" - восхищаются Пугачевым товарищи.
Сдружился во время похода Пугачев с артиллерийским солдатом Савелием Лаптевым. Соберутся они, о том о сем, о жизни заговорят. Пугачев - о донских казаках. Лаптев - о смоленских крестьянах. Сам он родом оттуда. И как ни говори, как ни рассуждай, а получается, что нет жизни на Руси горше, чем жизнь крестьянина и казака-труженика.
"Эх, власть бы мне в руки, - говорил Пугачев. - Я этих бар и господ в дугу, в бараний рог крутанул бы. А мужику и рабочему люду - волю-свободу, землю и солнце. Паши, сей, живи, радуйся!"
"Ох, Омелька, быть бы тебе царем, великим государем", - отвечал на это Савелий Лаптев.
"Эка куда хватанул, - усмехнулся Пугачев. - Да разве может так, чтобы царь - и вдруг из простого народа?"
"Не бывало такого, - соглашался солдат. - Прав. Не бывало. Да мало ли чего не бывало..."
Потом судьба разлучила друзей. Прошли годы...
– Так как, говоришь, Лаптев сказал? - обратился Пугачев к Гришатке.
– Поклон тебе, великий государь... - начинает мальчик.
– Стой, стой, - прервал Пугачев. "Великий государь! - произнес про себя и подумал: - Одобряет, выходит, Лаптев. Не забыл старое. Царем величает. Ну что же, царь так царь. Держись, Емельян Иванович". - Эй, Гришатка! - закричал Пугачев. - Залезай-ка на лавку. А ну, давай я тебя по-царски.
– Да я сам, ваше величество.
– Ложись, ложись, говорю. Не упорствуй.
Намылил Пугачев Гришатке спину, натер бока до пурпурного цвета мочалой. Взялся за березовый веник. Заходило под взмахами Гришаткино тело. Разыгралась, забилась в сосудах кровь.
– Вот так, вот так, - усмехаясь, приговаривает Пугачев. - Чтобы болезни и хвори к тебе не пристали. Чтобы пули тебя не брали. Чтобы рос ты, Гришатка, как дуб среди степи. Чтобы был ты не раб, а казак!
Потом Пугачев подхватил в бадейку воды. Отошел, хлестанул на Гришатку. Гришатка захлебнулся и фыркнул:
– Уф!
ШАПКА
Собралось в Берды до трех тысяч простых крестьян мужиков-лапотников. Они-то и ружья в руках никогда не держали. Многие пики не видели.
Приказал Пугачев для крестьянской части своего войска устроить учения.
Вели занятия сразу же за слободой на открытом месте. Бегают мужики в атаку. Учатся пикой владеть, в казацком седле держаться.
Тут же неподалеку установлено три щита, и на них мишени. По мишеням из ружей идет пальба.
Около стрелков крутится Гришатка. Интересно ему. Стоит смотрит.
Стараются мужики. Пугачев заявил, что лучшему стрелку будет с его царской головы шапка. Шапка дорогая, мерлушковая, с малиновым верхом. То-то бы угодить в самое яблочко.
Однако дела стрелков плохи. В щит еще кое-как попадают. А вот о большем не думай.
Намучились, намерзлись крестьяне. Стали роптать.
– Ружья кривые. Мишени далекие. На морозе руки дрожат. Попробовал бы тут сам царь-батюшка в яблочко стрельнуть.
А в это время Пугачев прибыл проверять, как идут учения, и услышал крестьянские речи.
Подъехал Емельян Иванович к стрелкам. Увидев царя, крестьяне попадали ниц.
– Встаньте, - приказал Пугачев. - Тут воинский плац, а не государевы палаты. Тут пригиб не мне, а умельцам делай.
Поднялись мужики.
– Ружья, значит, кривые?
Замялись крестьяне.
Слез Пугачев с коня.
– Ну-ка, подай сюда кривое ружьецо-то.
Подали Пугачеву ружье.
Вскинул Емельян Иванович стволину. Приклад к плечу, палец к курку бах!
