Конечно, он никогда не хотел сделаться святым или Алистером Калленом.
До сих пор ему не удалось отыскать ни одного отсутствующего звена в их логической цепочке. Они, правда, не знали всех фактов, а он не решался рассказать. Но сомнений не оставалось: он единственный, кто может набрать необходимые десять из пятнадцати голосов. Но быть избранным и стать главой церкви было совсем не одним и тем же. Йорам затронул действительно важную проблему. Что если регенты обагрили руки в крови Джеффрэя?
Камбер снова прижал руки ко лбу, пытаясь разобраться в обстоятельствах убийства архиепископа. Смерть Джеффрэя могла иметь связь с действиями регентов, а могла и не иметь. Однако нынешним правителям это было очень удобно. Большую часть года Джеффрэй был для них колючкой в боку.
А теперь заменить его еще одним дерини, который к тому же был прежде канцлером…
По закону, если епископы проголосуют, регенты ничего не властны изменить. Но кто мог поручиться, что регенты последуют букве закона? Ведь законы нарушались и прежде.
Камбер тяжело вздохнул и покачал головой. Найэллан и остальные ждали его ответа. Спросив свой разум и душу, он понял, что для отказа у него не находилось веских причин. Факт оставался фактом, никто другой не сможет победить на выборах. Камбер станет претендентом, Алистер Каллен займет трон примаса Гвинедда, а Камберу придется вновь испытывать судьбу.
Поднявшись, он перекрестил себя отяжелевшей рукой, повернулся и шагнул к ним. Епископы встали, и, увидев утвердительный кивок, все четверо опустились на колени и поцеловали его руку.
После недолгого обсуждения деталей епископы ушли. Только тогда Камбер отважился взглянуть на Йорама. Глаза его сына выдавали страсти, бушевавшие внутри.
— Я знаю, ты не одобряешь моего решения, — произнес Камбер.
— Чем сегодняшняя ночь отличается от остальных? — спросил Йорам. — Ты сделал свой выбор. Очевидно, на то у тебя есть веские причины, даже если они сведут тебя в могилу.
Камбер вздохнул.
— Да, возможно, ты прав. Но что еще оставалось делать? Это продолжается, Йорам, не так ли? Сначала одна ложь, потом другая, и так до тех пор, пока мы уже не в силах избегнуть своей участи. — Он пожал плечами. — Что ж, новый день расскажет о многом. Может быть, кто-то решит, что не хочет голосовать за архиепископа-дерини. Это утешит, не так ли?
Йорам не мог удержать горделивой улыбки.
— Тебя, может, и так, но не Гвинедд. С совершенной объективностью…
— А ты, разумеется, объективен, — с улыбкой прервал Камбер.
— С совершенной объективностью, — повторил Йорам, отвечая улыбкой на улыбку Камбера, — ты действительно самый подходящий. Остается только надеяться, что у тебя достанет времени исполнить свой долг.
— Хотелось бы, — Камбер опустил глаза, потом посмотрел на Йорама более серьезно. — Я был бы рад, если бы Рис был здесь. Не хочу разлучать его с Эвайн на Рождество, особенно когда у них скоро должен родиться ребенок, но я уже не так молод, каким привык себя сознавать. Даже если все пройдет удачно (а мы знаем, как нечасто это бывает), следующие несколько дней обещают быть жаркими. Когда рядом Рис, мне как-то спокойнее.
Йорам кивнул.
— Думаю, они с Эвайн согласятся. Кверон останется в доме на случай, если понадобится помощь. Мне привезти Риса?
— Нет, разбуди Энселя и пошли его с поручением. Еще одна причина, почему я хочу видеть Риса здесь, — это то, что Энселю будет лучше там. Он может помогать Кверону приглядывать за Эвайн. Отведи его к Порталу в соборе. Если вас увидят, можно сказать, что вы идете, на молитву.
Йорам взял свой плащ михайлинца и накинул на плечи.
— Когда ты хочешь видеть Риса здесь?
— Пусть Энсель велит ему ехать на лошади, — ответил Камбер. — Не хочу афишировать наше деринийское происхождение использованием Порталов. Даже если ему еще несколько часов поспать, он будет здесь до полудня. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь здесь стал скучать по Энселю. Они слишком заняты наблюдением за мной.
— По-моему, ты прав, — сказал Йорам, взявшись за дверную ручку комнаты Энселя.
Камбер благодарно посмотрел на сына, и Йорам вышел. Еще несколько секунд Камбер стоял и смотрел на закрывшуюся дверь, потом опустился в кресло у камина. Он долго любовался игрой пламени, и ко времени возвращения Йорама успел отчасти примириться со сложившимся положением дел.
