Этот человек снился ему по ночам. Одной маме он рассказывал эти сны.
Но не скоро наступили дни спокойного труда для советских людей. Шла и все больше разгоралась гражданская война. Толе было восемь, девять, десять лет, когда в доме и поселке говорили о сражениях на Дону и на Украине, о Красной гвардии, в ряды которой уходили и молодые рабочие каменоломни, ушли в Красную Армию и умельцы-забойщики Антон и Василий.
В ребячьих играх отразилась гражданская война, шли нескончаемые битвы с "беляками", "махновцами", "колчаками", захватывались вражеские крепости. "Воевали" ребята со Стекольной улицы и с Пензенской, и все хотели быть красноармейцами, и никто не желал быть "беляками". Приходилось меняться ролями по очереди. Толя "мобилизовал" не только Женюрку в свои войска, но и Ксану, старшую сестру, играть пленных или сестер милосердия.
Между тем Колчак захватил Екатеринбург. На Урале начались расправы с рабочими. Руки белогвардейцев дотянулись и до Богословска. Явились какие-то люди на каменоломни. Они хотели завладеть казенной кассой. Константин Терентьевич позаботился выдать рабочим зарплату ранее назначенного срока.
Под нажимом колчаковцев рабочим снизили зарплату. Серов шел на разные ухищрения, выдерживая стычки с начальством, но до прихода наших войск сохранял уровень зарплаты, какой был достигнут при Советской власти.
В доме об этом говорилось тихо и не при детях, но и они понимали многое. Жизнь отца и матери была в опасности. Толя ненавидел белых и людей, которые прислуживались им. Страха он не испытывал и, если бы не предостережения мамы, натворил бы дел! Особенно остро переживал он вместе с Ксаной опасные дни, когда колчаковцы хотели взорвать мост через Какву. Представители белого командования потребовали у К. Т. Серова выдать динамит, угрожая расстрелом. Под всевозможными предлогами тот оттягивал выполнение приказа. В июле 1919 года на Урале восторжествовала власть Советов. Центр северной части области был перенесен в Надеждинск. В состав Надеждинского металлургического комбината вошло и Богословское рудоуправление. К. Т. Серов вновь был утвержден заведующим каменоломней.
Район медленно возвращался к жизни. Были затоплены шахты, закрыт медеплавильный завод, потухла жизнь на Турьинских рудниках. Толя видел, как тяжело переживал отец эту разруху. По вечерам он часто расспрашивал его об Урале.
- Знаешь, сколько лет Уральскому хребту? Пятьсот миллионов лет. Можешь сосчитать до полмиллиарда? Это Великий пояс мира, так его называли древние географы. Этот пояс отделяет Европу от Азии.
- Нам говорили на уроке географии.
- А о кладовых уральских недр ты что-нибудь знаешь?
- Расскажи, - просил Толя, хотя отец не один раз говорил об этом.
Он не только пояснял, но и показывал на картах-трехверстках богатство одного только Богословского округа или Надеждинского района, как теперь говорили. Он водил сыновей по лесу, знакомил с различными породами деревьев.
- От мхов и лишайников северной тундры до дремучих лесов Южного Урала более тысячи пятисот названий деревьев, кустарников, трав.
И перед зачарованными глазами мальчиков, словно в безмолвном хороводе, проплывали, кружась, высоченные ели и сосны, темные пихты, горделивые лиственницы, рощицы берез, таких светлых и высоких, точно вершины их купались в летнем бледно-голубом небе. Отец превосходно знал родной край и мог рассказывать о нем часами, не утомляя детей. Они шли за отцом, собирая шишки и желуди, отыскивая птичьи гнезда, выбирая гибкие прутья для лука и стрел. Он знал лес, и ребята желали стать лесниками. Он был охотник, и мальчишки мечтали о настоящей охоте, хотели, как их дед, быть рудознатцами и шахтерами или, как отец, быть разведчиками золота, меди, сланца, угля, марганца... Когда отец говорил о фауне Урала, о буром мишке или рогатом лосе, о злой рыси, о росомахе, барсуке, бурундуке, у них глаза разгорались.
Отец научил их мастерить самодельные ружья-пистонки, луки, стрелы, метко целиться в подвижную и неподвижную мишень, чувствовать себя в лесу как дома.
В азартных поисках настоящей дичи Толя однажды подбил на опушке соседскую курицу. Мать заставила отнести ее хозяйке и просить прощения. Это было очень неприятно. Но, преодолев муки стыда, мальчик пошел, извинился так искренно, что соседка не стала его бранить.
Константин Терентьевич водил ребят к берегам Каквы, рассказывая, как он разведывал золото, как работал на обогатительной фабрике, как ночевал в лесу морозной зимней ночью, выкладывая с товарищами "нодью" - заграждение из срубленных стволов - своеобразный костер.