– Попал, попал! В самую отметину! - заголосили крестьяне.
Взял Пугачев второе ружье - во вторую мишень. Взял третье, вскочил на коня и с ходу, с рыси - в третью. И снова в самую середину, снова навылет.
Поразевали крестьяне рты. Остолбенели от такого умельства. И Гришатка разинул рот. "Ай да стрелок! Ай да царь-батюшка!"
Подъехал Пугачев снова к крестьянам.
– Ну как, детушки, ружья кривые или глаз ваш косит?!
– Глаз, глаз, государь! - закричали крестьяне.
– То-то, - рассмеялся Пугачев. - Как же нам с шапкой, детушки, быть?
– Твоя шапка, твоя! - кричат вперебой крестьяне. - Тебе полагается. По закону. По справедливости.
– Эн, нет, - говорит Пугачев. - А ну-ка выходи, кто смелый.
Нет смелых. Боятся стрелки при царе попасть в полный конфуз.
В это время Пугачев заметил Гришатку.
Сунул Пугачев ему в руки ружье.
– Стреляй!
Прицелился Гришатка. Руки дрожат. В глазах туман. Однако ослушаться государя боится. Стрельнул.
– Попал, попал! - взвыли мужики. - Ух ты, в самую тютельку, в самое яблочко.
– Ух ты! - не удержался и сам Пугачев. Снял он со своей головы шапку. - На, получай!
Растерялся Гришатка, как быть, не знает.
– Бери, бери! - гудят мужики. - Государь жалует.
Взял Гришатка шапку, надел, утонул по самые уши. А когда приподнял шапку, то Пугачева рядом уже и нет. Лишь снег от конских копыт клубится.
САНИ
– Эх, мало, мало у нас пушек! Ружей мало. Пороху бы нам побольше! сокрушается Емельян Иванович.
Затеял Пугачев разные хитрости. То среди ночи подвезут казаки под самый Оренбург охапки сена и распалят костры. В крепости подумают, что это подошла пугачевская армия, и откроют страшный огонь из пушек.
– Так-так, - посмеивается Пугачев. - Хорошо. Ядер у них тоже не тысячи. Пусть, пусть постреляют.
Потом стали выманивать из крепости воинские отряды.
Для этого поступали так. Подойдет пугачевский разъезд поближе к городу. А основные силы в стороне, в засаде.
Увидят в крепости, что отряд мал, откроют ворота. Вылетят конники. Пугачевцы же делают вид, что отступают. Заманивают они неприятеля. Подведут солдат к задуманному месту. А там - раз! - выскочили из засады товарищи. И неприятельский отряд либо в плену, либо порублен.
Однако в Оренбурге вскоре догадались про пугачевские хитрости.
Сколько ни ездят казаки к Оренбургу, как ни кричат, ни выманивают осажденных - никакого успеха.
Тогда Пугачев приказал запрячь в сани тройку добрых коней.
Оделся и сам поехал.
– Батюшка, да куда же ты? - взмолились пугачевские помощники. - Да видано ли дело, чтобы сам царь - и вдруг вроде как за приманку. Да пожалей ты себя. Не царское это дело. А вдруг как убьют!
– Не убьют, не убьют, детушки, - отвечал Пугачев. - Не убьют. Я завороженный. Ружья нужны нам, ружья. Нельзя нам без них.
И вот тройка у самого города.
Промчался Пугачев взад-вперед вдоль оренбургского вала.
– Эй, солдатушки! - закричал. - Вам ли против своего законного государя идти. Рушь господ, открывай ворота.
– Пугачев! - понеслось по крепости.
Подумал Рейнсдорп: "Вот так удача!"
– Эй, верховые наружу!
И снова открылись ворота, снова погоня.
Мчат царские санки лихо, во весь опор. Кони как птицы. Шеи вперед, гривы по ветру, ногами по снежному месиву цок-перецок.
Промчит Пугачев саженей сто - двести, приостановится. Подпустит погоню поближе. И снова плеткой коней.