* * *
На следующее утро епископы собрались по третьему колоколу-в тот час, когда Святой Дух сошел к апостолам в Троицын день. После мессы и уже привычных молитв о согласии было проведено голосование, как делалось изо дня в день в течение почти месяца. В круглой комнате присутствовали только пятнадцать епископов. Через цветные стекла над их головами тускло светило декабрьское солнце. От выложенного плитками пола тянуло холодом, а мороз в сердце Камбера был еще сильнее.
В тишине каждый прелат подошел к серебряной чаше на алтаре и опустил свой сложенный бюллетень. После этого Зефрам Лордаский и Найэллан, которые считали голоса на этот раз, достали все листки. Когда имя Алистера Каллена было упомянуто в первый раз, реакция Хуберта была вполне ожидаемой.
— Один голос за Хуберта МакИнниса, — продолжил Зефрам, готовый к скучной процедуре.
Найэллан достал из чаши следующий бюллетень и ровным голосом огласил:
— Один голос за Хуберта МакИнниса.
— Один голос за… Алистера Каллена! — едва удалось выговорить Зефраму, уронившему из рук следующий бюллетень, оторопело оглянувшись на Хуберта.
Хуберт приподнялся и, открыв рот, смотрел, как Найэллан достает из чаши листок и разворачивает его уверенной рукой.
— Еще один голос за Алистера Каллена, — кивнув, произнес Найэллан с совершенно непроницаемым лицом.
— Это невозможно, — забормотал Хуберт, застывший в положении «полусидя-полустоя», когда Зефрам в третий раз прочел:
— Алистер Каллен.
Найэллан взглянул на бюллетень, который вынул и развернул Зефрам, и на имя, занесенное на лист.
— Хуберт МакИннис.
Когда он положил листок в первую кучку, Хуберт едва заметно кивнул и присел на краешек кресла.
— Хуберт МакИннис, — прочитал Зефрам.
— Хуберт МакИннис, — повторил Найэллан. А потом:
— Алистер Каллен… Алистер Каллен… Алистер Каллен,.. И так до тех пор, пока чаша не опустела. Все бюллетени лежали двумя стопками, причем у Хуберта было явно меньше.
— За Хуберта МакИнниса-пять голосов, — мягко произнес Найэллан, еще раз пересчитывая. — За Алистера Каллена…-Он перебрал бюллетени, потом еще раз, и все, находившиеся в комнате, считали вместе с ним.
— Десять голосов за Алистера Каллена, епископа Грекотского, — наконец произнес Найэллан, поднимая глаза и обводя взглядом присутствующих. — Святой Дух помог нам. Возблагодарим Бога, мы избрали нового примаса Гвинедда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
До сих пор ему не удалось отыскать ни одного отсутствующего звена в их логической цепочке. Они, правда, не знали всех фактов, а он не решался рассказать. Но сомнений не оставалось: он единственный, кто может набрать необходимые десять из пятнадцати голосов. Но быть избранным и стать главой церкви было совсем не одним и тем же. Йорам затронул действительно важную проблему. Что если регенты обагрили руки в крови Джеффрэя?
Камбер снова прижал руки ко лбу, пытаясь разобраться в обстоятельствах убийства архиепископа. Смерть Джеффрэя могла иметь связь с действиями регентов, а могла и не иметь. Однако нынешним правителям это было очень удобно. Большую часть года Джеффрэй был для них колючкой в боку.
А теперь заменить его еще одним дерини, который к тому же был прежде канцлером…
По закону, если епископы проголосуют, регенты ничего не властны изменить. Но кто мог поручиться, что регенты последуют букве закона? Ведь законы нарушались и прежде.
Камбер тяжело вздохнул и покачал головой. Найэллан и остальные ждали его ответа. Спросив свой разум и душу, он понял, что для отказа у него не находилось веских причин. Факт оставался фактом, никто другой не сможет победить на выборах. Камбер станет претендентом, Алистер Каллен займет трон примаса Гвинедда, а Камберу придется вновь испытывать судьбу.
Поднявшись, он перекрестил себя отяжелевшей рукой, повернулся и шагнул к ним. Епископы встали, и, увидев утвердительный кивок, все четверо опустились на колени и поцеловали его руку.
После недолгого обсуждения деталей епископы ушли. Только тогда Камбер отважился взглянуть на Йорама. Глаза его сына выдавали страсти, бушевавшие внутри.
— Я знаю, ты не одобряешь моего решения, — произнес Камбер.
— Чем сегодняшняя ночь отличается от остальных? — спросил Йорам. — Ты сделал свой выбор. Очевидно, на то у тебя есть веские причины, даже если они сведут тебя в могилу.
Камбер вздохнул.
— Да, возможно, ты прав. Но что еще оставалось делать? Это продолжается, Йорам, не так ли? Сначала одна ложь, потом другая, и так до тех пор, пока мы уже не в силах избегнуть своей участи. — Он пожал плечами. — Что ж, новый день расскажет о многом. Может быть, кто-то решит, что не хочет голосовать за архиепископа-дерини. Это утешит, не так ли?