Толя и Женюрка с захватывающим интересом слушали эти рассказы. В них не только была заманчивость приключения, но и выдержка, спокойствие и отвага их отца. Он не страшился ни всемогущих хозяев, ни полиции, был заодно с рабочими, был сильным. Константин Терентьевич и правда был красивый, высокий, с развитой мускулатурой, еще молодой человек. Ребята гордились отцом, учились у него всему.
Особенно они увлекались рерховой ездой.
Толя и его приятели частенько летом пробирались на конный двор, где отдыхали рабочие лошади. Кто-либо прихватывал с собой мешочек с махоркой Серовы, как многие другие, разводили махорку у себя в огороде. Подходят к конюху:
- Дядя, хотите, мы с ребятами поведем купаться лошадей. Тут близко, на Турью.
- Ну, ловите, - конюх охотно брал махорочку. - Каких поймаете, садитесь и - айда. Искупаете, напоите, и марш обратно, значит.
Мальчишки ловили лошадей, взбирались на них и степенно выезжали из поселка. Но лишь только скрывалась из глаз кровля конного двора, как они ударяли пятками в конские бока, кричали, присвистывали, и кони во весь дух мчались пять-шесть километров до Илимки (все-таки дальше, чем до Турьи!). Проносились мимо сосны и ели, мелькали лесные полянки, скрежетал сухими ветками старый кустарник, шумели над головой деревья, порой заблестит под копытами и тут же пропадет лесной ручеек. Вперед, вперед! В этом смелом движении было столько радости, так полно в нем тратилась и возрождалась детская энергия.
Ребята въезжали верхом прямо в речку. Прыгали с коней в прохладную воду, ныряли, затевали шумную и крикливую возню. Купали лошадей, отдыхали на берегу, бессознательно отдаваясь веселой гармонии лесных звуков, свету солнца, блеску водяных брызг.
Возвращаясь на конный двор и прощаясь с конюхом, Толя говорил:
- Когда маленьким был - хотел стать машинистом на паровозе. А теперь думаю служить в кавалерии.
Конюх с любопытством смотрел на решительное лицо малыша.
- Это как пить дать. Настоящий конник, казак! Сказал - на Турью, а сам скакал до Илимки. И кони в порядке. Тебе хоть сейчас - в командиры эскадрона.
Однажды отец пришел домой мрачный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Но не скоро наступили дни спокойного труда для советских людей. Шла и все больше разгоралась гражданская война. Толе было восемь, девять, десять лет, когда в доме и поселке говорили о сражениях на Дону и на Украине, о Красной гвардии, в ряды которой уходили и молодые рабочие каменоломни, ушли в Красную Армию и умельцы-забойщики Антон и Василий.
В ребячьих играх отразилась гражданская война, шли нескончаемые битвы с "беляками", "махновцами", "колчаками", захватывались вражеские крепости. "Воевали" ребята со Стекольной улицы и с Пензенской, и все хотели быть красноармейцами, и никто не желал быть "беляками". Приходилось меняться ролями по очереди. Толя "мобилизовал" не только Женюрку в свои войска, но и Ксану, старшую сестру, играть пленных или сестер милосердия.
Между тем Колчак захватил Екатеринбург. На Урале начались расправы с рабочими. Руки белогвардейцев дотянулись и до Богословска. Явились какие-то люди на каменоломни. Они хотели завладеть казенной кассой. Константин Терентьевич позаботился выдать рабочим зарплату ранее назначенного срока.
Под нажимом колчаковцев рабочим снизили зарплату. Серов шел на разные ухищрения, выдерживая стычки с начальством, но до прихода наших войск сохранял уровень зарплаты, какой был достигнут при Советской власти.
В доме об этом говорилось тихо и не при детях, но и они понимали многое. Жизнь отца и матери была в опасности. Толя ненавидел белых и людей, которые прислуживались им. Страха он не испытывал и, если бы не предостережения мамы, натворил бы дел! Особенно остро переживал он вместе с Ксаной опасные дни, когда колчаковцы хотели взорвать мост через Какву. Представители белого командования потребовали у К. Т. Серова выдать динамит, угрожая расстрелом. Под всевозможными предлогами тот оттягивал выполнение приказа. В июле 1919 года на Урале восторжествовала власть Советов. Центр северной части области был перенесен в Надеждинск. В состав Надеждинского металлургического комбината вошло и Богословское рудоуправление. К. Т. Серов вновь был утвержден заведующим каменоломней.
Район медленно возвращался к жизни. Были затоплены шахты, закрыт медеплавильный завод, потухла жизнь на Турьинских рудниках. Толя видел, как тяжело переживал отец эту разруху. По вечерам он часто расспрашивал его об Урале.
