Он понес немалые потери и в конце концов прекратил эти бесплодные попытки.
Война - это не только атаки и контратаки, огонь и смерть. Разные случаи бывают в боевой обстановке. Происходят события, прямо скажем, курьезные.
В период так называемого затишья (так называемого потому, что стычки с японцами происходили чуть ли не постоянно) мой наблюдательный пункт находился на небольшой сопке, которая почти не выделялась на местности. Вблизи него были поставлены четыре, установки спаренных зенитных пулеметов (станковый пулемет максим со специальным прицелом) и две пушки. Они обеспечивали надежную охрану НП.
Однажды ночью - а ночь выдалась темная - командир одного расчета оставил у орудия наблюдателя, а остальным бойцам разрешил тут же рядом поспать. От моего наблюдательного пункта эта пушка находилась в пределах 25 - 30 метров. Так что было видно и слышно все, что там происходило.
В ту ночь я, по обыкновению, не спал. Учитывая то, что японцы часто по ночам атакуют, я обычно отдыхать ложился на рассвете, после того как меня подменял начальник штаба или заместитель по строевой части.
Находясь в окопе с лейтенантом Искрой и связными (в ночное время они всегда были при мне), мы вдруг услышали громкий крик: Японцы! Тут же схватились за гранаты и приготовились к бою. Но вместо выстрелов тишину ночи разорвал дружный хохот. Смеялся весь орудийный расчет. Пошел туда - выяснить, в чем дело.
- Что у вас тут происходит? - спрашиваю командира орудия.
- Ничего особенного, товарищ полковник.
И он рассказал, что, оставив наблюдателя, через 30 - 40 минут решил проверить, как тот несет службу. Оказалось, что боец сидит на станине и, положив голову на казенную часть пушки, дремлет. Командир орудия схватил его обеими руками за бока и негромко сказал: Каля-маля. Красноармеец с перепугу и спросонья подумал, что прорвались японцы, и поднял крик.
Невольно сдерживая смех, я спросил воина:
- Зачем же вы так громко кричали?
- Хотел предупредить об опасности.
Я отчитал незадачливого наблюдателя, разъяснил ему, что так службу нести нельзя.
- Пока объявляю замечание, но, если еще раз повторится подобное, накажу со всей строгостью. Вы поняли меня?
- Понял, товарищ полковник.
Поговорив с бойцами, вернулся на свой наблюдательный пункт. У орудия еще долго не смолкал негромкий разговор. По-видимому, сослуживцы воспитывали провинившегося.
Как в период боевых действий, так и в дни относительного затишья командиры и политработники строго следили за тем, чтобы личный состав снабжался всем необходимым для боя и жизни. Как ни трудно приходилось, а войны ежедневно получали горячую пищу, были обеспечены водой. Каждую неделю личный состав мылся в бане. Разумеется, баня была полевая. Мы поставили душевые установки в кустарнике, у реки Халхин-Гол. В них и мылись солдаты. Им выдавалось после этого нательное белье и портянки, чистые носовые платки и два белых подворотничка на неделю, папиросы из подарков, которые нередко присылали нам шефы.
Мыться в баню красноармейцы ходили по очереди, прямо с передовой, как правило по отделениям. Японцы обнаружили наши душевые установки и однажды открыли по мывшимся в бане артиллерийский огонь. Нашему полку тогда было придано два отдельных артиллерийских дивизиона. Я спросил у начальника артиллерии, засечены ли наблюдательные пункты японцев, в особенности артиллерийские, и через какое время можно открыть огонь. Тот ответил:
- Цели засечены, товарищ полковник. Огонь можно открыть через три - пять минут.
- Тогда дайте пятиминутный огневой налет по артиллерийским наблюдательным пунктам и огневым позициям артиллерии противника.
Наши дивизионы вскоре открыли огонь. Выстрелы, видимо, были точными. Японцы получили хороший урок.
Однако и мне досталось... Командующий сделал крепкое внушение и предупредил, чтобы я экономнее расходовал снаряды.
В этот период активизировалась японская авиация. Вражеские самолеты нередко налетали и бомбили боевые порядки войск. Однажды командный пункт нашего полка атаковали сразу несколько десятков японских самолетов. Бомбили нас долго. Видно, перед японскими летчиками стояла задача сровнять с землей пункт управления нашей части.
Когда же наконец все стихло и я в большой тревоге выбрался из своего окопа, ожидая увидеть ужасающую картину, сразу заметил, что то там, то здесь из укрытий поджимаются люди, приводя себя в порядок и осматриваясь. На лицах командиров и красноармейцев не было и следов паники. А ведь в каком аду побывали!
