Характерно,
что смерть в этом доме никогда не бывала скоропостижной и происходила от
самых различных причин. Общим было лишь то, что у больного постепенно как бы
иссякала жизненная сила, и каждый умирал от той болезни, к которой был
склонен от природы, но только гораздо скорее. А у тех, кто оставался в
живых, в различной степени проявлялись малокровие или чахотка, а иногда и
снижение умственных способностей, что, разумеется, говорило не в пользу
целебных качеств помещения. Следует также добавить, что соседние дома,
похоже, вовсе не обладали подобными пагубными свойствами.
Вот все, что было мне известно до тех пор, пока мои настойчивые
расспросы не вынудили дядюшку показать мне записи, которые, в конечном
счете, и подвигли нас на наше жуткое расследование. В пору моего детства
страшный дом пустовал; в расположенном на высоком уступе дворике, где
никогда не зимовали птицы, росли одни бесплодные, причудливо изогнутые и
старые до безобразия деревья, высокая, густая, неестественно блеклая трава и
уродливые, как ночной кошмар, сорняки. Детьми мы часто посещали это место, и
я до сих пор помню тот мальчишеский азартный страх, который я испытывал не
только перед нездоровой причудливостью этих зловещих растений, но и перед
самой атмосферой и тяжелым запахом полуразрушенного здания, в которое мы
иногда заходили через незапертую парадную дверь, чтобы пощекотать нервы.
Маленькие оконца были по большей части лишены стекол, и невыразимый дух
запустения витал над еле державшейся панельной обшивкой, ветхими внутренними
ставнями, отстающими обоями, отваливающейся штукатуркой, шаткими лестницами
и теми частями поломанной мебели, которые еще оставались там. Пыль и паутина
вносили свою лепту в ощущение ужаса, и настоящим храбрецом считался тот
мальчик, который отваживался добровольно подняться по стремянке на чердак,
обширное балочное пространство которого освещалось лишь крошечными
мерцающими оконцами на концах фронтона и было заполнено сваленными в кучу
обломками сундуков, стульев и прялок, за многие годы опутанными и окутанными
паутиной настолько, что они приобрели самые чудовищные и дьявольские
очертания.
И все же самым страшным местом в доме был не чердак, а сырой и
промозглый подвал, внушавший нам, как это ни странно, наибольшее отвращение,
несмотря на то, что он находился целиком над землей и примыкал к людной
улице, от которой его отделяла лишь тонкая дверь да кирпичная стена с
окошком. Мы не знали, стоит ли заходить в него, поддаваясь тяге к чудесному,
или же лучше избегать этого, дабы не навредить душе и рассудку. Ибо, с одной
стороны, дурной запах, пропитавший весь дом, ощущался здесь в наибольшей
степени; с другой стороны, нас пугала та белесоватая грибовидная поросль,
что всходила в иные дождливые летние дни на твердом земляном полу. Эти
грибы, карикатурно схожие с растениями во дворе, имели прямо-таки жуткие
формы, представляя собой отвратительные пародии на поганки и индейские
трубки; подобных грибов мне не случалось видеть ни в каких других условиях.
Они очень быстро сгнивали и на определенной стадии начинали слегка
фосфоресцировать, так что запоздалые прохожие нередко рассказывали о
бесовских огоньках, мерцающих за пустыми глазницами окон, распространяющих
смрад.
Мы никогда даже в пору самых буйных своих сумасбродств в канун дня всех
святых никогда не посещали подвал по ночам, зато во время дневных посещений
нередко наблюдали упомянутое свечение, особенно если день выдавался
пасмурный и сырой. Была еще одна вещь, более, так сказать, неуловимая,
которую, как нам казалось, мы тоже часто наблюдали, весьма необычная вещь,
хотя скорее существовавшая в воображении, нежели в действительности. Я имею
в виду контур, смутный белесоватый контур на грязном полу что-то вроде
тонкого подвижного налета плесени или селитры, который, как нам порой
казалось, мы различали среди скудной грибовидной поросли перед огромным
очагом в кухне. Иногда нас поражало жуткое
сходство этого пятна с очертаниями скрюченной человеческой фигуры, хотя
в большинстве случаев такого сходства не наблюдалось, а зачастую и вовсе не
было никакого белесого налета. Однажды дождливым днем видение представилось
мне намного отчетливее, чем прежде, и еще мне показалось, что я различил
нечто вроде испарения легкое, желтоватое и мерцающее, оно поднималось над
пятном плесени и улетучивалось в зияющую дыру дымохода. В тот же день я
рассказал об увиденном дяде, и хотя он только улыбнулся этому причудливому
образу фантазии, в улыбке его, казалось, сквозило какое-то воспоминание.
