На эти слова Пьерино возразил и сказал: «Маэстро Джованни, большинство людей, когда состарятся, вместе с этой самой старостью дуреют, как сделали и вы; и я этому не удивляюсь, потому что вы наищедрейше роздали все свое имущество, не подумав о том, что вашим детям оно может понадобиться, тогда как я думаю сделать как раз наоборот, оставить своим детям столько, чтобы они могли помочь и вашим». На это мой отец ответил: «Худое дерево никогда не приносило доброго плода, а наоборот; и еще я тебе скажу, что ты худой человек, и дети твои будут безумные и бедные и придут за подаянием к моим дельным и богатым детям». Так он ушел из его дома, и оба они бурчали друг другу неистовые слова. Тут я, который стал на сторону моего доброго отца, выйдя из этого дома вместе с ним, сказал ему, что хочу отомстить за оскорбления, которые этот негодяй ему учинил, с тем, чтобы вы мне позволили заниматься рисованием. Мой отец сказал: «О дорогой сын мой, я тоже был хорошим рисовальщиком; но для прохлаждения от этих столь удивительных трудов и из любви ко мне, который тебе отец, который тебя родил, и вскормил, и положил начало стольким достойным дарованиям, на отдыхе от них, неужели ты мне не обещаешь взять иной раз эту самую флейту и этот нежнейший корнет и, к некоторому усладительному своему удовольствию, услаждая себя, поиграть?» Я сказал, что да, и весьма охотно, из любви к нему. Тогда добрый отец сказал, что эти самые дарования будут наибольшей местью, которую за оскорбления, понесенные от его врагов, я бы мог учинить. После этих слов не прошло и месяца, как этот сказанный Пьерино, строя погреб в одном своем доме, который у него был на виа делло Студио, и находясь однажды у себя в нижней комнате, над погребом, который он строил, со многими товарищами, говорил как раз о своем учителе, каковым был мой отец; и когда он повторял слова, которые тот ему сказал о его провале, то не успел он их сказать, как комната, где он был, потому ли, что погреб был плохо выведен, или одним могуществом Всевышнего, который платит не по субботам, провалилась; и эти камни свода и кирпичи, падая вместе с ним, раздробили ему обе ноги; а те, кто был с ним, оставшись над краем погреба, не потерпели никакого вреда, а только остались ошеломлены и изумлены; больше всего тем, что он им только что перед этим с издевкой рассказал. Узнав об этом, мой отец, вооружившись, отправился к нему и, в присутствии его отца, которого звали Никколайо да Вольтерра, трубач Синьории, сказал: «О Пьеро, мой дорогой ученик, очень меня печалит твоя беда; но, если ты помнишь, я еще недавно тебя предупреждал; и все-таки случится между твоими детьми и моими то, что я тебе сказал». Малое время спустя неблагодарный Пьеро от этого увечья умер. Он оставил после себя бесстыдную свою жену с одним сыном, каковой спустя несколько лет приходил ко мне в Рим за милостыней. Я ему ее дал, потому что в моей природе творить милостыню, и потом я со слезами вспомнил то благополучие, в каком пребывал Пьеро, когда мой отец сказал ему эти слова, то есть что дети сказанного Пьерино еще придут за подаянием к его дельным детям. И об этом довольно говорить, и пусть никто никогда не смеется над предвещаниями честного человека, несправедливо его оскорбив, потому что это не он говорит, а это голос самого Бога.
X
Меж тем я занимался золотых дел мастерством и им помогал моему доброму отцу. Другому своему сыну и моему брату, по имени Чеккино, как я сказал выше, преподав ему начатки латинской словесности, потому что он желал сделать меня, старшего, великим игрецом и музыкантом, а его, младшего, великим ученым законоведом, не в силах будучи побороть того, к чему нас склоняла природа, которая сделала меня приверженным к изобразительному искусству, а моего брата, который был прекрасного сложения и изящества, всецело склонным к ратному делу; и будучи еще очень молоденьким, уйдя однажды после первого урока в школе изумительнейшего синьора Джованнино де'Медичи; придя домой, когда меня не было, будучи хуже снабжен платьем и застав своих и моих сестер, которые, тайком от моего отца, дали ему мой плащ и камзол, отличные и новые, потому что, помимо помощи, которую я подавал моему отцу и моим добрым и честным сестрам, я от сбереженных моих трудов сделал себе это пристойное платье; видя себя обманутым и что у меня отняли сказанное платье, и не находя брата, ибо я хотел его у него отнять, я сказал моему отцу, почему он позволяет, чтобы мне чинили такую великую несправедливость, когда я так охотно утруждаюсь, чтобы ему помочь. На это он мне ответил, что я его добрый сын, а что этого он обрел, какового думал, что утратил; и что необходимо и даже самим Богом предписано, чтобы, у кого есть добро, давал тому, у кого нет; и чтобы ради любви к нему я снес эту обиду; что Бог воздаст мне всяких благ. Я, как юноша неопытный, возразил бедному удрученному отцу; и, взяв некий мой Скудный остаток платья и денег, пошел к одним из городских ворот; и не зная, какие ворота те, что приведут меня в Рим, попал в Лукку, а из Лукки в Пизу. Придя в Пизу, — было мне тогда лет шестнадцать, — остановившись возле среднего моста, где так называемый Рыбий камень, перед лавкой золотых дел мастера, смотря со вниманием, что этот мастер делает, сказанный мастер меня спросил, кто я такой и какое мое ремесло: на что я сказал, что работаю немного в том же самом искусстве, которым занят и он. Этот честный человек сказал мне, чтобы я вошел к нему в лавку, и тотчас же дал мне работу, и сказал такие слова: «По твоему славному виду я заключаю, что ты честный и хороший». И он выложил передо мной золото, серебро и камни; а когда я отработал мой первый день, то вечером он привел меня в свой дом, где он жил пристойно с красивой женой и детьми. Вспомнив о том горе, которое мог иметь из-за меня мой добрый отец, я ему написал, что я живу у очень доброго и честного человека, какового зовут маэстро Уливьери делла Кьостра, и выделываю у него много прекрасных и больших работ; и чтобы он был спокоен, что я прилежно учусь и надеюсь этими знаниями вскоре принести ему пользу и честь. Мой добрый отец тотчас же на письмо ответил, говоря так: «Сын мой, любовь моя к тебе такова, что, если бы не великая честь, которую я соблюдаю превыше всего, я бы тотчас же собрался ехать за тобой, потому что, поистине, мне кажется, что я лишен света очей, не видя тебя каждый день, как я привык. Я буду стараться по-прежнему вести мой дом к доблестной чести, а ты старайся совершенствоваться в искусствах; и я только хочу, чтобы ты помнил эти простые четыре слова, и их соблюдай, и никогда их не забывай:
В какой бы ни пришел ты дом,
Живи не кражей, а трудом».
XI
Попало это письмо в руки этому моему учителю Уливьери, и он тайно от меня его прочел; потом он мне открылся, что прочел его, и сказал мне такие слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140