Йорам не мог удержать горделивой улыбки.
— Тебя, может, и так, но не Гвинедд. С совершенной объективностью…
— А ты, разумеется, объективен, — с улыбкой прервал Камбер.
— С совершенной объективностью, — повторил Йорам, отвечая улыбкой на улыбку Камбера, — ты действительно самый подходящий. Остается только надеяться, что у тебя достанет времени исполнить свой долг.
— Хотелось бы, — Камбер опустил глаза, потом посмотрел на Йорама более серьезно. — Я был бы рад, если бы Рис был здесь. Не хочу разлучать его с Эвайн на Рождество, особенно когда у них скоро должен родиться ребенок, но я уже не так молод, каким привык себя сознавать. Даже если все пройдет удачно (а мы знаем, как нечасто это бывает), следующие несколько дней обещают быть жаркими. Когда рядом Рис, мне как-то спокойнее.
Йорам кивнул.
— Думаю, они с Эвайн согласятся. Кверон останется в доме на случай, если понадобится помощь. Мне привезти Риса?
— Нет, разбуди Энселя и пошли его с поручением. Еще одна причина, почему я хочу видеть Риса здесь, — это то, что Энселю будет лучше там. Он может помогать Кверону приглядывать за Эвайн. Отведи его к Порталу в соборе. Если вас увидят, можно сказать, что вы идете, на молитву.
Йорам взял свой плащ михайлинца и накинул на плечи.
— Когда ты хочешь видеть Риса здесь?
— Пусть Энсель велит ему ехать на лошади, — ответил Камбер. — Не хочу афишировать наше деринийское происхождение использованием Порталов. Даже если ему еще несколько часов поспать, он будет здесь до полудня. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь здесь стал скучать по Энселю. Они слишком заняты наблюдением за мной.
— По-моему, ты прав, — сказал Йорам, взявшись за дверную ручку комнаты Энселя.
Камбер благодарно посмотрел на сына, и Йорам вышел. Еще несколько секунд Камбер стоял и смотрел на закрывшуюся дверь, потом опустился в кресло у камина. Он долго любовался игрой пламени, и ко времени возвращения Йорама успел отчасти примириться со сложившимся положением дел.
* * *
На следующее утро епископы собрались по третьему колоколу-в тот час, когда Святой Дух сошел к апостолам в Троицын день. После мессы и уже привычных молитв о согласии было проведено голосование, как делалось изо дня в день в течение почти месяца. В круглой комнате присутствовали только пятнадцать епископов. Через цветные стекла над их головами тускло светило декабрьское солнце. От выложенного плитками пола тянуло холодом, а мороз в сердце Камбера был еще сильнее.
В тишине каждый прелат подошел к серебряной чаше на алтаре и опустил свой сложенный бюллетень. После этого Зефрам Лордаский и Найэллан, которые считали голоса на этот раз, достали все листки. Когда имя Алистера Каллена было упомянуто в первый раз, реакция Хуберта была вполне ожидаемой.
— Один голос за Хуберта МакИнниса, — продолжил Зефрам, готовый к скучной процедуре.
Найэллан достал из чаши следующий бюллетень и ровным голосом огласил:
— Один голос за Хуберта МакИнниса.
— Один голос за… Алистера Каллена! — едва удалось выговорить Зефраму, уронившему из рук следующий бюллетень, оторопело оглянувшись на Хуберта.
Хуберт приподнялся и, открыв рот, смотрел, как Найэллан достает из чаши листок и разворачивает его уверенной рукой.
— Еще один голос за Алистера Каллена, — кивнув, произнес Найэллан с совершенно непроницаемым лицом.
— Это невозможно, — забормотал Хуберт, застывший в положении «полусидя-полустоя», когда Зефрам в третий раз прочел:
— Алистер Каллен.
Найэллан взглянул на бюллетень, который вынул и развернул Зефрам, и на имя, занесенное на лист.
— Хуберт МакИннис.
Когда он положил листок в первую кучку, Хуберт едва заметно кивнул и присел на краешек кресла.
— Хуберт МакИннис, — прочитал Зефрам.
— Хуберт МакИннис, — повторил Найэллан. А потом:
— Алистер Каллен… Алистер Каллен… Алистер Каллен,.. И так до тех пор, пока чаша не опустела. Все бюллетени лежали двумя стопками, причем у Хуберта было явно меньше.
— За Хуберта МакИнниса-пять голосов, — мягко произнес Найэллан, еще раз пересчитывая. — За Алистера Каллена…-Он перебрал бюллетени, потом еще раз, и все, находившиеся в комнате, считали вместе с ним.
— Десять голосов за Алистера Каллена, епископа Грекотского, — наконец произнес Найэллан, поднимая глаза и обводя взглядом присутствующих. — Святой Дух помог нам. Возблагодарим Бога, мы избрали нового примаса Гвинедда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139