Я приказал начальнику штаба:
- Срочно выясните понесенный нами урон и доложите мне.
Сам же пошел вдоль траншеи. Кто-то звал санинструктора, но он почему-то не откликался. Его стали искать и нашли заваленного землей в окопе. Раскопали быстро, он тут же пришел в себя и спросил:
- Раненые есть?
Оказалось, что ранены осколками бомб три красноармейца. Больше потерь не было.
Вскоре это и начальник штаба подтвердил. Сообщил он и о том, что нет повреждений оружия и боевой техники, вот только погибла машина с сигнальными ракетами.
- Фейерверк был жуткий, - прибавил он.
- Ну ничего, без ракет переживем, - заключил я. - В крайнем случае пока у соседей займем.
Понятно, когда подсчитали потери, я успокоился. Можно сказать, мы отделались легко. А почему? Да потому, что серьезно относились к устройству и оборудованию укрытий с самого начала. Требовали от бойцов и командиров очень строго. В результате и окопы и щели были у нас надежными и хорошо укрывали при налетах и артобстрелах.
Авиация противника серьезно беспокоила нас только в первые дни относительного затишья, а потом командование группой приняло меры, и в район боевых действий прибыли наши замечательные асы, которые вскоре лишили японцев превосходства в воздухе. Да, то действительно были отважные соколы нашей Родины. Они блестяще пилотировали самолеты, мастерски вели воздушные бои.
Теперь наши летчики не давали спокойно жить японцам. Они регулярно бомбили их боевые порядки, разрушали оборону, выводили из строя живую силу врага. Ну и конечно, хорошо помогали нам, надежно защищая с воздуха от ударов японской авиации. Но и мы, пехотинцы, иногда выручали их.
Однажды завязался воздушный бой над нейтральной полосой. Мы с волнением наблюдали за тем, как сражались наши соколы, и переживали за них. Кое-кто даже кричал, подбадривая летчиков, будто они могли услышать. И вдруг наш самолет свалился на крыло и пошел к земле. В воздухе раскрылся парашют. Летчик приземлился в нейтральной зоне, далеко от наших окопов. Мысли у всех были одни: как помочь ему? Ведь японцы, конечно, попытаются взять его в плен или убить. И тут мимо командного пункта проскочила машина. То была водовозка нашего полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Война - это не только атаки и контратаки, огонь и смерть. Разные случаи бывают в боевой обстановке. Происходят события, прямо скажем, курьезные.
В период так называемого затишья (так называемого потому, что стычки с японцами происходили чуть ли не постоянно) мой наблюдательный пункт находился на небольшой сопке, которая почти не выделялась на местности. Вблизи него были поставлены четыре, установки спаренных зенитных пулеметов (станковый пулемет максим со специальным прицелом) и две пушки. Они обеспечивали надежную охрану НП.
Однажды ночью - а ночь выдалась темная - командир одного расчета оставил у орудия наблюдателя, а остальным бойцам разрешил тут же рядом поспать. От моего наблюдательного пункта эта пушка находилась в пределах 25 - 30 метров. Так что было видно и слышно все, что там происходило.
В ту ночь я, по обыкновению, не спал. Учитывая то, что японцы часто по ночам атакуют, я обычно отдыхать ложился на рассвете, после того как меня подменял начальник штаба или заместитель по строевой части.
Находясь в окопе с лейтенантом Искрой и связными (в ночное время они всегда были при мне), мы вдруг услышали громкий крик: Японцы! Тут же схватились за гранаты и приготовились к бою. Но вместо выстрелов тишину ночи разорвал дружный хохот. Смеялся весь орудийный расчет. Пошел туда - выяснить, в чем дело.
- Что у вас тут происходит? - спрашиваю командира орудия.
- Ничего особенного, товарищ полковник.
И он рассказал, что, оставив наблюдателя, через 30 - 40 минут решил проверить, как тот несет службу. Оказалось, что боец сидит на станине и, положив голову на казенную часть пушки, дремлет. Командир орудия схватил его обеими руками за бока и негромко сказал: Каля-маля. Красноармеец с перепугу и спросонья подумал, что прорвались японцы, и поднял крик.
Невольно сдерживая смех, я спросил воина:
- Зачем же вы так громко кричали?
- Хотел предупредить об опасности.
Я отчитал незадачливого наблюдателя, разъяснил ему, что так службу нести нельзя.
- Пока объявляю замечание, но, если еще раз повторится подобное, накажу со всей строгостью. Вы поняли меня?
- Понял, товарищ полковник.