Почуяли верховые недоброе. Остановились. Отстали. Решили вернуться назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Сдружился во время похода Пугачев с артиллерийским солдатом Савелием Лаптевым. Соберутся они, о том о сем, о жизни заговорят. Пугачев - о донских казаках. Лаптев - о смоленских крестьянах. Сам он родом оттуда. И как ни говори, как ни рассуждай, а получается, что нет жизни на Руси горше, чем жизнь крестьянина и казака-труженика.
"Эх, власть бы мне в руки, - говорил Пугачев. - Я этих бар и господ в дугу, в бараний рог крутанул бы. А мужику и рабочему люду - волю-свободу, землю и солнце. Паши, сей, живи, радуйся!"
"Ох, Омелька, быть бы тебе царем, великим государем", - отвечал на это Савелий Лаптев.
"Эка куда хватанул, - усмехнулся Пугачев. - Да разве может так, чтобы царь - и вдруг из простого народа?"
"Не бывало такого, - соглашался солдат. - Прав. Не бывало. Да мало ли чего не бывало..."
Потом судьба разлучила друзей. Прошли годы...
– Так как, говоришь, Лаптев сказал? - обратился Пугачев к Гришатке.
– Поклон тебе, великий государь... - начинает мальчик.
– Стой, стой, - прервал Пугачев. "Великий государь! - произнес про себя и подумал: - Одобряет, выходит, Лаптев. Не забыл старое. Царем величает. Ну что же, царь так царь. Держись, Емельян Иванович". - Эй, Гришатка! - закричал Пугачев. - Залезай-ка на лавку. А ну, давай я тебя по-царски.
– Да я сам, ваше величество.
– Ложись, ложись, говорю. Не упорствуй.
Намылил Пугачев Гришатке спину, натер бока до пурпурного цвета мочалой. Взялся за березовый веник. Заходило под взмахами Гришаткино тело. Разыгралась, забилась в сосудах кровь.
– Вот так, вот так, - усмехаясь, приговаривает Пугачев. - Чтобы болезни и хвори к тебе не пристали. Чтобы пули тебя не брали. Чтобы рос ты, Гришатка, как дуб среди степи. Чтобы был ты не раб, а казак!
Потом Пугачев подхватил в бадейку воды. Отошел, хлестанул на Гришатку. Гришатка захлебнулся и фыркнул:
– Уф!
ШАПКА
Собралось в Берды до трех тысяч простых крестьян мужиков-лапотников. Они-то и ружья в руках никогда не держали. Многие пики не видели.
Приказал Пугачев для крестьянской части своего войска устроить учения.
Вели занятия сразу же за слободой на открытом месте. Бегают мужики в атаку. Учатся пикой владеть, в казацком седле держаться.
Тут же неподалеку установлено три щита, и на них мишени. По мишеням из ружей идет пальба.
Около стрелков крутится Гришатка. Интересно ему. Стоит смотрит.
Стараются мужики. Пугачев заявил, что лучшему стрелку будет с его царской головы шапка. Шапка дорогая, мерлушковая, с малиновым верхом. То-то бы угодить в самое яблочко.
Однако дела стрелков плохи. В щит еще кое-как попадают. А вот о большем не думай.
Намучились, намерзлись крестьяне. Стали роптать.
– Ружья кривые. Мишени далекие. На морозе руки дрожат. Попробовал бы тут сам царь-батюшка в яблочко стрельнуть.
А в это время Пугачев прибыл проверять, как идут учения, и услышал крестьянские речи.
Подъехал Емельян Иванович к стрелкам. Увидев царя, крестьяне попадали ниц.
– Встаньте, - приказал Пугачев. - Тут воинский плац, а не государевы палаты. Тут пригиб не мне, а умельцам делай.
Поднялись мужики.
– Ружья, значит, кривые?
Замялись крестьяне.
Слез Пугачев с коня.
– Ну-ка, подай сюда кривое ружьецо-то.
Подали Пугачеву ружье.
Вскинул Емельян Иванович стволину. Приклад к плечу, палец к курку бах!
– Попал, попал! В самую отметину! - заголосили крестьяне.
