– Слушайте, Дымков, смогли бы вы сразу и сейчас учредить здесь, – врастяжку, чтобы не сбиться, заговорила Юлия, кивком на город уточняя задание, – учредить голубое озеро с яхтами, пляжами и даже лебедями? Если это вам по силам, господин ангел, разумеется!
Тот даже отшатнулся, напуганный чисто патологической греховностью ее желания, меж тем как оно диктовалось не геростратовской прихотью или меркантильностью, как впоследствии истолковал Сорокин рождение ее подпольного музея.
Она заколебалась, – не то чтобы жалко стало чего-нибудь на свете для эффектного эксперимента в библейском стиле, а просто не успела бы отменить по телефону назначенную у нее же на квартире послезавтрашнюю вечеринку по случаю дня рождения. Правда, катаклизм избавлял ее от необходимости обзванивать друзей, которые... Она запуталась и померкла.
– Не надо, мне расхотелось. Что-нибудь другое сперва, не знаю. – Она измученно пошарила взором вокруг себя. – Я хочу обыкновенное антоновское яблоко...
Тотчас извлеченный из воздуха зеленоватый плод, несмотря на сертификат присохшей веточки и характерную, десны обжигающую кислинку, оказался вовсе не съедобным из-за мерзкого жестяного привкуса и полунадкушенный помчался вниз по склону, попрыгивая на проталинах.
Кстати, Юлия не сомневалась, что опыт истребления многомиллионного города дался бы Дымкову гораздо легче, нежели вульгарное яблоко... Но вряд ли одной рассеянностью объяснялось, почему не все так гладко удается ангелу, в могуществе которого после создания роскошной автомашины уже не сомневалась. Теперь она воздерживалась даже от неосторожных помыслов не только из прежних соображений, что неограниченные возможности парализуют сами себя, если не умерять благоразумием разгул необузданных желаний. Между тем, материальные обстоятельства заставляли подумать о пополнении иссякающих фамильных фондов, и, конечно, Дымков охотно, любыми средствами пришел бы друзьям на помощь, но, судя по недавнему разговору с Никанором, отцу и дочери Бамбалски было известно о последствиях, связанных с выпуском кредитных билетов частным образом, помимо государственного казначейства. Речь могла идти лишь о реализуемых из-под полы непронумерованных ценностях, но было унизительно каждый раз по утрам испрашивать у Дымкова ювелирную вещицу на текущие расходы, а сделать сразу хотя бы полугодовой запас – сверх того и опасно: обладание количеством золота или горсткой качественных бриллиантов сближалось в представлениях граждан с хранением взрывчатки на дому. Однако существовали иные, невалютные сокровища на предъявителя, не подверженные биржевым колебаниям, напротив – с нарастающими процентами по мере старения: произведения искусства. Юлия исходила из мысли, что если смертный художник, выходец из трущобы, способен создавать нетленные творения, то у ангелов при условии тренировки и некоторого умственного напряжения должны получаться вовсе блистательные шедевры, в разряде чуда. Она не могла предвидеть, что такой поворот повлечет для нее еще большие разочарования с риском жестокой простуды в самом конце приключения... Для наилучшего усвоения данной проблемы мыслителям предлагается решить заблаговременно – почему так пресен хлеб богача, почему не совратили святого Антония первоклассные прелести адских женщин, почему все обольщения цивилизации не могут заглушить в нас тоски о некоем блаженном прадетстве?
Глава III
Меж тем, приблизился первомайский праздник и с ним одно из двух важнейших в нашем повествовании свиданий. Никанор Шамин вскользь приоткрыл мне, что оба они бросают свет на происхождение всех горестей земных. По невозможности избавиться от них, люди во все времена искали посильного утешения, одни – в примирении ничтожества своего с абсолютным произволом неба, другие – в составлении заумных, наподобие алгебраических уравнений с участием всех знаков наличного философского алфавита; наиболее нетерпеливые пытались рубить питающий зло и лежащий поверху корень материального неравенства по недоступности главных, спрятанных глубоко в почве. Повторность скорбей заставляет некоторых признать их неизбежность, но странно, что всем, со времен Зороастра искавшим их первопричину в якобы задолго до нас происшедшем конфликте двух могущественных противоборствующих сил, не хватало конструктивной догадки нащупать источник самой первопричины, без чего никогда не определиться нам, заплутавшим в безднах мирозданья, не разглядеть просвета впереди. Новизна, хотя бы и на старой канве, сделанного Никанором заключения состояла в том, что, признавая неотвратимость человеческого страданья, он предвидел возможную его конечность – в случае примиренья враждующих сторон на основе одного созревающего варианта, пока содержимого в секрете, но уже обозначившегося в нашей действительности.
Всеобъемлющий иероглиф человеческой истории, составивший сущность Никанорова открытия, магическая по своей емкости формула бытия, заложенная в основе всех вещей логика развития, и, таким образом, манящий венец нашего самопознания будто начертился сам собой у него в уме. Однако если принять его, Шаминское толкование действительно престранного рандеву в доме старо-федосеевского батюшки как некое надкосмическое, по истечении регулярных сроков происходящее противостояние начал (в лице их полномочных представителей, разумеется), то оно неминуемо должно было стать блистательным поединком изощренных умов, обнажающих изнанку бытия. На деле же дискуссия вылилась в профессорский монолог, несовместимый с ученым званием Шатаницкого, без единой ссылки или цитаты для подтверждения приводимых фактов и небезынтересный разве только для вымирающего племени богословов как свидетельское показание участника общеизвестной катастрофы.
Остается под конец кисловатый привкус сомнения, не является ли пресловутый первомайский эпизод со всею его умственной начинкой бессовестным Никаноровым сочинением для осмеяния простонародных святынь, к чему нередко прибегают и пожилые, даже семейные атеисты под предлогом, чтобы трудящимся еще вольготнее стало жить. К сожалению, уже не сохранилось ни современников, ни архивов для проверки впервые публикуемых, так сказать изначальных фактов, меж тем как на них-то и покоится Никанорово открытие, которое, правильно учтенное, позволило бы уберечь потомков, не далее как правнуков, от довольно жестоких, как будет видно, переживаний. Но если так, то за отсутствием Закона Божьего в школьных программах, а в продаже книг на затронутую тематику, тогда откуда же представителю молодого поколения, казалось бы, совершенно стерильного на всякую мистику, стали известны каверзные штучки богословского вольнодумства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220