество.
– Я знаю это. И все равно еду в Чикаго. А кроме того, там есть покупатель на мои картины.
– Все правильно, Ронда, и ничего в этом нет особенного. Вы – это вы. И ваша жизнь уже сложилась, что бы там ни произошло. Вы можете из Чикаго полететь в Париж и целую неделю предаваться бешеному разгулу. Все равно все останется на месте. И ваши дети, и преподавательская работа, и даже Фрэнк.
Юри завела машину.
– Но ведь грустно! Ужасно грустно, Юри! Но… ничего не поделаешь…
– Конечно, ничего не поделаешь! Ну пока, Ронда. Веселитесь!
Юри вела машину очень медленно и, только заметив сзади хвост из нескольких машин, прибавила скорость.
У перекрестка, к счастью, зажегся красный свет, и она стала раздумывать, куда бы поехать. Никаких определенных планов у нее не было. Увидев на следующем повороте вход на станцию монорельсовой дороги, Юри решила пойти в парк с увеселительными аттракционами. Все уж лучше, чем кино. Поискав место для стоянки, она поставила машину у северного входа в парк, напротив оперного театра.
Вышла из машины, задержалась на секунду перед театральной афишей. «Лебединое озеро» с Магот Фонтень. Рядом была афиша выставки народного творчества индейцев Аляски. Юри пошла в сторону этой выставки. Пошла без всякой цели, просто ноги зашагали в этом направлении. Она шла и на ходу зевала. Совершенно открыто, не пытаясь подавить зевоту. Широко раскрывала рот, словно ловила свежий воздух.
Сейчас, в начале десятого, детей в парке почти не было. Влюбленные бродили парочками, держась за руки, восторженно разглядывая различные аттракционы, подсвеченные неоновыми огнями. У озера с гоночными моторными лодками Юри остановилась. Моторные лодки бороздили воду. В лодках сидели все те же влюбленные и так же восторженно разглядывали фонтаны брызг.
У входа на выставку Юри снова задержалась. Здесь был аттракцион-самолет, по спирали взмывавший вверх вокруг башни. Посмотрев немного на самолет, Юри пошла на выставку, хотя и не испытывала особого желания познакомиться с предметами народного творчества индейцев Аляски.
На выставке было пустынно. В больших, плохо освещенных залах Юри оказалась наедине со странными, причудливыми масками. Собственно, это были не маски, а головные уборы, изображающие морды зверей и птиц. Чудовища смотрели на Юри неподвижными и сверкающими, как у злых духов, глазами. Ее внимание привлекла маска ворона. Глаза огромные, удлиненные, совершенно человеческие, в большом, чуть раскрытом клюве виднеется кроваво-красный язык. Сзади свисает длинная прядь волос. Весь головной убор был искусно выточен из дерева. Поражали удивительно строгие, четкие, почти геометрические линии. Краски, подобранные с большим вкусом, завершали гармонию. Правда, цвета были чистые – красный, желтый, зеленый и черный, – но природные красители, чуть поблекшие под воздействием времени, создавали иллюзию тончайшей гаммы оттенков. Отдельные части этой головы – глаза, веки, длинный рот-клюв – не имели ничего общего с обликом птицы, глаза были даже слишком человеческие, и не только человеческие, но определенно мужские, бесстрашно распахнутые, и все же вся маска в целом являлась искусно выполненным символом человека-ворона. По-видимому, безвестный скульптор воплотил в этом символе веру своего первобытного племени, веру в слияние человека с природой, в неотделимость души человеческой от души животных и птиц, трав и деревьев, гор и долин.
На выставке были и другие головные уборы – с масками сокола, лягушки и разных зверей. Были маски, вырезанные из потемневшего плавуна. Злые и добрые, одна – насмешливая, таившая снисходительную улыбку в глубине глаз, в изломе рта. Были погремушки, какими пользуются шаманы, тоже в виде различных животных, родоначальников племени; были лодки и утварь, украшенные резьбой; одеяла, похожие на пончо, сотканные из шерсти разных зверей. И всюду, на всем – бесконечные звери и птицы. Юри казалось, что в сумрачных залах звучат приглушенные голоса леса, шелестящие, как ветер, молитвы и заклинания.
У выхода со скучающим видом сидел мужчина в розовой рубашке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
– Йокота-сан, почему вы сегодня такой тихий? – шепнула Юри, почти касаясь губами его уха и одновременно посылая госпоже Йокота полную сестринской любви улыбку.
Госпожа Йокота ответила ей долгим, безмятежно ясным, как у доброй феи, взглядом и осыпала воркующим смехом плечо Баранова.
– Тра-ла-ла, ла-ла-ла-ла. – Саша пропела музыкальную фразу из хабанеры Кармен специально для Такэси, словно отдавая ему долг.
– Ах, какая жалость, мне ведь нужно уходить!..
Все по-разному приняли долгие извинения Юри: госпожа Йокота с явным удовольствием, Мацуура с безразличием, а Фрэнк и господин Йокота с сожалением. И только Ронда пошла ее проводить.
– Мне, право, очень грустно, что вы уходите… Не беспокойтесь, кофе я подам, – сказала Ронда, когда Юри садилась в машину. – Передавайте привет сестре… Завтра я еду в Чикаго. Как вы думаете, может быть, мне остановиться у того дорожного инженера?
– Не знаю, что вам посоветовать. Вы ведь не девушка на выданье, которая расставляет сети каждому мужчине. У вас стабильная жизнь, определенное положение в обществе, их никто и ничто не может разрушить. Если появится настроение, развлекайтесь. И все же, Ронда, каждый роман доставляет больше хлопот, чем удовольствия.