Позднее я узнал что представление, сходное с моим, входило в некоторые
смутные старинные поверья, распространенные среди
простого люда поверья, связанные с причудливыми зверовидными формами,
которые принимает дым, выходя из крупных дымоходов, и с гротескными
контурами, которые порой имеют извилистые корни деревьев, пробившиеся в
подвал сквозь щели между камнями фундамента.
2
Пока я не достиг совершеннолетия, дядя не спешил знакомить меня со
сведениями и материалами, касавшимися страшного дома, которые ему удалось
собрать. Доктор Уиппл был консервативным здравомыслящим врачом старой школы
и, несмотря на весь свой интерес к вышеописанному месту, остерегался
поощрять юный, неокрепший ум в его естественной склонности к
сверхъестественному. Сам он считал, что как дом, так и его местонахождение
всего-навсего обладают ярко выраженными антисанитарными свойствами и не
имеют никакого отношения к сверхъестественному; в то же время он понимал,
что если тот ореол таинственности, что окружает дом, возбуждает интерес даже
в таком материалистически настроенном человеке, как он, то в живом
воображении мальчика ореол этот непременно обрастет самыми жуткими образными
ассоциациями.
Дядюшка жил бобылем. Этот седовласый, чисто выбритый, несколько
старомодный джентльмен имел репутацию местного историка и неоднократно
скрещивал полемическую шпагу с такими прославленными любителями дискуссий и
охранителями традиций, как Сидни С.Райдер и Томас У.Бикнел. Он жил с одним
слугой мужского пола в георгианском особняке с дверным кольцом и лестницей с
железными перилами, стоявшем, ежеминутно рискуя рухнуть вниз, на краю обрыва
по ходу Норт-Корт-стрит рядом со старинным кирпичным зданием, где некогда
располагались суд и колониальная администрация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
что смерть в этом доме никогда не бывала скоропостижной и происходила от
самых различных причин. Общим было лишь то, что у больного постепенно как бы
иссякала жизненная сила, и каждый умирал от той болезни, к которой был
склонен от природы, но только гораздо скорее. А у тех, кто оставался в
живых, в различной степени проявлялись малокровие или чахотка, а иногда и
снижение умственных способностей, что, разумеется, говорило не в пользу
целебных качеств помещения. Следует также добавить, что соседние дома,
похоже, вовсе не обладали подобными пагубными свойствами.
Вот все, что было мне известно до тех пор, пока мои настойчивые
расспросы не вынудили дядюшку показать мне записи, которые, в конечном
счете, и подвигли нас на наше жуткое расследование. В пору моего детства
страшный дом пустовал; в расположенном на высоком уступе дворике, где
никогда не зимовали птицы, росли одни бесплодные, причудливо изогнутые и
старые до безобразия деревья, высокая, густая, неестественно блеклая трава и
уродливые, как ночной кошмар, сорняки. Детьми мы часто посещали это место, и
я до сих пор помню тот мальчишеский азартный страх, который я испытывал не
только перед нездоровой причудливостью этих зловещих растений, но и перед
самой атмосферой и тяжелым запахом полуразрушенного здания, в которое мы
иногда заходили через незапертую парадную дверь, чтобы пощекотать нервы.
Маленькие оконца были по большей части лишены стекол, и невыразимый дух
запустения витал над еле державшейся панельной обшивкой, ветхими внутренними
ставнями, отстающими обоями, отваливающейся штукатуркой, шаткими лестницами
и теми частями поломанной мебели, которые еще оставались там. Пыль и паутина
вносили свою лепту в ощущение ужаса, и настоящим храбрецом считался тот
мальчик, который отваживался добровольно подняться по стремянке на чердак,
обширное балочное пространство которого освещалось лишь крошечными
мерцающими оконцами на концах фронтона и было заполнено сваленными в кучу
обломками сундуков, стульев и прялок, за многие годы опутанными и окутанными
паутиной настолько, что они приобрели самые чудовищные и дьявольские
очертания.