- Знаешь, сколько лет Уральскому хребту? Пятьсот миллионов лет. Можешь сосчитать до полмиллиарда? Это Великий пояс мира, так его называли древние географы. Этот пояс отделяет Европу от Азии.
- Нам говорили на уроке географии.
- А о кладовых уральских недр ты что-нибудь знаешь?
- Расскажи, - просил Толя, хотя отец не один раз говорил об этом.
Он не только пояснял, но и показывал на картах-трехверстках богатство одного только Богословского округа или Надеждинского района, как теперь говорили. Он водил сыновей по лесу, знакомил с различными породами деревьев.
- От мхов и лишайников северной тундры до дремучих лесов Южного Урала более тысячи пятисот названий деревьев, кустарников, трав.
И перед зачарованными глазами мальчиков, словно в безмолвном хороводе, проплывали, кружась, высоченные ели и сосны, темные пихты, горделивые лиственницы, рощицы берез, таких светлых и высоких, точно вершины их купались в летнем бледно-голубом небе. Отец превосходно знал родной край и мог рассказывать о нем часами, не утомляя детей. Они шли за отцом, собирая шишки и желуди, отыскивая птичьи гнезда, выбирая гибкие прутья для лука и стрел. Он знал лес, и ребята желали стать лесниками. Он был охотник, и мальчишки мечтали о настоящей охоте, хотели, как их дед, быть рудознатцами и шахтерами или, как отец, быть разведчиками золота, меди, сланца, угля, марганца... Когда отец говорил о фауне Урала, о буром мишке или рогатом лосе, о злой рыси, о росомахе, барсуке, бурундуке, у них глаза разгорались.
Отец научил их мастерить самодельные ружья-пистонки, луки, стрелы, метко целиться в подвижную и неподвижную мишень, чувствовать себя в лесу как дома.
В азартных поисках настоящей дичи Толя однажды подбил на опушке соседскую курицу. Мать заставила отнести ее хозяйке и просить прощения. Это было очень неприятно. Но, преодолев муки стыда, мальчик пошел, извинился так искренно, что соседка не стала его бранить.
Константин Терентьевич водил ребят к берегам Каквы, рассказывая, как он разведывал золото, как работал на обогатительной фабрике, как ночевал в лесу морозной зимней ночью, выкладывая с товарищами "нодью" - заграждение из срубленных стволов - своеобразный костер.
Толя и Женюрка с захватывающим интересом слушали эти рассказы. В них не только была заманчивость приключения, но и выдержка, спокойствие и отвага их отца. Он не страшился ни всемогущих хозяев, ни полиции, был заодно с рабочими, был сильным. Константин Терентьевич и правда был красивый, высокий, с развитой мускулатурой, еще молодой человек. Ребята гордились отцом, учились у него всему.
Особенно они увлекались рерховой ездой.
Толя и его приятели частенько летом пробирались на конный двор, где отдыхали рабочие лошади. Кто-либо прихватывал с собой мешочек с махоркой Серовы, как многие другие, разводили махорку у себя в огороде. Подходят к конюху:
- Дядя, хотите, мы с ребятами поведем купаться лошадей. Тут близко, на Турью.
- Ну, ловите, - конюх охотно брал махорочку. - Каких поймаете, садитесь и - айда. Искупаете, напоите, и марш обратно, значит.
Мальчишки ловили лошадей, взбирались на них и степенно выезжали из поселка. Но лишь только скрывалась из глаз кровля конного двора, как они ударяли пятками в конские бока, кричали, присвистывали, и кони во весь дух мчались пять-шесть километров до Илимки (все-таки дальше, чем до Турьи!). Проносились мимо сосны и ели, мелькали лесные полянки, скрежетал сухими ветками старый кустарник, шумели над головой деревья, порой заблестит под копытами и тут же пропадет лесной ручеек. Вперед, вперед! В этом смелом движении было столько радости, так полно в нем тратилась и возрождалась детская энергия.
Ребята въезжали верхом прямо в речку. Прыгали с коней в прохладную воду, ныряли, затевали шумную и крикливую возню. Купали лошадей, отдыхали на берегу, бессознательно отдаваясь веселой гармонии лесных звуков, свету солнца, блеску водяных брызг.
Возвращаясь на конный двор и прощаясь с конюхом, Толя говорил:
- Когда маленьким был - хотел стать машинистом на паровозе. А теперь думаю служить в кавалерии.
Конюх с любопытством смотрел на решительное лицо малыша.
- Это как пить дать. Настоящий конник, казак! Сказал - на Турью, а сам скакал до Илимки. И кони в порядке. Тебе хоть сейчас - в командиры эскадрона.
Однажды отец пришел домой мрачный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69