Когда партнер нежный и добрый, нам вроде бы чего-то не хватает, а попадется человек с тяжелым характером – и вовсе трудно вынести…
– Да. Порой какой-нибудь пустячный случай ужасно усложняет отношения между мужчиной и женщиной. Надо стремиться к легкости – сегодня встретились, завтра разошлись. А через недельку можно и вернуться – или с опущенной головой, как нашалившая и раскаившаяся девочка, или в новом элегантном костюме с печатью удовлетворения и грусти на лице. Ха-ха-ха!.. Правильно, Юри? По-моему, в нашем с вами возрасте для развлечения лучше всего подходит такой человек, как Фрэнк…
– Наверно, когда разводишься, потом влюбляешься в мужчину с характером, прямо противоположным характеру бывшего мужа.
– Не знаю, не знаю… Может, и не всегда. Все мы легко ранимы, и мужчины и женщины. И у нас есть отвратительная привычка – ковырять свои раны, чтобы вновь и вновь чувствовать боль. А что в результате? Привкус горечи, и все…
– Можно подумать, что вы все еще очень привязаны к вашему бывшему мужу.
– Ну и что? Пусть привязана. Из этого не следует, что другие мужчины меня не интересуют.
– Ронда, мужчины очень осторожны и расчетливы. Не меньше, чем мы. И они прекрасно в нас разбираются. Не думайте, что прозорливость исключительно женское качество.
– Я знаю это. И все равно еду в Чикаго. А кроме того, там есть покупатель на мои картины.
– Все правильно, Ронда, и ничего в этом нет особенного. Вы – это вы. И ваша жизнь уже сложилась, что бы там ни произошло. Вы можете из Чикаго полететь в Париж и целую неделю предаваться бешеному разгулу. Все равно все останется на месте. И ваши дети, и преподавательская работа, и даже Фрэнк.
Юри завела машину.
– Но ведь грустно! Ужасно грустно, Юри! Но… ничего не поделаешь…
– Конечно, ничего не поделаешь! Ну пока, Ронда. Веселитесь!
Юри вела машину очень медленно и, только заметив сзади хвост из нескольких машин, прибавила скорость.
У перекрестка, к счастью, зажегся красный свет, и она стала раздумывать, куда бы поехать. Никаких определенных планов у нее не было. Увидев на следующем повороте вход на станцию монорельсовой дороги, Юри решила пойти в парк с увеселительными аттракционами. Все уж лучше, чем кино. Поискав место для стоянки, она поставила машину у северного входа в парк, напротив оперного театра.
Вышла из машины, задержалась на секунду перед театральной афишей. «Лебединое озеро» с Магот Фонтень. Рядом была афиша выставки народного творчества индейцев Аляски. Юри пошла в сторону этой выставки. Пошла без всякой цели, просто ноги зашагали в этом направлении. Она шла и на ходу зевала. Совершенно открыто, не пытаясь подавить зевоту. Широко раскрывала рот, словно ловила свежий воздух.
Сейчас, в начале десятого, детей в парке почти не было. Влюбленные бродили парочками, держась за руки, восторженно разглядывая различные аттракционы, подсвеченные неоновыми огнями. У озера с гоночными моторными лодками Юри остановилась. Моторные лодки бороздили воду. В лодках сидели все те же влюбленные и так же восторженно разглядывали фонтаны брызг.
У входа на выставку Юри снова задержалась. Здесь был аттракцион-самолет, по спирали взмывавший вверх вокруг башни. Посмотрев немного на самолет, Юри пошла на выставку, хотя и не испытывала особого желания познакомиться с предметами народного творчества индейцев Аляски.
На выставке было пустынно. В больших, плохо освещенных залах Юри оказалась наедине со странными, причудливыми масками. Собственно, это были не маски, а головные уборы, изображающие морды зверей и птиц. Чудовища смотрели на Юри неподвижными и сверкающими, как у злых духов, глазами. Ее внимание привлекла маска ворона. Глаза огромные, удлиненные, совершенно человеческие, в большом, чуть раскрытом клюве виднеется кроваво-красный язык. Сзади свисает длинная прядь волос. Весь головной убор был искусно выточен из дерева. Поражали удивительно строгие, четкие, почти геометрические линии. Краски, подобранные с большим вкусом, завершали гармонию. Правда, цвета были чистые – красный, желтый, зеленый и черный, – но природные красители, чуть поблекшие под воздействием времени, создавали иллюзию тончайшей гаммы оттенков. Отдельные части этой головы – глаза, веки, длинный рот-клюв – не имели ничего общего с обликом птицы, глаза были даже слишком человеческие, и не только человеческие, но определенно мужские, бесстрашно распахнутые, и все же вся маска в целом являлась искусно выполненным символом человека-ворона. По-видимому, безвестный скульптор воплотил в этом символе веру своего первобытного племени, веру в слияние человека с природой, в неотделимость души человеческой от души животных и птиц, трав и деревьев, гор и долин.
На выставке были и другие головные уборы – с масками сокола, лягушки и разных зверей. Были маски, вырезанные из потемневшего плавуна. Злые и добрые, одна – насмешливая, таившая снисходительную улыбку в глубине глаз, в изломе рта. Были погремушки, какими пользуются шаманы, тоже в виде различных животных, родоначальников племени; были лодки и утварь, украшенные резьбой; одеяла, похожие на пончо, сотканные из шерсти разных зверей. И всюду, на всем – бесконечные звери и птицы. Юри казалось, что в сумрачных залах звучат приглушенные голоса леса, шелестящие, как ветер, молитвы и заклинания.
У выхода со скучающим видом сидел мужчина в розовой рубашке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9