Поговорив с бойцами, вернулся на свой наблюдательный пункт. У орудия еще долго не смолкал негромкий разговор. По-видимому, сослуживцы воспитывали провинившегося.
Как в период боевых действий, так и в дни относительного затишья командиры и политработники строго следили за тем, чтобы личный состав снабжался всем необходимым для боя и жизни. Как ни трудно приходилось, а войны ежедневно получали горячую пищу, были обеспечены водой. Каждую неделю личный состав мылся в бане. Разумеется, баня была полевая. Мы поставили душевые установки в кустарнике, у реки Халхин-Гол. В них и мылись солдаты. Им выдавалось после этого нательное белье и портянки, чистые носовые платки и два белых подворотничка на неделю, папиросы из подарков, которые нередко присылали нам шефы.
Мыться в баню красноармейцы ходили по очереди, прямо с передовой, как правило по отделениям. Японцы обнаружили наши душевые установки и однажды открыли по мывшимся в бане артиллерийский огонь. Нашему полку тогда было придано два отдельных артиллерийских дивизиона. Я спросил у начальника артиллерии, засечены ли наблюдательные пункты японцев, в особенности артиллерийские, и через какое время можно открыть огонь. Тот ответил:
- Цели засечены, товарищ полковник. Огонь можно открыть через три - пять минут.
- Тогда дайте пятиминутный огневой налет по артиллерийским наблюдательным пунктам и огневым позициям артиллерии противника.
Наши дивизионы вскоре открыли огонь. Выстрелы, видимо, были точными. Японцы получили хороший урок.
Однако и мне досталось... Командующий сделал крепкое внушение и предупредил, чтобы я экономнее расходовал снаряды.
В этот период активизировалась японская авиация. Вражеские самолеты нередко налетали и бомбили боевые порядки войск. Однажды командный пункт нашего полка атаковали сразу несколько десятков японских самолетов. Бомбили нас долго. Видно, перед японскими летчиками стояла задача сровнять с землей пункт управления нашей части.
Когда же наконец все стихло и я в большой тревоге выбрался из своего окопа, ожидая увидеть ужасающую картину, сразу заметил, что то там, то здесь из укрытий поджимаются люди, приводя себя в порядок и осматриваясь. На лицах командиров и красноармейцев не было и следов паники. А ведь в каком аду побывали!
Я приказал начальнику штаба:
- Срочно выясните понесенный нами урон и доложите мне.
Сам же пошел вдоль траншеи. Кто-то звал санинструктора, но он почему-то не откликался. Его стали искать и нашли заваленного землей в окопе. Раскопали быстро, он тут же пришел в себя и спросил:
- Раненые есть?
Оказалось, что ранены осколками бомб три красноармейца. Больше потерь не было.
Вскоре это и начальник штаба подтвердил. Сообщил он и о том, что нет повреждений оружия и боевой техники, вот только погибла машина с сигнальными ракетами.
- Фейерверк был жуткий, - прибавил он.
- Ну ничего, без ракет переживем, - заключил я. - В крайнем случае пока у соседей займем.
Понятно, когда подсчитали потери, я успокоился. Можно сказать, мы отделались легко. А почему? Да потому, что серьезно относились к устройству и оборудованию укрытий с самого начала. Требовали от бойцов и командиров очень строго. В результате и окопы и щели были у нас надежными и хорошо укрывали при налетах и артобстрелах.
Авиация противника серьезно беспокоила нас только в первые дни относительного затишья, а потом командование группой приняло меры, и в район боевых действий прибыли наши замечательные асы, которые вскоре лишили японцев превосходства в воздухе. Да, то действительно были отважные соколы нашей Родины. Они блестяще пилотировали самолеты, мастерски вели воздушные бои.
Теперь наши летчики не давали спокойно жить японцам. Они регулярно бомбили их боевые порядки, разрушали оборону, выводили из строя живую силу врага. Ну и конечно, хорошо помогали нам, надежно защищая с воздуха от ударов японской авиации. Но и мы, пехотинцы, иногда выручали их.
Однажды завязался воздушный бой над нейтральной полосой. Мы с волнением наблюдали за тем, как сражались наши соколы, и переживали за них. Кое-кто даже кричал, подбадривая летчиков, будто они могли услышать. И вдруг наш самолет свалился на крыло и пошел к земле. В воздухе раскрылся парашют. Летчик приземлился в нейтральной зоне, далеко от наших окопов. Мысли у всех были одни: как помочь ему? Ведь японцы, конечно, попытаются взять его в плен или убить. И тут мимо командного пункта проскочила машина. То была водовозка нашего полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74