Взял Пугачев второе ружье - во вторую мишень. Взял третье, вскочил на коня и с ходу, с рыси - в третью. И снова в самую середину, снова навылет.
Поразевали крестьяне рты. Остолбенели от такого умельства. И Гришатка разинул рот. "Ай да стрелок! Ай да царь-батюшка!"
Подъехал Пугачев снова к крестьянам.
– Ну как, детушки, ружья кривые или глаз ваш косит?!
– Глаз, глаз, государь! - закричали крестьяне.
– То-то, - рассмеялся Пугачев. - Как же нам с шапкой, детушки, быть?
– Твоя шапка, твоя! - кричат вперебой крестьяне. - Тебе полагается. По закону. По справедливости.
– Эн, нет, - говорит Пугачев. - А ну-ка выходи, кто смелый.
Нет смелых. Боятся стрелки при царе попасть в полный конфуз.
В это время Пугачев заметил Гришатку.
Сунул Пугачев ему в руки ружье.
– Стреляй!
Прицелился Гришатка. Руки дрожат. В глазах туман. Однако ослушаться государя боится. Стрельнул.
– Попал, попал! - взвыли мужики. - Ух ты, в самую тютельку, в самое яблочко.
– Ух ты! - не удержался и сам Пугачев. Снял он со своей головы шапку. - На, получай!
Растерялся Гришатка, как быть, не знает.
– Бери, бери! - гудят мужики. - Государь жалует.
Взял Гришатка шапку, надел, утонул по самые уши. А когда приподнял шапку, то Пугачева рядом уже и нет. Лишь снег от конских копыт клубится.
САНИ
– Эх, мало, мало у нас пушек! Ружей мало. Пороху бы нам побольше! сокрушается Емельян Иванович.
Затеял Пугачев разные хитрости. То среди ночи подвезут казаки под самый Оренбург охапки сена и распалят костры. В крепости подумают, что это подошла пугачевская армия, и откроют страшный огонь из пушек.
– Так-так, - посмеивается Пугачев. - Хорошо. Ядер у них тоже не тысячи. Пусть, пусть постреляют.
Потом стали выманивать из крепости воинские отряды.
Для этого поступали так. Подойдет пугачевский разъезд поближе к городу. А основные силы в стороне, в засаде.
Увидят в крепости, что отряд мал, откроют ворота. Вылетят конники. Пугачевцы же делают вид, что отступают. Заманивают они неприятеля. Подведут солдат к задуманному месту. А там - раз! - выскочили из засады товарищи. И неприятельский отряд либо в плену, либо порублен.
Однако в Оренбурге вскоре догадались про пугачевские хитрости.
Сколько ни ездят казаки к Оренбургу, как ни кричат, ни выманивают осажденных - никакого успеха.
Тогда Пугачев приказал запрячь в сани тройку добрых коней.
Оделся и сам поехал.
– Батюшка, да куда же ты? - взмолились пугачевские помощники. - Да видано ли дело, чтобы сам царь - и вдруг вроде как за приманку. Да пожалей ты себя. Не царское это дело. А вдруг как убьют!
– Не убьют, не убьют, детушки, - отвечал Пугачев. - Не убьют. Я завороженный. Ружья нужны нам, ружья. Нельзя нам без них.
И вот тройка у самого города.
Промчался Пугачев взад-вперед вдоль оренбургского вала.
– Эй, солдатушки! - закричал. - Вам ли против своего законного государя идти. Рушь господ, открывай ворота.
– Пугачев! - понеслось по крепости.
Подумал Рейнсдорп: "Вот так удача!"
– Эй, верховые наружу!
И снова открылись ворота, снова погоня.
Мчат царские санки лихо, во весь опор. Кони как птицы. Шеи вперед, гривы по ветру, ногами по снежному месиву цок-перецок.
Промчит Пугачев саженей сто - двести, приостановится. Подпустит погоню поближе. И снова плеткой коней.
Почуяли верховые недоброе. Остановились. Отстали. Решили вернуться назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15