И все же самым страшным местом в доме был не чердак, а сырой и
промозглый подвал, внушавший нам, как это ни странно, наибольшее отвращение,
несмотря на то, что он находился целиком над землей и примыкал к людной
улице, от которой его отделяла лишь тонкая дверь да кирпичная стена с
окошком. Мы не знали, стоит ли заходить в него, поддаваясь тяге к чудесному,
или же лучше избегать этого, дабы не навредить душе и рассудку. Ибо, с одной
стороны, дурной запах, пропитавший весь дом, ощущался здесь в наибольшей
степени; с другой стороны, нас пугала та белесоватая грибовидная поросль,
что всходила в иные дождливые летние дни на твердом земляном полу. Эти
грибы, карикатурно схожие с растениями во дворе, имели прямо-таки жуткие
формы, представляя собой отвратительные пародии на поганки и индейские
трубки; подобных грибов мне не случалось видеть ни в каких других условиях.
Они очень быстро сгнивали и на определенной стадии начинали слегка
фосфоресцировать, так что запоздалые прохожие нередко рассказывали о
бесовских огоньках, мерцающих за пустыми глазницами окон, распространяющих
смрад.
Мы никогда даже в пору самых буйных своих сумасбродств в канун дня всех
святых никогда не посещали подвал по ночам, зато во время дневных посещений
нередко наблюдали упомянутое свечение, особенно если день выдавался
пасмурный и сырой. Была еще одна вещь, более, так сказать, неуловимая,
которую, как нам казалось, мы тоже часто наблюдали, весьма необычная вещь,
хотя скорее существовавшая в воображении, нежели в действительности. Я имею
в виду контур, смутный белесоватый контур на грязном полу что-то вроде
тонкого подвижного налета плесени или селитры, который, как нам порой
казалось, мы различали среди скудной грибовидной поросли перед огромным
очагом в кухне. Иногда нас поражало жуткое
сходство этого пятна с очертаниями скрюченной человеческой фигуры, хотя
в большинстве случаев такого сходства не наблюдалось, а зачастую и вовсе не
было никакого белесого налета. Однажды дождливым днем видение представилось
мне намного отчетливее, чем прежде, и еще мне показалось, что я различил
нечто вроде испарения легкое, желтоватое и мерцающее, оно поднималось над
пятном плесени и улетучивалось в зияющую дыру дымохода. В тот же день я
рассказал об увиденном дяде, и хотя он только улыбнулся этому причудливому
образу фантазии, в улыбке его, казалось, сквозило какое-то воспоминание.
Позднее я узнал что представление, сходное с моим, входило в некоторые
смутные старинные поверья, распространенные среди
простого люда поверья, связанные с причудливыми зверовидными формами,
которые принимает дым, выходя из крупных дымоходов, и с гротескными
контурами, которые порой имеют извилистые корни деревьев, пробившиеся в
подвал сквозь щели между камнями фундамента.
2
Пока я не достиг совершеннолетия, дядя не спешил знакомить меня со
сведениями и материалами, касавшимися страшного дома, которые ему удалось
собрать. Доктор Уиппл был консервативным здравомыслящим врачом старой школы
и, несмотря на весь свой интерес к вышеописанному месту, остерегался
поощрять юный, неокрепший ум в его естественной склонности к
сверхъестественному. Сам он считал, что как дом, так и его местонахождение
всего-навсего обладают ярко выраженными антисанитарными свойствами и не
имеют никакого отношения к сверхъестественному; в то же время он понимал,
что если тот ореол таинственности, что окружает дом, возбуждает интерес даже
в таком материалистически настроенном человеке, как он, то в живом
воображении мальчика ореол этот непременно обрастет самыми жуткими образными
ассоциациями.
Дядюшка жил бобылем. Этот седовласый, чисто выбритый, несколько
старомодный джентльмен имел репутацию местного историка и неоднократно
скрещивал полемическую шпагу с такими прославленными любителями дискуссий и
охранителями традиций, как Сидни С.Райдер и Томас У.Бикнел. Он жил с одним
слугой мужского пола в георгианском особняке с дверным кольцом и лестницей с
железными перилами, стоявшем, ежеминутно рискуя рухнуть вниз, на краю обрыва
по ходу Норт-Корт-стрит рядом со старинным кирпичным зданием, где некогда
располагались суд и колониальная администрация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12